О перенесении столицы на новое место казаки просили давно. Старочеркасск разросся, все более превращаясь из торгового, портового центра в заштатный городок, постоянно заливаемый наводнениями и паводками. Однако, идея о новой столице донских казаков, воплотилась в жизнь только благодаря энергии и связям М, И. Платова. Собственно, казачий атаман сделал то, что за столетие до него проделал Петр I, чтобы избавиться от давления бояр, перенеся столицу империи из Москвы в новопостроенный Петербург. Тоже совершил и Платов. Так же как и Петр, одной из руководящей его делами, идеей – освобождение от старой казачьей аристократии, чье гнездо (Старый) Черкасск.

Однако, было множество и других причин, которые при беглом взгляде на это событие не особенно заметны. Например, отрыв города от берегов Дона – не просто уход от широкой речной дороги, это переход от господства рыбацкой экономики к земледелию. (Еще Петр, подсекая старинную экономику казачества, запрещал донцам ловить рыбу. Платов переводил хозяйство на «земледельческие рельсы». Отныне Дон живет с «земли и травы» т.е. скотоводство- земледелие, а не «с воды» ) Есть и другие загадки.

Декларируя новую казачью столицу, как место для отдохновения заслуженных воинов, как город усадеб с комфортабельными, по тем временам, домами, утопающими в садах, с внутренними двориками и беломраморными фонтанами в них, Платов строил нечто иное. С точки зрения военной, Новочеркасск представлял собою весьма серьезное укрепление. Причем укрепление нового времени, без крепостных стен, но с одной ведущей в город дорогой, причем, по дамбе и территорией вокруг поселения, которая легко затоплялась и превращалась в непроходимое болото. Эта единственная дорога и все вокруг города хорошо простреливалось, поскольку Новочеркасск на горе. «Построил Платов город на горе, казакам на горе!» – известное на Дону присловье.

      Ну, это ведь, необходимо! Угроза набегов на станицы с Кавказа и из Заволжья все еще существовала. Разумеется! Но Новочеркасск изначально был готов к обороне при нападениях со всех сторон! В том числе и со стороны России!

Не прост был «Вихрь – атаман», и при гениальном умении изображать простецкого малого, «косак ля рус», который только что и делает, что «крутит кольцами усы, пьет кизлярку на задумной укушетке», в общем, «мужественный старик» из Левши Н. Лескова, Платов никогда таким не был. При, как теперь говорят, «имидже» человека из народа, что сильно импонировало основной массе казаков, Платов – из новой элиты, смертельно враждовавшей со старой донской аристократией, ненавидевшей ее, но нуждавшейся в ее поддержке или хотя бы признании. Верный пес Империи, «слуга царю, отец солдатам», Родиной то он, по старинному казачьему обычаю, считал только Дон! И строил новый город так, чтобы, случись беда, от имперских войск отмахаться.

Платов – великий артист, человек изощренного не только воинского, но и дворцового ума, который в придворных интригах плавал, как рыба в воде. Будь он другим – не сделал бы одной саблей да верностью присяге, головокружительной карьеры. Будь он другим – не приобрел бы он посмертной славы среди казаков, все помнивших, но многое ему простивших.

Так что же, так его никто и «не раскусил»? Был не меньший интриган, карьерист и военный гений, который понимал Платова и, похоже, терпеть его не мог – М.И. Кутузов. Они, на мой взгляд, как – то похожи – один изображал черноземную простоту, другой – немощность старца, а друг друга видели насквозь! Доказательства? Платов от Кутузова не получил ни одной награды! А кроме итого был один эпизод в знаменитом Бородинском сражении, которое историки стараются обходить молчанием.

При изучении пристальном событий тех дней, бросается в глаза, что легкая кавалерия и казаки проявили себе только в рейде Уварова при обходном маневре французской армии, когда своей вылазкой задержали наступление французов на два часа. Дело, разумеется блистательное, но это все, ничего больше…

Да как же было устоять легкой кавалерии против кирасир? Это разговор отдельный.       Эпизод же, о коем мы говорим, очень характерен. Французы в числе 30 тысяч кавалерии намеревались ударом с фланга по оврагу зайти русской армии в тыл. В овраге стояли 6 тысяч казаков под командой Платова. Узнав о готовящейся атаке французской конницы, Кутузов приказал казакам нанести упреждающий удар, то есть выйдя из оврага атаковать самим. Дальше произошло поразительное! Вернувшийся в ставку посланец, в ужасе сообщил ,что и приказа то отдать не смог – Платов – пьяный и все офицеры тоже! Чуть с коней не падают. Атаковать не могут.

О том , что Кутузов, понял суть происшедшего, свидетельствует то, что, скрепя сердце, он оставил это явное воинское преступление атамана без последствий.

Ларчик просто открывается! Французы, выстроившиеся у оврага, видели стоявших в нем казаков, но сколько их не знали. Авиационной разведки тогда не было, хотя французы уже и пользовались с этой целью воздушными шарами – монгольфьерами.

Чтобы атаковать казаков в овраге, они должны были выстроиться колонной, стало бы потерять все преимущества численного превосходства, а свалка в овраге «закупорила» бы его как пробка. Они так и простояли не решаясь атаковать.

А вот если бы казаки выступили, согласно приказу, на равнину, если бы французы увидели – сколько их, кирасиры раздавили бы все казачьих шесть тысяч, как паровой каток лягушку. Казаков бы смела стальная лавина тяжелой кавалерии. Конечно, это заняло бы некоторое время! Конечно, казаки бы, как всегда , «покрыли себя неувядаемой славой». Возможно, пока французы их уничтожали, подтянулись бы какие то резервы и не дали французам выйти русским в тыл… Но Платов посчитал, что лучше, вообще, обойтись без резни. Задачу – то он выполнил – французов в тылы не допустил, а главное, – казаков сберег!

Что для Кутузова шесть тысяч потерь иррегулярного войска! Мобилизационные ресурсы России тогда, в сравнении с Францией, неисчерпаемы. Под ружьем стоял один из 43 годных к службе рекрутов! «Чего их беречь – бабы новых нарожают!»

Для донских же казаков, коих тотальная мобилизация вымела из станиц, всех поголовно, когда в одном стою стояли отец, дед и внук и набиралось их не более 60 тысяч – 6 тысяч это каждый десятый! Да ведь еще при Платове в тот день стояли лучшие! Вот и «не дал батька атаман в трату своих детушек!» – потому и памятник ему стоит, и Новочеркасском соборе его каждодневно поминают!

Читая о Платове, мы как то все время упускаем из виду, что как всякий живой человек он менялся на протяжении жизни, и Платов под Измаилом уже только смутно проглядывает в Платове, вернувшимся из Парижа в Новочеркасск Когда кто, увидев на полевом параде, через поредевшие ряды, когда то такой монолитный конницы, идущей стремя в стремя, так плотно, что, как поется в песне, «пыль не смела подняться до лиц казаков», широкую и пустынную донскую степь, пал на колени и закричал, рыдая, «Господи, что я наделал! Прости, Батюшка, Тихий Дон!»

Платов, который за три года, успел прожить еще одну жизнь, ведь куда не посмотри – конные заводы – Платов, гимназии – Платов, богадельни – Платов, больницы – Платов! – совсем другой человек, чем тот «доблестный забавник» из дворцовых исторических анекдотов, и даже совсем не тот, с лубочных картинок, кто с обнаженной саблей летел впереди, полков, гоня супостата, ища славы!

Кстати, о славе… Умирал он тяжело, мучительно. Рак желудка. В последний день велел принести все награды и подарки. Стали их вынимать из коробок и футляров – ордена, табакерки, усыпанные бриллиантами, золотые кубки и чарки, драгоценные перстни и золоченые сабли… И всего оказалось столько, что покрыло это великолепие весь пол в горнице, где на кушетке лежал умирающий атаман. Глянул он на игру и блеск камней и золота, на блики, плясавшие в изразцах грубки, и сказал, закрываясь шинелью:

– Слава, слава… И на что же ты мне теперь?!

С тем и отошел, окончивши легендарную, и в общем, как и положено герою, трагическую и сложную жизнь «Вихорь-атаман». Трагичной была она и у других атаманов, особенно у тех, кто любил Дон, казаков, желал им счастья, и трудился во благо казачества.

P.S. Да, касательно англичанки, про которую роняя старческую сексуальную слюну, с жадностью и завистью импотента пишет г-н Давыдов, сравнивая его поведение с целомудрием казака Землянухина, искренне завидуя успехам бумагомарак и щелкоперов, пишущих похабель о Екатерине Великой.

Так вот к сведению г-на Давыдова. Платов, в пору его пребывания в Англии, второй раз вдовел, так что в отличии от состоящего в законном венчанном браке, в коем измена – смертный грех, Землянухина, никому зла не делал. Тем более, что по казачьим понятиям, в этом случае «Гульба молодцу не в укор!»

Как сказано у англичанина Редьярда Киплинга: «Мужчине нужна подруга! Бабам этого не понять! А тех, кто понимает – не принято замуж брать!»

Кроме того, какие были у них отношения и что связывало Матвея Ивановича с англичанкой, которая в казачьих сказках об атамане Платове именуется «Барышней Мисой» – не известно. И не следовало бы туда нос совать! Скорее всего, действительно, не «физика», а именно «мораль», ибо вспоминают ее по сю пору со словами благодарности, поскольку грозу гнева вспыльчивого, как все казаки, атамана только она одна могла «утишить» и от многих голов, воздетую над ними атаманскую нагайку, отводила не раз, бесстрашно становясь между атаманом и провинившимся… Да упокоит ее во Царствии Небесном святой Сампсоний странно приемник – молитвенник за всех не православных христиан, коей и была барышня Миса.

А теперь об Иловайском, который, как. утверждает г-н Давыдов, грабил православные церкви и порол по известной казачьей дикости и хамству «газетиров».