Испанская одиссея

Испанская история

Часть 1. Экая безделица…

1983 год. Испания. Приморский городок Сан-Педро. Талассия, оздоровительный бассейн на окраине города. Плотный йодистый запах подогретой морской воды.

Я бреду по гулкому коридору бассейна, разомлев от высокотемпературных процедур. Прямо передо мной из бокового прохода вышаркивает огромный сутулый старик и, покачиваясь, направляется к выходу. Его походка напоминает колыхание шлюпки в волнах на короткой береговой привязи.

По причине хронического безделья (вторую неделю мне не случилось найти хоть какую-то работу) я придумываю себе занятие и беззаботно направляюсь вослед старику.

Как гребцы на двухместном каноэ, мы синхронно движемся по извилистому каньону коридора и через пару минут попадаем в просторный вестибюль.

Мне двадцать лет. Для меня жизнь – щедрая расточительная игра – моя игра. И я играю на выигрыш независимо от окончательного результата!

Старик что-то шепчет консьержке, та улыбается и подаёт конверт. Он вскрывает печатку, пробегает глазами содержание бумаги и вдруг резко оборачивается в мою сторону. Я едва успеваю отвести глаза.

В вестибюле много народа и довольно шумно. По рассеянному взгляду старика я понимаю, что он не замечает моего присутствия, и продолжаю в пол-оборота наблюдать за ним. Мой визави тщательно мнёт бумагу и опускает комок в урну. С минуту стоит, провожая взглядом брошенное письмо, затем расправляет сутулые плечи и решительно направляется к выходу.

Его странные действия только увеличивают кураж преследования. Меня буквально распирает от молодецкого задора и интриги происходящего, ведь я погружаюсь в чужую тайну! «Эх, был бы я писателем! – подумалось мне. – Вот она книга! Судьба вручает мне перо. Пиши!»

… Наше «каноэ» пересекает бурлящую гавань вестибюля, проходит «пороги» витражных входных дверей и оказывается на ступенчатой отмели огромного океана улицы. Я крадусь по-кошачьи метрах в шести от старика. А он всё время прибавляет шаг, будто сбрасывает с сутулых плеч мне под ноги мгновения своей прожитой жизни.

Рискуя вызвать недоуменные взгляды уличных прохожих, я вышагиваю за стариком и всё более любуюсь деталями его забавного экстерьера. Передо мной необыкновенный «исторический» артефакт! Длинные шорты болтаются на худых жилистых ногах, как открепившиеся паруса на двухмачтовой бригантине. Обут он в поношенные кроссовки поверх плотных шерстяных носков. Сутулое, обнажённое до пояса тело исковеркано бесчисленным количеством лилово-коричневых пятен и мозолистых бугорков и напоминает старый морской бакен с налипшими чешуйками устриц, рачков и сухих перевязей морской травы.

Поминутно я спрашиваю себя: «Зачем ты идёшь за ним?» И продолжаю идти, не ожидая ответа…

Часть 2. Старик

Старик вышел за территорию бассейна и направился к бухте. На одном из круговых перекрёстков он опять неожиданно обернулся. Я невольно отвернул голову от его взгляда и тоже посмотрел назад. Возле самой дороги, на балконе старинного особняка мне привиделась молоденькая девушка. Она держала в руках красный невероятно длинный шарф. Девушка непрерывно двигалась, подбрасывала шарф вверх и перебегала с одного края балкона на другой. При этом шарф, как воздушный змей, послушно следовал за ней. Наконец она остановилась, многократно обвязала шарфом тоненькую шею и превратилась в огненный кокон! Мне припомнились строки из учебника начальной мореходки: «Красный свет маяка обозначает левую от безопасного сектора область для приближающихся судов». Знать бы тогда, сколько слёз и человеческого горя произведёт в моей судьбе этот красный ориентир житейского фарватера!

Но сейчас, очарованный танцем милой сеньориты, я стоял, неловко обернув голову назад и совершенно позабыв о старике.

Через какое-то время сквозь шум машин и крики чаек мой слух уловил шарканье его удаляющихся шагов. Звук стёртых подошв почему-то напомнил неприятное поскрипывание песка на зубах. Я отвёл взгляд от балкона и разглядел покатую спину старика далеко впереди, почти у самой бухты. Несоответствие расстояния и отзвука его шагов озадачило меня. Я снова обернулся назад.

Ни старинного особняка, ни девушки на балконе не было в помине. За моей спиной галдел городской рынок, и чёрные размалёванные негры липли к посетителям, как сладкая вата.

С того рокового дня прошло без малого семьдесят лет, но я отлично помню ужас, охвативший меня от внезапной перемены декораций. Однако самым удивительным оказалось не это. Увлечённый игрой в преследование, я не остановился и не стал ломать голову над чудовищной метаморфозой бытия, но беспечно (о, молодость!) вновь поспешил за стариком.

Мы подошли к пирсу. Старик махнул кому-то рукой. Через пару минут напротив нас причалила старенькая двухмачтовая яхта. Судя по облупившейся покраске и канатным скруткам, время службы этой старой посудины давно подошло к концу.

Мой провожатый обогнул парапет и по перекинутому трапу взошёл на палубу.

– Ты идёшь? – обратился ко мне матрос, скручивая канат с оголовка пирса.

Я ловко перепрыгнул ограждение и ступил на дощатый трап вслед старику.

Яхта подхватила парусами порывистый береговой ветер и уверенно легла на курс. Команда принялась выполнять обыкновенную морскую работу.

На меня никто не обращал внимания. В одиночестве я присел на кормовое возвышение и стал разглядывать мускулистые тела матросов. Невнимание команды заставило меня наконец задуматься над тем, что происходит. Сердце начал поддавливать страх перед неопределённостью и, возможно, роковым продолжением невинной шутки. Вот как оборачивается безделье души!

Тем временем яхта, подобно засидевшейся за рукоделием барышне, резво бежала в открытое море. Время от времени она весело приплёскивала палубу бурунами встречных волн и посверкивала в лучах солнца начищенным судовым металликом. Берег же, напротив, плющился и превращался (вместе с моей двадцатилетней биографией) в узкую, едва различимую полоску суши между огромным неподвижным небом и лоснящейся в закатных лучах поверхностью моря.

Я в задумчивости опустил голову на грудь и вскоре уснул прямо на корме, обласканный тёплым попутным ветром и мерными покачиваниями моего нового пристанища…

Часть 3. Держи румпель, парень!

К вечеру погода стала меняться. Сырой колкий бриз разбудил меня. Я попытался встать и тут же повалился обратно на корму при очередном хлёстком ударе волны о борт.

– Эй, челнок, – крикнул матрос с огненно-рыжей копной вьющихся до плеч волос, – тебя кличет хозяин.

Я кое-как поднялся и, качаясь из стороны в сторону, побрёл в центр яхты к капитанской рубке. Цепляясь за канаты и всевозможные выступы судового оборудования, мне не без труда удалось подобраться к металлической двери рубки. Она была распахнута настежь и отчаянно болталась, сообразно качке. Привалившись к двери всем телом, я несколько раз постучал для приличия и, не ожидая ответа (за грохотом волн всё равно никто бы ничего не услышал), шагнул внутрь крохотного, уставленного приборами помещения. Старик в повелительном тоне беседовал с капитаном о предстоящих морских передвижениях. Оба стояли ко мне спиной. Через минуту кэп обернулся и кивком головы приветствовал меня. Старик, не оглядываясь, проворчал:

– Кого там носит?

Неожиданно для самого себя я ответил так:

– Хозяин, ты звал меня.

В ответ старик ухмыльнулся и прошамкал съеденной нижней челюстью:

– Ну-ну.

Шестое чувство мне подсказало, что этим «ну-ну» я только что оказался зачислен в судовую команду.

– Эй, парень, рулить умеешь? – рассмеялся кэп. – Нет? Ну и лады, держи румпель прямо на волну и не сс…

Меня подмывало съёрничать и высказать кэпу витиеватую благодарность «за оказанную честь», но он уже отвернулся и продолжил разговор со стариком, очевидно, хозяином яхты.

Часть 4. Знакомство

Часа через полтора вкруг капитанской рубки собралась в полном составе команда. Кроме старика, кэпа и рыжего матроса, ещё два на вид отпетых морских волка, одетые в просоленные тельняшки, замыкали странное корабельное сообщество.

– Как зовут? – спросил меня кэп, стоя за спиной хозяина, развалившегося на единственном судовом стуле, привинченном к крепёжным вертикалям рубки.

– Огюст, – ответил я.

– Ты шёл за мной, – вдруг прошепелявил старик, и все в рубке уставились на меня, – зачем?

– Просто, – ответил я, не зная, что следует к этому прибавить.

– Просто? – усмехнулся старик. – Просто ничего не бывает. Я вёл тебя, мальчик.

Рыжий матрос поднёс старику кальян. Старик сделал затяжку, закрыл глаза и, казалось, отключился от происходящего.

– Это мои товарищи, – продолжил он через пару минут, указывая рукой на собравшихся вокруг матросов, – они свидетели моей долгой жизни. По глазам вижу, тебе не терпится разгадать, что всё это значит? – старик ещё раз и как-то особенно печально усмехнулся. – Скоро всё узнаешь. А теперь спать. Вахтенные – Филипп и Васса.

Яхта мерно покачивалась в волнах. Попривыкнув к качке, я вполне сносно устроился на жёсткой кормовой поперечине, отведённой мне для сна. Я лежал на спине, положив под голову канатную скрутку, и смотрел на звёзды. Серебристые горошины посверкивали в чёрном бархате неба, как бесчисленный песок на отмели в лунную ночь. Звёзды казались настолько рядом, что пару раз я невольно протянул к ним руку.

Сон поелику сморил меня. На этот раз я уснул спокойно и легко, доверив свою судьбу новым биографическим обстоятельствам.

Часть 5. Пробуждение

Разбудил меня яркий солнечный луч, брызнув в расщелину растянутых в небе парусин. Я открыл глаза и увидел над собой физиономию капитана.

– Господин Огюст, – кэп склонился надо мной, как изъеденный морскими течениями знак вопроса, – как почивали?

– Спасибо, хорошо, – ответил я, немало удивлённый его вниманием.

– Завтрак готов! – гаркнул один из матросов, подбегая ко мне с подносом, полным разнообразной морской всячины. У подноса были загнуты края, чтобы при качке горшочки с кушаньями не падали «за борт».

– Спасибо. – ещё раз ответил я, стараясь скрыть удивление перед весьма странным вниманием к моей персоне.

Пока я завтракал, матрос мерно раскачивался надо мной в такт движениям яхты. Я заметил, что при любом положении тела он держал поднос строго горизонтально.

Окончив завтрак и отпустив матроса, я огляделся. Первое, что мне показалось странным, – это отсутствие старика. Я несколько раз внимательно обшарил глазами палубу, но старика действительно нигде не было. На яхте деловито совершалась обыкновенная морская работа.

Я подошёл к капитану.

– А где старик?

– Какой старик, господин Огюст? – ответил кэп вопросом на вопрос.

Я хотел продолжить дознание и вдруг запнулся. В голове мелькнула мысль о том, что роль старика в «этом спектакле на водах», судя по изменившемуся отношению команды, каким-то непонятным образом перешла ко мне. Его же самого нет и быть не может, потому что теперь есть. я.

Мой взгляд больше не искал старика за судовыми выступами и нагромождениями. Я внимательно всматривался в лица матросов. И каждый из них, когда наши глаза встречались, склонял голову в знак послушания моей ещё не высказанной воле.

Я перешёл в капитанскую рубку и присел в углу на тот самый стул, на котором ещё вчера восседал старик.

В голове отчаянно пульсировала кровь. Необходимо было сосредоточиться и обдумать моё новое положение и тактику общения с командой.

«Переубеждать их нет никакого смысла. Единственное, что могло бы убедить команду, это присутствие старика, но его нет!» Я вспомнил, как старикан смотрел на меня, когда вместе с матросами я покидал капитанскую рубку, исполняя его же приказ о немедленном отбое. Мне тогда показалось, что он глазами умолял меня остаться, словно говорил: «Стой же, я ещё не нагляделся на тебя! Побудь рядом…» Но я вышел, и старик не остановил меня.

– Господин Огюст, фарватер, предложенный вами вчера, слишком сложен даже для такого маневренного судна, как наше. Мы правим на шлейф, где мелководные каменистые пороги могут повредить корпус и создать нам определённые трудности. Прикажете не менять курс?

«Зачем он это сделал? – подумал я, понимая, что решение о порожистом фарватере было принято стариком осознанно. – Этой ночью закончилось его время, он успел передать мне права на собственную жизнь, но, похоже, не успел вложить в своё таинственное послесловие самое главное – желание жить!

– Нет, кэп, мы меняем курс на обратный. Возвращаемся в порт! – объявил я как можно более твёрдым голосом.

Предупреждая лишние вопросы и, не дай бог, возражения, я вышел из капитанской рубки, «вельможно» указав кэпу на штурвал, а рыжему верзиле на румпель.

Начался прилив, движение воды увеличило без того предельную скорость хода. Через три с половиной часа перед нами забрезжил тонкий горизонтальный силуэт берега. Ещё через час мы вошли в гавань Сан-Педро и причалили к пирсу набережной. Как только швартовый канат был наброшен на оголовок кнехта, я поспешил на берег.

Часть 6. Катрин

Представьте изумление, которое мне довелось испытать на берегу, как только я вышел на набережную. Вместо крикливого и суматошного туристического Сан-Педро моих родных 90-х годов, передо мной, как в сферическом кинозале, предстал портовый городок давно ушедшего времени…

Чопорные особняки, мелкие киоски и журнальные тумбы, экипажи и фасоны платьев горожан походили на бытовые зарисовки первого десятилетия двадцатого века. Высокие жёсткие воротники, широкие шляпы и причёски в стиле девушек Гибсона, худые, спортивные силуэты и однобортные костюмы мужчин – всё это давным-давно вышло из моды и многократно забыто ею. Однако визуальная реконструкция быта столетней давности была выполнена весьма убедительно. «Наверное, – подумал я, – за время моего плавания в городе что-то изменилось, и на набережной прямо сейчас снимается какой-то исторический фильм».