Цитаты из книги «Вдовий плат (адаптирована под iPad)»

Настасья глядела то в правое оконце, то в левое, и становилось ей всё тревожней. Москва была по всем статьям хуже Новгорода, однако же чувствовалось, что это – Столица, средоточие силы, и из чего складывалось такое чувство, стало ясно не сразу. Здесь жизни больше, вдруг поняла боярыня. В Новгороде все неспешные, большинство шатаются праздно – себя показать, на людей поглазеть, да разнюхать, нет ли какой потехи. А тут не ходят – снуют. И кругом кипят работы: в одном месте рубят, в другом тащат огромные бревна, в самой середине Кремля торчат леса – строят что-то большое, каменное. И очень много оружных людей. Будто война или к походу готовятся. Мимо проскакал один конный отряд, вскоре другой. Пронеслась куда-то рысью татарская полусотня. С криком «Пади! Государево дело!» летел наметом гонец в багряном великокняжеском кафтане. «Быстро живут, – подумала Григориева, хмурясь. – Быстрее нашего. Не обогнали бы…»

Что ж, так оно всегда бывает: что одному радость – другому горе, теми дровами топится печка жизни.

Второе правило обращения со слабыми: хлестнул кнутом – дай лизнуть сахарку. Раскрыв мешочек, Настасья медленно высыпала блестящие золотые кружки с чеканными корабликами.

Пустили ответную грязнуху – вроде глупую, из воздуха состряпанную, а, оказалось, очень полезную. В грязнухе что главное? Чтоб ее нельзя было опровергнуть и было интересно пересказывать. Тогда шептунам достаточно начать, а дальше сплетня расползется сама. Грязнуха – и смех, и грех – была такая. Будто бы кто-то из ананьинских слуг подглядел, чем Аникита тешится с женой-псковитянкой в опочивальне. Боярин-де надевает на голову уздечку, на спину – седло, встает на четверни, а боярыня сверху садится, мужа плеткой по гузну охаживает, а он ржет по-лошадиному. Изосим говорил: чем дичее слух, тем больше верят. А хоть бы и не верили – все равно разнесут. И верно. Недели не прошло, а уже не только Неревский конец – весь Новгород спорил, правда про узду с плеткой или нет. На последней руготе, когда Ананьин начал верх брать, свои крикуны давай в толпе по-лошадиному заливаться: иго-го, иго-го! Ананьин сбился, в толпе хохот. А после говорили: засмущался – значит, дым не без огня.

Толпе, ей умные речи не нужны, она в смысл не вникает, она глядит, кто сокол, а кто куренок щипаный.

Марфины псы его в клочки разорвут! Из-за угла зарежут! – Не зарежут, – уверенно сказала Каменная. – Он ныне на весь Новгород герой. А герои знаешь чем хороши? Их охранять не нужно. Потому что мертвый герой для врагов еще страшнее живого. Случись что теперь с Ярославом – все на Марфу подумают.

Внучка у меня будет. Или внук. Понесла Олена от Юраши. Три месяца уже. Шелковая взвизгнула, кинулась подруге на шею, обдав запахом молока и ароматных трав. На голубых ясных глазах выступили слезы – они у Ефимии всегда были близко. – Вот оно, что в жизни-то главное! Прочее – пыль на ветру! Ах, рада я за тебя! Как рада! – Да. – Настасья плакать не умела, да и улыбаться не очень, поэтому лицо у нее будто заколыхалось. – Есть для кого постараться. И жить мне теперь надо долго. Лет двадцать еще, а хорошо бы и двадцать пять.

Получалось, что верх сегодня все же взяла Борецкая. Пришла с готовым выдвиженцем – очень сильным, что уж тут перечить. И теперь, прямо с сегодняшнего дня, Марфины подручники – крикуны с шептальниками – начнут по всем концам уговаривать народ. На выборах кто раньше приступил к улещиванию, кто лучше подготовился, тот и побеждает. Всегда так.

Главное же вот что: когда Новгород, Псков и Литва вместе встанут… – Марфа захлебнулась от чувства. – …Москва будет нам нестрашна. Мы ее к татарам ототрем, пускай с ними живет. Сами же воскресим Русь прежнюю, настоящую, исконную – от Новгорода до Киева! – Киев-то литовский, – с сомнением произнес настоятель Святой Софии. – Не попасть бы нам из огня да в полымя – от Ивана Московского к Казимиру Литовскому.

А скажи мне, Василий Васильевич, чем Москва нас сильнее? Он задумался, покряхтел – мыслить вслух старому вояке было непривычно. – Большим войском, привычным к бою… Единой волей… Низовским холопством: как Иван велит, так все и сделают, никто не заперечит. А у нас тут как пойдет говорильня…