Интересно, что этот кодекс выглядит менее жестоким, чем большинство европейских аналогов позднего Средневековья. Правда, появилась смертная казнь, совершенно отсутствовавшая в домонгольской «Русской правде», но смерти предавали только убийц, изменников, поджигателей и «ведомых лихих людей», то есть рецидивистов. В обиход уголовного разбирательства вводится пытка, но применять ее разрешается лишь при наличии серьезных улик. Сохраняется древний обычай в сомнительных случаях устраивать «судебный поединок» – Бог-де укажет, кто прав, а кто виноват.
Раз образовалось государство, не могла не появиться и новая категория преступлений: антигосударственные. Они рассматривались как самые тяжелые и карались казнью. К злодеяниям этого рода относились измена и святотатство, то есть покушение на власть земного и небесного владык.
Социальные изменения
Единый порядок, твердая власть, прекращение татарских набегов и междоусобных войн – все эти факторы благоприятно сказались на жизни населения. Происходило формирование великорусской нации, которая уже не могла существовать в прежней системе общественных отношений, пригодной для раздробленной страны, но не для централизованной монархии. Новая реальность требовала перестройки всей социальной пирамиды. Не в последнюю очередь это объяснялось просто тем, что народ стал большим, его численность очень увеличилась.
Установить, сколько людей жило в Московском государстве к концу правления Ивана III, не так-то просто. Мы лучше представляем себе данные предыдущего, ордынского периода, потому что татарские ханы проводили на оккупированных территориях переписи. Попытка пересчитать подданных на Руси будет предпринята вновь лишь в середине XVI века, но к тому времени размеры страны существенно изменятся. Реконструировать вероятную численность населения во времена Ивана III возможно лишь при помощи исторической демографии, которая делает приблизительную правдоподобную оценку, оперируя целым набором косвенных сведений и логических допущений.Размеры страны были огромны, но эти просторы в основном пустовали. Иностранных путешественников поражало, что на длинных дистанциях, иногда несколько дней кряду, им не встречалось ни одной деревни. А между тем время было относительно спокойное – лишь один большой неурожай (в 1485 году), мало эпидемий и кровавых войн. Единственным регионом, где, вероятно, несколько сократилось население, была Новгородчина, однако многих тамошних жителей переселили в другие области.Историк-демограф Борис Урланис в первой половине XX века произвел расчеты, согласно которым получилось, что в Московском государстве 1500 года должно было обитать примерно шесть миллионов человек. Много это или мало?Во всей Европе тогда жило около 90 миллионов. Плотнее всего были населены Италия (ок. 12 миллионов), Германия (ок. 11 миллионов), Франция (ок. 13 миллионов), однако первые два региона не в счет, поскольку они представляли собой конгломерат маленьких и средних государств. Держава Ивана III, вероятно входила в первую европейскую тройку, вровень с Испанией, и была раза в два населеннее Англии, где тоже как раз завершались централизационные процессы. Во «второй» Руси, Литовском княжестве, в конце XV века, вероятно, проживало 4–5 миллионов человек, по меньше мере три четверти которых были русославянского происхождения.
Для управления большой страной прежде всего нужно было произвести реформу правящего сословия, опоры престола. Боярство тут не годилось. Во-первых, оно было слишком малочисленно (по оценке В. Ключевского, не более 200 семей); во-вторых, его притязания и традиционные права не соответствовали системе абсолютной монархии, которую кропотливо строил Иван III.
Мешало еще и то, что внутри аристократии существовала сложная и запутанная иерархия, в которой каждый имел строго определенный статус и получал должность согласно родовитости. Знать делилась на разряды. Высшую ступень занимали потомки русских и литовских великих князей; затем шли потомки независимых и удельных князей; затем – потомки исконных московских бояр; затем – потомки немосковских бояр. Постоянно возникали ссоры и тяжбы из-за того, кто какую занимает ступеньку, но еще печальней было то, что даровитый, но «худородный» воевода или администратор никогда не находился на первых ролях, закрепленных за отпрысками «великих родов».
Это явление, именуемое «местничеством», будет больной проблемой московского государства на протяжении долгого времени. Иван III и не пытался сломать перегородки внутри боярства – этим он лишь антагонизировал бы элиту. Государь действовал иначе – обстоятельнее и капитальнее. Не разрушая прежний «управленческий» класс, он начал создавать под ним новый, более удобный для самодержавной системы.
Внутри административного аппарата появились уже поминавшиеся дьяки – толковые, но неродовитые работники, из которых начала возникать бюрократия. Но этого было недостаточно. Централизованное государство для сбалансированности нуждалось в многочисленном и сильном сословии, которое всем, что у него есть, было бы обязано монарху. Так зародилось русское дворянство.
У некоторых историков, руководствовавшихся «классовой теорией», можно прочитать, что московские государи создали поместное дворянство чуть ли не специально для того, чтобы избавиться от боярства, но это, конечно, не так. Никто из последующих монархов, даже Иван Грозный, не собирался искоренять бояр, которые продолжали оставаться важной и нужной государственной инстанцией.
Главным мотивом для ускоренного формирования дворянства стала потребность централизованного государства в централизованных вооруженных силах.
До Ивана III понятия общенациональной армии не существовало. У великого князя была собственная относительно небольшая дружина, к которой во время войны присоединялись отряды удельных князей и бояр, а также полки вассальных татарских царевичей.
Эта мобилизационная система была неповоротлива, ненадежна и довольно опасна, как продемонстрировал мятеж государевых братьев накануне ордынского нашествия 1480 года. Единственным источником военной мощи в новой стране могла быть только верховная власть.
Главная трудность, разумеется, заключалась в расходах. Идея постоянной регулярной армии, которая целиком содержится на средства казны, в ту пору казалась странной. Зачем все время платить огромные деньги за то, что понадобится лишь во время войны? Европейские государства предпочитали пользоваться услугами наемников, то набирая их, то распуская. Иван III поступил мудрее. Он дал в пользование каждому воину по наделу земли, чтобы тот кормился сам, а взамен по первому зову являлся бы на службу полностью снаряженным и, если надел велик, с несколькими «боевыми холопами». В сущности, это была не армия, а полупрофессиональное воинское ополчение, которое мобилизовалось по принципу, заведенному еще Чингисханом.
Такую роскошь как большое войско Иван Васильевич мог себе позволить лишь потому, что в результате перекройки русских территорий у казны образовался огромный фонд государственных земель. Все владения, отобранные у удельных князей, все обширные угодья разгромленной Новгородской республики (около миллиона гектаров пахотной земли) перешли в собственность великого государя, так что ему было куда «поместить» своих военных слуг – их стали называть «поместниками», а затем «помещиками». Земля давалась им не в личную собственность, а на время службы и передавалась по наследству, только если следующее поколение продолжало исполнять свои обязанности по отношению к государству.
Дворяне получали в среднем по 20–30 «сох» (так обычно назывался участок, который могло обрабатывать одно крестьянское семейство). Земледельцы платили своему помещику оброк, которого хватало, чтобы в случае призыва дворянин являлся на службу в доспехах и на боевом коне. Такая военно-мобилизационная система, с незначительными модификациями, просуществует вплоть до эпохи Петра I.
Во времена Ивана III дворянство было еще не слишком многочисленным: сначала несколько тысяч, потом несколько десятков тысяч человек, но это сословие быстро росло и крепло. Образовалось оно первоначально из так называемых «детей боярских» – потомков боярских родов, которые обнищали в результате постоянного деления вотчин между наследниками; из великокняжеских, княжеских и боярских слуг; наконец, из простолюдинов, отличившихся на военной или гражданской службе.
Смотр служилых людей. С. Иванов
Изменения начали происходить и в основной массе народа, который (по расчету Г. Вернадского) в ту эпоху на 95 % состоял из крестьянства, поскольку городов в стране было мало и они, за исключением Москвы и Новгорода, были невелики. Крошечными были и большинство деревень – собственно, даже и не деревень, а семейных хуторов. Соловьев пишет, основываясь на данных сохранившейся писцовой книги XV века: «Сел и селец с народонаселением от 15 до 120 душ встречаем очень мало; деревень с народонаселением от 7 до 15 и свыше душ также очень мало; обыкновенно деревни состоят из 1, 2, 3, 4 дворов с 1, 2, 3, 4 душами». («Душой» называли работника мужского пола, женщины в счет не шли). Эти крестьяне были лично свободны и, как правило, владели своими наделами. Они платили подати казне, а если жили на земле, принадлежавшей боярину, помещику или церкви, то оплачивали эту аренду своим трудом или оброком. Если условия крестьянина не устраивали, он мог перейти на другое место, и многие это делали, в том числе и собственники наделов. Земли было много, и особенной ценности на Руси она не представляла.
Отдельную социальную группу составляли холопы. Лично несвободные и бесправные, они принадлежали боярам и никуда уйти не могли, а если пускались в бега, то их ловили и возвращали обратно.
В неспокойные времена татарских набегов и княжеских междоусобиц крестьяне часто переходили с места на место, от одного землевладельца к другому или же подальше от бояр, в свободные края, благо было куда.
С такой мобильностью податного населения централизованное государство, конечно, мириться не могло. К тому же блуждания землепашцев разоряли бояр и помещиков. С подчинением всех великорусских земель одному правительству, крестьянам и беглым холопам деться от государства стало некуда. Власть получила возможность контролировать миграцию и не замедлила этим воспользоваться.
Одной из главных статей Судебника 1497 года было ограничение крестьянской свободы перемещения. Она пока не отменялась вовсе, но ограничивалась неделей до и после Юрьева дня (26 ноября). К этому времени все осенние работы уже заканчивались, и уход работников наносил землевладельцу наименьший ущерб. Кроме того, перед переселением крестьянин был обязан рассчитаться по всем задолженностям и заплатить господину «пожилое» – своего рода благодарность за то, что пожил в его владениях. Сумма была немаленькой: до рубля (в то время – условная счетная единица, состоявшая из 200 серебряных монет-«денег»).
Это был лишь первый шаг к закрепощению основной массы населения, но весьма существенный. И всё же к концу правления Ивана III ситуация сложилась странная: крестьяне были свободнее аристократов или дворян – те не имели и двухнедельной отдушины, когда можно было бы куда-то уйти. Самодержавное государство укреплялось сверху вниз.
Как уже было сказано, ограничение текучести населения было в первую очередь вызвано необходимостью взимания налогов. В правление Ивана III была проведена огромная работа по разделению всей страны на единицы налогообложения – «сохи». Размер «сохи» варьировался в зависимости от плодородия почвы: на скудных землях это могло быть и несколько дворов. Горожане, вовсе не возделывавшие землю, тоже делились на эти фискальные ячейки по доходам или количеству домов.
С этого момента на Руси возникает понятие более или менее прогнозируемого государственного бюджета. Помимо податей он складывался из многочисленных пошлин и сборов от торговли.
Структура русской торговли в это время тоже меняется. С одной стороны, оживляется внутренний товарообмен между областями – из-за долгого мира и отмены таможенных барьеров между княжествами. Появляются первые ярмарки, описание которых можно встретить у иностранных путешественников.
Вместе с тем внешняя торговля, кажется, приходит в некоторый упадок по сравнению с ордынскими временами. Татарские ханы покровительствовали купцам и позволяли Руси вести выгодный торг с восточными странами. Теперь эти маршруты в значительной степени нарушились, а новые, европейские, пока еще не наладились – в особенности после того, как Иван III разорвал новгородско-ганзейские связи.
Русский экспорт оставался всё тем же. Во-первых, конечно, пушнина – товар поистине стратегического значения, вроде нынешних нефти и газа, поскольку всякий мало-мальски обеспеченный житель Западной Европы в ту эпоху должен был носить меха, свидетельство статуса. Самым дешевым мехом считался беличий, его вывозили до полумиллиона шкурок в год; самым дорогим – горностай и соболь. А. Хорошкевич пишет, что в некий год начала XVI века Русь поставила на европейские рынки 60 сороков соболя и 227 сороков горностая (считали связками по сорок шкурок). Во-вторых, вывозили воск для свечей. В-третьих, ворвань и «рыбий зуб» с Северного моря. Ничего промышленного во времена Ивана III страна на экспорт, кажется, еще не производила; русские лен, пенька, кожи, сало, поташ станут известны в Европе несколько позднее.
Из товаров первой необходимости импортировали главным образом суконные и хлопчатобумажные ткани, писчую бумагу, а также соль, которой вечно не хватало. Кроме того, русские купцы везли из Астрахани, Крыма и Европы разные дорогие товары: специи, украшения, оружие, шелк, парчу, сладости, сыры и вина, но покупателей, которые могли позволить себе такую роскошь, было немного.
Иностранные мастера
Новой и несомненно самой важной «статьей ввоза» в эпоху Ивана III стал, выражаясь по-современному, импорт мозгов и технологий. Прижимистый Иван Васильевич не скупился, когда нужно было заманить в Москву опытных чужеземных специалистов самого разного профиля – их активно нанимали в Европе московские посланники.
Времена, когда Азия лидировала в военном, научном, технологическом и культурном отношении, уходили в прошлое. Теперь авангардом цивилизации становилась Европа – прежде всего Италия, расцветшая в эпоху Возрождения. Русь же за века ордынского владычества сильно отстала и находилась даже на более низком уровне развития, чем в XIII веке. Многие ремесла и навыки, освоенные древними мастерами, теперь были забыты.
Неизвестно, испытывал ли Иван III интерес к каким-то сферам культуры, кроме зодчества, но к техническим новшествам – несомненно. Государь очень ясно понимал, что его страна отстает от Европы во многих отношениях, и хотел сократить разрыв. Именно с этого – постоянного, жадного желания перенять всё полезное у Европы – то есть с психологической переориентации, и начинается медленный дрейф Руси из условной Азии в столь же условную Европу. Если бы лучших мастеров Москве могла предоставлять Турция, Русь, вероятно, так и осталась бы азиатской страной.
Первый толчок к рекрутированию иностранцев дал брак на римлянке Зое Палеолог. Ее сопровождала большая свита, состоявшая из греков и итальянцев, да и в дальнейшем, уже став Софьей Фоминишной, государыня всячески поощряла «итальянизацию» великокняжеской резиденции.
Всякая тоталитарная власть, особенно только что установившаяся, покровительствует архитектуре. Пышность построек наглядно демонстрирует мощь монарха и незыблемость его династии. Иван III, придававший большое значение возвышению своего престижа и величию государева звания, превратил Кремль из деревянного городка, обнесенного сильно обветшавшими каменными стенами, в великолепный архитектурный ансамбль.
Стены и башни были перестроены, заменены более мощными. Между рекой Москвой и рекой Неглинной проложили широкий ров, выложенный камнем. От стен до ближайших домов было расчищено пространство шириной более чем в 200 метров – не столько мера безопасности (во время вражеского нашествия посады все равно сжигали), сколько зримое обособление вместилища Верховной Власти.
Еще разительнее были перемены внутри Кремля.
Прежние московские государи жили попросту, не заботясь о пышности. Она, пожалуй, была даже небезопасна, поскольку могла побудить Орду увеличить дань. В тех условиях было выгоднее прибедняться. Отец Ивана жил и умер в ветхом и тесном деревянном тереме (правда, он был слеп и все равно не мог наслаждаться красотами). Однако начинать полагалось не с государева дома, а с Господнего. В замке имелся каменный собор Ивана Калиты, но бедный, неладно сложенный и полуразвалившийся. Для главного храма большой страны такой не годился. Одновременно с покорением Новгорода, то есть с фактическим объединением Руси, начинается строительство величественного Успенского собора.
Московский Кремль при Иване III. А. Васнецов.
История этого строительства примечательна. В 1472 году наняли двух московских зодчих, Кривцова и Мышкина. Мастерам было велено построить что-нибудь вроде владимирского Успенского собора. Они бодро разобрали старый храм и два года возводили новый, а на третий он взял и развалился (известь оказалась «не клеевита»). Увы, «каменная наука» на Руси подзабылась.Хотели поручить дело псковичам, потому что в Пскове неплохо строили из камня, но решили не рисковать и отправили в Италию посланника подыскать хорошего архитектора. Болонец Аристотель Фиорованти, в то время работавший в Венеции, польстился на баснословное жалованье (десять рублей в месяц) и отправился в далекую страну с сыном Андреа и учеником Пьетро.С недостроенными стенами фрязин (так на Руси звали итальянцев) иметь дело не пожелал и велел расчистить площадку. Съездил во Владимир. Тамошний собор XII века Аристотелю очень понравился. Фиорованти отказывался верить, что его строили не итальянцы. Талант зодчего проявился в том, что он сумел ухватить и воссоздать «русскость» православного храма. Торжественный и в то же время простой контур Успенского собора напоминает домонгольскую архитектуру.Фиорованти научил русских делать прочные кирпичи и густой раствор, соорудил подъемник (раньше камни тянули наверх вручную). Работа закипела. Всего за четыре года – невероятная быстрота и по итальянским меркам – собор был построен. Его освятили в 1479 году. Правда, доверив иноземцам строить «тело» храма, его «душу», то есть иконопись русские оставили за собой. Так оно происходило и в дальнейшем. К иконописному делу и росписи храмов допускали только отечественных художников или православных греков.Свое щедрое жалованье Аристотель Фиорованти отработал с лихвой. Истинный человек Ренессанса, он умел очень многое: кроме зодчества, итальянец владел искусством колокольного литья, делал пушки, чеканил монету.
Успенский собор в Кремле
Конец ознакомительного фрагмента.
О проекте
О подписке