Барон вспомнил о бокале, решительно опустошил его и вновь наполнил. Брэд понимал, что лучше всего было бы тотчас же оставить этот ресторан и поговорить с бароном где-нибудь на свежем воздухе. Или хотя бы просто помолчать, но вне этого зала. Однако и в этом случае заказывал музыку не он.

– Вы прибыли сюда для участия в экспедиции барона фон Риттера? Так? – Несмотря на выдержанную бароном длительную паузу речь его не стала ни спокойнее, ни деликатнее в выражениях. Наоборот, она стала осмысленнее, а потому еще более угрожающей. – Замечу, что вы сами раструбили об этом в нескольких интервью перед посадкой на судно. У меня есть сообщение из посольства Германии в Штатах.

– Не отрицаю, какие-то интервью должны были появиться, правда, я их пока что не видел.

– Зато я видел! И не только я. Поэтому требую, чтобы вы сдержали свое слово и отправились со мной в Антарктиду. И, если только вы человек слова, а не политический интриган, вы пройдете этот путь к глубинам Антарктиды и к вершинам славы вместе со мной! Или к бездне гибели – возможно и такое. Но тоже вместе со мной. И до конца.

– Видите ли, барон, я уже говорил вам, что, отправляясь сюда, я сказал себе: сначала следует осмотреться, а уж затем принимать окончательное решение, – напомнил он начальнику экспедиции.

– До отхода судна осталось семь дней. Я не могу допустить, чтобы вы охаивали мою экспедицию где-нибудь за пределами Германии, скажем, в Дании или Швеции, не говоря уже о США.

– Вчера меня уже атаковали иностранные журналисты, однако я не сказал ничего такого…

– Потому что опасаетесь. Здесь пока что опасаетесь. Я же веду речь о вашем поведении за рубежами Германии. В некоторых спецслужбах меня и так обвиняют, что я слишком необдуманно пригласил в экспедицию американца.

– Мне так не показалось, – слова барона задели Брэда за живое. – За этим приглашением стоял трезвый расчет. Причем не только ваш, личный.

– Да, и расчет – тоже. Поймите вы, – еще ниже наклонился к столу фон Риттер, – для меня очень важно осуществить эту экспедицию. Когда еще и в какой стране государство брало на себя организацию подобных экспедиций, с таким мощным техническим оснащением и такими финансовыми затратами? У нас будет даже гидросамолет с фото– и кинокамерами. Это вам не санки тащить, с лямкой на собственном плече. И я не позволю…

Барон вновь взялся за салфетку, но вовремя остановился, достал носовой платок, извинился, объяснив, что всякий раз, когда он волнуется, у него появляется аллергический насморк, и потребовал официанта со счетом.

Когда барон сухо попрощался с Брэдом, тот понял, что испорчен не только этот скромный ужин в ресторане. Испорчены, причем основательно, отношения с этим известным и влиятельным человеком.

Еще три дня доктор Брэд прожил в отеле «Фрегаттен-капитан», словно в вакууме: никто им не интересовался, никто за ним не следил, никто из участников экспедиции не объявлялся. Фройнштаг, Риттер и его помощник, соорганизатор экспедиции барон фон Готт, словно бы испарились. У него по-прежнему сохранялся пропуск на «Швабенланд», но Брэд наведался туда только однажды, и впечатление у него было такое, будто он случайно забрел на незнакомое судно, где до него никому нет дела.

Однако на четвертые сутки вновь все резко изменилось. Появилась слежка, откуда-то возникла у отеля целая стайка германских и иностранных журналистов. Фон Риттер и фон Готт вдвоем встретили его на судне у трапа – очевидно, им по телефону сообщили о появлении американца из портовой проходной – и, мило беседуя, провели к каюте, вежливо извинившись при этом за тесноту и скромность обстановки.

– Адаптацию к полярным условиям настоящий исследователь должен начинать с каюты, – вежливо простил их доктор Брэд.

Почти весь этот день он провел на судне. Внешне там мало что изменилось, разве что команда стала еще военизированнее да значительно больше появилось портретов фюрера, как, впрочем, и носителей его идеологии. Но теперь это уже никто не пытался скрыть от американца. Перед ним открывались любые двери, ему, не опасаясь, давали любые объяснения.

Зато при выходе с судна гауптштурмфюрер СС проверял пропуск и американский паспорт Брэда с такой же тщательностью, как и во время подъема на его борт.

– Почему вы решили сойти на берег? – жестко спросил он, так и не найдя причины, по которой мог бы признать эти документы недействительными.

– Потому что мне надоело находиться в консервной банке под названием «Швабенланд», – ответил Брэд так, как и должен был ответить истинный американец, твердо знающий свои права и не привыкший к тому, чтобы эти права ущемляли. Однако такой ответ был бы верно воспринят где-нибудь в США, но не в нацистской Германии.

– Тем более, – невозмутимо произнес гауптштурмфюрер. И тут же напомнил: – Вы так и не ответили на мой вопрос: «Почему вы оставляете судно?»

– Потому что живу в отеле.

– Тем более. Но вы так и не ответили на мой вопрос: «Почему вы до сих пор живете в отеле?».

Брэд похмельно покачал головой: этот парень начинал ему нравиться.

– Потому что номер в отеле устраивает меня больше, нежели каютка бывшего почтового судна, которое еще сто раз успеет мне надоесть.

– Тем более, – оставался верен своей манере ведения беседы гауптштурмфюрер, и ничто не способно было выбить его из седла. – Утром вы должны прибыть на судно со всеми своими вещами и впредь не покидать его без особого разрешения службы безопасности экспедиции и местного отделения гестапо. Кстати, вам известно, что такое гестапо?

– Известно, – поспешил заверить его Брэд, пытаясь поскорее закончить с этой формальностью.

– Тем более. Потому что вы еще не знаете, что такое в действительности наше гестапо. Даже далеко не все германцы пока что знают, что это такое. Так что прошу завтра с вещами – на судно.

– Простите, но это противоречит моим желаниям! – попробовал возмутиться Брэд.

– Тем более! – нервно рассмеялся офицер.

– Я – гражданин США, свободной демократической страны.

– Именно поэтому я и сказал: «Тем более!» – буквально прорычал гауптштурмфюрер, помахивая перед носом у Брэда его пропуском и паспортом.

И в какую-то минуту американец вдруг с ужасом подумал, что эсэсовец в раздумьи: стоит ли отдавать ему документы или же оставить их у себя, а заокеанского демократа вернуть на борт.

– Я должен воспринимать это ваше требование как домашний арест?

– Если бы это был арест, – вдруг улыбнулся эсэсовец, произнося столь милое его сердцу слово, – то какого дьявола я тратил бы на вас столько времени, а главное, столько драгоценных слов?! Но теперь уж тем более, завтра быть на судне. С вещами. Весь состав экспедиции переходит на казарменное, или, как его в данном случае следует называть, положение.

– На казарменное, – доктор Брэд буквально вырвал у него из рук свои документы. – Точнее не скажешь.

От проходной до отеля «Фрегаттен-капитан» пролегало все три квартала, поэтому машину Брэд никогда не вызывал, предпочитая идти пешком. Точно так же поступил он и на сей раз. Вот только агентов гестапо теперь было сразу…трое. Причем двое провожали его совершенно открыто и нагло. А третий – рыжеволосая бедрастая девица лет двадцати пяти следовала чуть позади, по противоположной стороне улицы.

Брэд, возможно, не воспринял бы ее как агентку, если бы вскоре она не засветилась еще раз, уже в ресторане. Но это произошло чуть попозже, а пока что в фойе отеля у Брэда состоялся еще один короткий, с недомолвками, разговор с боцманом-портье.

– Значит, завтра вы от нас съезжаете, господин Брэд? – как бы между прочим, произнес он, осматривая стенд с ключами от номеров.

– Кто вам об этом сказал? – удивился полярник.

– Не сказал, а официально уведомил. И дело тут не в имени и чине. Главное, что вы наконец решились идти в экспедицию на борту «Швабенланда».

– В Антарктиду попасть не так-то просто, – словно бы оправдывался перед ним Брэд. – Туда не каждый день отправляются такие суда.

Боцман-портье украдкой взглянул на оставшихся за дверью гестаповцев и едва слышно проговорил:

– Теперь вам уже следует думать не о том, как попасть в Антарктиду, а как из нее вернуться. Ибо во льдах всякое случается. – Они мельком встретились взглядами, и, протягивая ему ключ, боцман-портье продолжил: – В ресторане вам бросится в глаза рыжеволосая ирландская аристократка. Доверьтесь ей. Она все объяснит. Спускаясь в ресторан, соберите свои вещи и оставьте их в номере у самой двери.

– Поднимаясь по широкой извилистой лестнице, Брэд видел, как один из агентов метнулся к боцману-портье, чтобы выяснить, о чем тот беседовал с иностранцем.

– Моряки всегда найдут о чем поговорить, – неоправданно громко ответил хромоногий отставной боцман, явно рассчитывая на то, что будет услышан Брэдом.

Теперь Роберт уже не сомневался, что ему нужно следовать указаниям боцмана. Быстро собрав в чемодан свои пожитки (а путешествовать он привык налегке, и теплую одежду ему выдали из запасов экспедиции, она уже висела у него в каюте), Брэд бросил сверху на него свое пальто и, прихватив лишь папку с дневником и прочими бумагами, спустился в ресторан. Агентов в фойе не было, очевидно, они решили перекусить в кафе напротив, откуда легко можно было держать под наблюдением выход из отеля. Да и вряд ли они предполагали, что американец решится бежать из «Фрегаттен-капитана». Куда ему теперь деваться?

Аристократку он приметил сразу же. Это была та же девица, которая сопровождала его от порта до отеля. На аристократку она, конечно, смахивала мало, и гестаповцы, скорее всего, приняли ее за обычную портовую проститутку.

Брэд сразу же направился к ее столику, но, заметив, как она медленно, но решительно покачала головой, уселся за столик от нее. Как только он допил свой кофе с коньяком и рассчитался, рыжеволосая встретилась с ним взглядом, призывно улыбнулась и направилась в сторону того закутка зала, который был отгорожен ширмой и в котором начинались два коридора: один вел на кухню, а другой – к туалетным комнатам и в подсобные помещения.

Несмотря на то, что у входа в «туалетный» коридор околачивался какой-то джентльмен, девица прямо у ширмы бросилась Брэду на шею.

– Как я рада нашей встрече, милый, – нежно молвила она, просовывая ему что-то в боковой карман пиджака. И тотчас же прошептала на ухо. – Там билет на судно, идущее до Дублина, и записка без подписи, но сотворенная женским почерком. Господин, который сейчас так завидует вам, выведет вас через черный ход во внутренний двор, – ворковала она, – где вас будет ждать машина. Ваши вещи уже там.

– Думаете, что при подъеме на судно меня не задержат?

– Оно стоит не в военной гавани, куда поставили «Швабенланд», и потом, вы находитесь под опекой некоей госпожи Фройнштаг, с которой лично я, к сожалению, не знакома, а значит, и под защитой СД, то есть службы безопасности СС. У них там из-за вас возникла какая-то драчка с гестапо, но, полагаю, вас это уже не касается. К тому же они постоянно из-за чего-то соперничают, это известно многим.

– А вы?

– Не обольщайтесь, доктор Брэд, каюта на двоих со мной вам не светит, – все так же мило улыбнулась она. – И вообще, я всего лишь играю роль агента, выполняя мелкое поручение своего дядюшки, тоже сотрудника СД.

– В таком случае вы гениальная актриса.

– Попробуйте убедить в этом режиссера хотя бы одного из германских театров.

– Но почему меня отправляют в Ирландию? – едва слышно спросил Брэд, когда объятия агентурной актрисы совершенно ослабли.

– Дело не в Ирландии. Дублин – всего лишь случайность. Ближайшее судно. По замыслу барона фон Риттера, в течение всей экспедиции ваше имя использовали бы как прикрытие, а затем избавились бы от вас, поскольку ваше возвращение в Германию, а уж тем более – в США, ими не предусматривалось.

– И давно фон Риттер так решил?

– После того, как узнал, что вы возмущены причастием к экспедиции эсэсовцев. Тогда он перестал доверять вам и долго решал, как с вами поступать: сразу подставить вас какому-то наемному убийце, с миром отпустить в США или сначала заставить вас дойти до Антарктиды, а уж затем… Однако об этом вы уже знаете. Вот только фон Риттер не учел мнения Фройнштаг, и того, что в СД есть люди, которые смотрят на всю эту историю несколько иначе. Они считают, что не стоит завершать столь важную экспедицию международным скандалом, который совершенно не нужен сейчас ни фюреру, ни Герингу, под попечительством которого идет подготовка к антарктическому походу.

– Теперь многое проясняется, – благодарно произнес доктор Брэд.

– А что касается вас, то в СД считают, что вы еще можете пригодиться им. Все, мой милый, в машину! Этот господин проведет вас до самой каюты. Как можно реже оставайтесь на палубе один и как можно быстрее убирайтесь из Дублина в США.

Дверь своей одноместной каюты доктор Брэд открыл только когда «Ирландия» оставила позади себя устье Эльбы и вышла в Гельголандскую бухту. «Если бы агенты гестапо узнали, что ты находишься на этом судне, – сказал он себе, – то перехватили бы его еще на Эльбе. Так что усердно помолись, кажется, ты спасен!».

Вечерняя купель и щадящая порция коньяку сделали свое дело: проснулся Брэд, как и положено просыпаться бравому адмиралу во время боевого рейда: со свежей головой и воинственным настроением.

Быстро приведя себя в порядок, он облачился в мундир, затем выпил чашечку приготовленного адъютантом кофе, и, облагородив этот напиток рюмкой французского коньяку, вышел на палубу.

Трудно было определить, что это за время суток: серый туман, серое поднебесье и серый корпус шедшего в правой линии линкора «Онтарио», скользящего по серой поверхности скованного штилем моря. И над всем этим – витание леденящего тело и душу холода.

В Антарктике, к которой приближалась его Полярная эскадра, вся эта ледяная вселенская серость должна была именоваться «антарктической весной», с ее круглосуточным «полярным днем». Но пока что они находились где-то между Атлантикой и Антарктикой, между Южной Америкой и Северной Антарктидой, и стоит ли удивляться, что все в этом неопределенном «промежутке» оставалось промежуточно-неопределенным?

– Где, конкретно, мы пребываем, кэптен? – поеживаясь, спросил полярник у приближающегося командира авианосца, который, завидев адмирала, поспешил к нему с командного пункта.

– Два часа назад миновали острова Шишкова и Мордвинова из Южно-Шетландского архипелага.

– Неужели и здесь русские?! – возмутился Брэд с такой искренностью, будто впервые слышал о подобных островах.

– Они оказались открывателями этих земель, – объяснил кэптен извиняющимся тоном, словно это он сам только что наделил эти острова именами русских мореплавателей. – Мне тоже не хотелось бы видеть их имена в этой части мирового океана.

– Однако справедливость требует… – признал правоту картографов адмирал.

– Вскоре справа по борту появится остров Жуэнвиль. И тоже, как видим, назван именем француза, а не кого-то из потомственных майамских моряков.

Они прошли на командный пункт и несколько минут молча осматривали в мощные бинокли пространство впереди.

– Аргентинская субмарина больше не наглела?

– Не замечена.

– Что, вообще в течение ночи никаких странных явлений больше не наблюдалось?

– Вчерашнее появление судна-айсберга, очевидно, следует воспринимать как чье-то предупреждение. Но чье? И почему оно преподнесено таким странным образом?

Адмирал выслушал его молча. Он предпочитал не возвращаться к теме «Ледового Титаника» до тех пор, пока в этом событии что-либо не прояснится. Уловив его настроение, кэптен тоже умолк, однако его безмолвие длилось недолго. Уже через минуту дежурный радист доложил, что поступила шифрограмма из штаба флота. Сообщали, что никаких сведений о судах, созданных изо льда, в Регистре Ллойда не имеется. Там даже не слышали о том, чтобы кому-либо приходило в голову создавать их.

– Странно, – проворчал адмирал. – И это называется «Регистр Ллойда»!

– Да, но если ни одна из стран не сообщала о постройке этого айсберга-судна из нашего арктического миража, – мягко возразил Вордан, – тогда…

– Слышать об «Аввакуме» они обязаны были, – отрубил адмирал, – невзирая ни на какую секретность его создания и испытаний. Во всяком случае, хвастаться этим неведением ллойдовцам не пристало.