Наиболее амбициозная претензия последнего времени на научное обоснование моральных универсалий принадлежит «нейропсихологу» Марку Д. Хаузеру.⁶⁵ Хаузер с самого начала сошёл с рельсов, по которым несётся вагонетка (см. ниже). Его универсальная моральная грамматика построена по образцу универсальной грамматики Ноама Хомского.⁶⁶ Хаузер не подозревал, что универсальная лингвистика Хомского может и не быть общепризнана как наука. Она и не признана.⁶⁷ Хомский, по непонятным причинам, считает, что человеческому мозгу присуща языковая способность, т.е. там есть целый языковой орган, который содержит все реальные и возможные языки. Дети на самом деле не учат язык, они «усваивают» его, когда, услышав язык, «языковой орган» «активируется» и маленький ребёнок постигает один из тысяч языков, которые он уже знает. Скажете, это звучит безумно? Конечно! Излишне говорить, что учёные, исследующие мозг, никогда не находили область мозга, посвящённую исключительно языку. И никогда не найдут.

Если языковой орган нелеп, то моральный орган нелеп ещё больше. Его местоположение остаётся неуловимым, также как и местоположение Эльдорадо. Хаузер не исследовал людей. Все его исследования посвящены другим приматам, и ни одно из них не поддерживает его теорию моральных универсалий. Вместо этого он полагается на множество других исследований человеческой психологии, которые также не поддерживают его теорию.⁶⁸ Нет никаких оснований полагать, что задействована выделенная область мозга.⁶⁹

Когда я объясню методологию Хаузера, читатель будет подозревать, что я выбрал простой пример для опровержения, но на самом деле он вполне уважаем с научной точки зрения. Его отправной точкой является «проблема вагонетки», изобретённая философом Филиппой Фут в 1967 году.⁷⁰ С тех пор она использовалась другими философами этики.⁷¹ Основная проблема заключается в том, является ли моральным жертвовать – предумышленно – невинной жизнью дабы предотвратить непреднамеренную, но неизбежную смерть других невинных людей? Без сомнения, об этом стоит хорошенько подумать.

Хаузер, однако, этого не делает. Для философов проблемы вагонетки – это мысленные эксперименты. Хаузер полагал, что они могут быть экспериментами настоящими. Поезд, вагонетка, спускается по колее, где путь расходится на две части. На одном ответвлении к трассе привязан человек. На другом привязано пять человек. Испытуемому говорят, что он просто случайно оказался в том месте, где он может нажать переключатель, дабы направить тележку в одну или другую сторону. Должен ли этот испытуемый нажать переключатель, чтобы спасти человека?

Выбор представлен как не зависящий от контекста вопрос «да» или «нет». Эта ситуация могла возникнуть разве что в старых мультфильмах вроде «Моряка Попая». Как и почти во всех психологических исследованиях в США, в данном случае испытуемые являлись студентами колледжей, которые должны были выступать в качестве экспериментальных животных, что требовалось для прохождения начального курса психологии. Студенты в основном решали, что лучше нажать переключатель и спасти большее количество людей. Для них это была просто головоломка, которую нужно решить, несущественная игра, а не повод для самоанализа.⁷²

Когда антрополог Морис Блох поставил эту проблему перед жителями малагасийской деревни,

их реакция оказалась иной. Прежде всего, они хотят знать, кто такие эти люди, родственники ли они, сколько им лет. В своём эксперименте Хаузер просто не смог бы принять во внимание эти факторы. Не смог бы не только из-за того, как был организован эксперимент, но и потому что он мог почувствовать, что таким образом погружается в то, что решил исключить в первую очередь, то, что он назвал бы «культурной составляющей».⁷³

Мораль не может быть отделена от культурной или, как выразился Дюркгейм, социальной составляющей.⁷⁴ Но именно это делает Хаузер.

Большинство американских студентов ответили: нажать переключатель таким образом, чтобы спасти пять человек и пожертвовать одним. Хаузеру нравится этот результат. Но экспериментаторы (это был не его эксперимент) продолжали спрашивать – а как насчёт десяти человек? Как насчёт двадцати? Как студенты преуспевают в колледже? Предоставляя ответы, которые хотят услышать их учителя. Хаузеру, который не может выполнить этот эксперимент на обезьянах, и в голову не приходит, что, когда ученикам предоставляется вторая ситуация – спасти одного и пожертвовать десятью? – или третья ситуация – спасти одного и пожертвовать двадцатью? – они поймут о чём речь. Студенты знают, что тесты имеют правильные ответы. Очевидно, учитель в какой-то момент говорит им, что правильный ответ – пожертвовать одним невинным, чтобы спасти многих других. Студенты говорят «учёному» то, что, по их мнению, он хочет услышать. Это ничего не доказывает о всеобщих моральных ценностях.

Рассмотрим эту проблему вагонетки. Индийский брамин – как всегда, без видимой на то причины – оказался рядом с переключателем железнодорожных путей. Он замечает, что на одном пути есть корова. На другом пять неприкасаемых: парии. Коровы священны. Парии нет. Брамин спасёт корову.⁷⁵ Для него, как и для малагасийских жителей, вопрос не в человеческих ценностях, а в ценности людей. Вопрос в том, как люди оценивают.

Первоначальная проблема вагонетки, которая предшествовала вагонеткам, возможно, была выдвинута философом-анархистом Уильямом Годвином в 1793 году. Он был прагматиком. Предположим, что случился пожар во «дворце» «прославленного архиепископа Фенелона». И можно спасти только одного человека: архиепископа или его горничную.

Конечно, следует отдать предпочтение той жизни, которая будет наиболее благоприятна для общего блага. Спасая жизнь Фенелону, предположим, в тот момент, когда он задумывал проект своего бессмертного Телемака, я должен бы способствовать пользе тысяч людей, которые были избавлены прочтением о нём от каких-то ошибок, пороков и, как следствие, несчастья.⁷⁶

Почему Годвин – атеист и бывший священник-кальвинист – предпочитает спасти архиепископа? Потому что Фенелон (1651—1715) написал «Приключения Телемака», некогда популярный, но невыносимо унылый дидактический трактат по этике под видом романа. Он послужил одним из образцов для «Эмиля» Руссо.⁷⁷ Если это сочинение Фенелона и повлияло на мораль, то лишь убавлением наибольшего счастья наибольшего числа людей.

Что бы сделал даос? Он ничего бы не сделал, независимо от того, кто привязан к железнодорожным путям. Безмятежное нестремление есть дао.

Человеческая природа не есть объект для эксперимента. Сам Руссо писал:

Какие будут необходимы опыты, чтобы удалось познать естественного человека? и каковы средства, которые позволят проделать эти опыты в обществе? Далёкий от мысли, что я мог бы взяться за решение этой задачи, я полагаю, что достаточно продумал этот вопрос, чтобы осмелиться ответить уже сейчас: и величайшим философам не зазорно будет руководить этими опытами и могущественнейшим государям их предпринимать, так как вряд ли было бы разумно ожидать…⁷⁸

Согласно Хаузеру, мы все запрограммированы на мораль. Но его собственная мораль короткозамкнутая.⁷⁹ В 2011 году Хаузер – до этого профессор Гарварда – подал в отставку, будучи признанным виновным по восьми пунктам обвинения в академических проступках за фабрикацию или фальсификацию результатов своих исследований.⁸⁰ Хаузер также украл главную тему своего исследования, и даже все его специфические подтасовки с ситуациями с вагонетками оказались взяты из докторской диссертации Джона Михаэля от 2000 года.⁸¹

Моральный консенсус, пусть даже стихийный, не доказывает ничего, кроме универсальности оценивания.⁸² Это всего лишь вопрос того, что есть, а не того, что должно быть. Как только человек сходит с высоких уровней абстракции в характеристике убийства, женитьбы, совместного пользования вещами и т. д., с точки зрения моральных предписаний, обнаруживается огромное разнообразие содержания норм.⁸³ Норма без содержания похожа на пустую оболочку. Как писал Ницше: «Не мог бы жить ни один народ, не умея сперва оценивать; но если хочет он сохранить себя, он не должен оценивать так, как оценивает сосед. Многое, что у одного народа называлось добром, у другого называлось посмешищем и позором – так нашёл я».⁸⁴

А как насчёт «не укради»? Очевидно: то, что считается воровством, сильно различается от места к месту. Что является собственностью в одном обществе, то есть кража в другом. Это из Прудона! Существуют общества, где «кража и прелюбодеяние упоминаются как уважаемые добродетели, если человек не будет пойман на месте и выполнит задуманное до конца».⁸⁵ Я не стану подробно доказывать, что такое табу как инцест не имеет всеобщего значения. В некоторых обществах вам запрещено вступать в брак с двоюродными братьями-сёстрами, но в соседней долине вы будете должны это сделать.⁸⁶ В американском законодательстве некоторые штаты разрешают, а другие запрещают брак с кузенами. Ветхий Завет прощает инцест отца и дочери (в случае с Ноем). Брак между братьями-сёстрами имел место в династии Птолемея в Египте, в королевских семьях Гавайских островов⁸⁷ и в других местах.⁸⁸ В первые три века нашей эры в римском Египте брак между братом и сестрой был обычным явлением.⁸⁹ Действительно, как писал Блез Паскаль, – в XVII веке! – «воровство, кровосмешение, детоубийство и отцеубийство – всё числилось среди поступков добродетельных».⁹⁰

Вероятно, культура аборигенов Маркизских островов похожа на культуру яномамо и на многие другие: инцест действительно имел там место, но «хотя и не одобрялся, не рассматривался как серьёзный проступок».⁹¹ Как писал зоолог Марстон Бейтс, «возможно, всеобщее табу на инцест существует главным образом в умах социологов».⁹²