Глава пятая

Макензи вошла в отделение полиции в 22:10. В здании было тихо, как в склепе. Единственным живым существом была женщина, скучающая за столом, – Макензи решила, что она была диспетчером Департамента полиции Кингсвилла – да два офицера, оживлённо обсуждающие политику в коридоре за стойкой.

Несмотря на унылую атмосферу, было видно, что работа в участке была хорошо налажена. Женщина-диспетчер уже сделала копии отчётов, которые запросил шериф Тейт, и когда Макензи прибыла на место, они ждали её в папке на столе. Макензи поблагодарила диспетчера и спросила, какой мотель та могла бы рекомендовать. Как оказалось, в Кингсвилле был всего один мотель, находящийся меньше чем в двух милях от полицейского участка.

Десять минут спустя Макензи открывала дверь номера в Мотеле 6. Работая на Бюро, она останавливалась и в более жутких отелях, но этот тоже вряд ли мог рассчитывать на хорошие отзывы в Yelp или Google. Макензи мало заботила убогость номера, когда она положила документы на маленький столик у односпальной кровати и сразу погрузилась в их изучение.

Читая отчёты, она делала кое-какие заметки. Первое и, пожалуй, самое настораживающее открытие, которое она сделала, заключалось в том, что из четырнадцати самоубийств, совершённых за последние три года, одиннадцать были связаны с мостом Миллер Мун Бридж. Оставшиеся три случая включали два огнестрела и одно повешение на чердачной балке.

Макензи достаточно хорошо знала провинциальные городки, чтобы понимать привлекательность такого моста, как Миллер Мун в рамках сельского пейзажа. Он привлекал своей историей и общей жутковатостью, особенно когда дело касалось подростков. И, если верить лежащим перед ней отчётам, шесть из четырнадцати самоубийц не дожили до двадцати одного года.

Она внимательно вчитывалась в данные. Они были не такими подробными, как ей хотелось, но более детальными, чем отчёты из других провинциальных отделений полиции, которые ей приходилось видеть раньше. Она делала заметку за заметкой, составив, в конечном итоге, довольно состоятельный список деталей, которые смогут помочь ей разобраться в причине многочисленных смертей, связанных с мостом Миллер Мун Бридж. Уже через час она знала достаточно, чтобы сделать первые предварительные выводы.

Во-первых, из четырнадцати самоубийц ровно половина оставили предсмертные записки, в которых было ясно сказано, что они сами решили свести счёты с жизнью. В отчётах были фотокопии этих записок, и в каждой из них говорилось о сожалении. Погибшие говорили родным и близким, что любили и ценили их, но также говорили о боли, с которой не могли справиться.

Оставшиеся семь случаев были похожи на обычные убийства – откуда ни возьмись появлялись изуродованные тела. Одна из жертв, семнадцатилетняя девушка, имела сексуальный контакт перед смертью. Когда анализ ДНК частиц, найденных на и внутри её тела, указал на её любовника, он представил доказательства в виде СМС сообщений, указывающие на то, что она пришла к нему домой, затем у них был секс, а потом она ушла. Исходя из информации, примерно три часа спустя она сбросилась с Миллер Мун Бридж.

Единственный случай из четырнадцати, который показался Макензи требующим дополнительного внимания, касался печальной и трагичной смерти шестнадцатилетнего подростка. Когда его тело нашли на забрызганных кровью камнях, на груди и руках были обнаружены синяки, которые не вязались ни с одной из полученных в ходе падения травм. В течение нескольких дней полиция выяснила, что мальчика уже долгое время избивал отец-алкоголик, который, как ни печально, совершил попытку самоубийства через три дня после обнаружения тела сына.

Последнее дело, которое читала Макензи, касалось свежей смерти Мэлори Томас. Её случай немного отличался от остальных, потому что она была обнаружена без одежды. Согласно отчёту одежда была найдена аккуратно сложенной на мосту. Следов физического или сексуального насилия не обнаружили. Казалось, что по какой-то неведомой причине Мэлори Томас решила уйти из мира так же, как и пришла в него – нагой.

«И всё же это странно, – подумала Макензи. – Даже необычно. Если ты хочешь убить себя, то зачем делать так, чтобы потом все видели тебя обнажённой?»

Она думала над этим какое-то время, а потом вспомнила психиатра, о котором упоминал шериф Тейт. Правда, сейчас, когда часы показывали почти полночь, звонить было уже поздно.

«Полночь», – снова подумала Макензи. Она посмотрела на телефон, удивляясь тому, что за всё это время Эллингтон ни разу не пытался с ней связаться. Она решила, что он поступал мудро, решив не трогать её, пока она со всем не разберётся. Честно говоря, Макензи не знала, с чего и начать. Он совершил ошибку задолго до знакомства с ней… Почему тогда это так её задело?

Ответа она не знала, но знала, что была не на шутку расстроена,… и сейчас только это имело значение.

Прежде чем отправиться спать, Макензи посмотрела на визитную карточку, которую положила в папку секретарь полиции. На ней были имя, номер телефона и адрес электронной почты местного психиатра, доктора Джен Хаггерти. Желая использовать все имеющиеся ресурсы, Макензи быстро набросала электронное послание, в котором сообщала доктору Хаггерти о том, что приехала в город и просила встретиться с ней как можно скорее. Макензи решила, что если к девяти утра не получит ответ от психиатра, то позвонит ей лично.

Перед тем, как выключить свет, Макензи подумала о том, чтобы позвонить Эллингтону, просто чтобы узнать, как у него дела. Она довольно хорошо его знала: скорее всего, он заливал печаль алкоголем, намереваясь уснуть на диване после нескольких бутылок пива.

Подобные мысли помогли ей принять решение. Макензи выключила свет, и в темноте ей вдруг подумалось, что она оказалась в городке, в котором было больше мрачных тайн, чем в других. Город скрывал жуткие шрамы и находился в вечном мраке не из-за своей провинциальности, а из-за неприятного места, к которому вела не асфальтированная дорога в шести милях от отеля. Макензи изо всех сил старалась не думать о них, но, засыпая, видела перед глазами образы подростков, делающих последний в жизни прыжок с моста Миллер Мун Бридж.

Глава шестая

Сон прервал звонок мобильного. Часы на прикроватной тумбочке показывали 6:40. Макензи наощупь пыталась найти телефон. На экране высветилось имя Макграта; она быстро подумала о том, что лучше бы звонил Эллингтон, а потом ответила:

«Агент Уайт слушает».

«Уайт, что ты решила по делу племянника директора Уилмота?»

«Пока всё выглядит, как классический суицид. Если всё пойдёт по плану, то уже к вечеру я вернусь в Вашингтон».

«Следов насилия не обнаружили?»

«Явных – нет. Вы не против, если я спрошу… Директор Уилмот думает, что это убийство?»

«Нет. Давай будем реалистами… Суицид в семье человека его положения не сулит ничего хорошего. Он просто хочет узнать все подробности до того, как они станут известны всем остальным».

«Понятно».

«Уайт, я тебя разбудил?» – резко спросил Макграт.

«Конечно, нет, сэр».

«Держи меня в курсе новостей», – ответил он и закончил разговор.

«Отличненькое пробуждение», – подумала Макензи, выбираясь из постели. Она направилась в душ, а после, обвернувшись полотенцем, вернулась в комнату, потому что телефон звонил вновь.

Она не узнала номер, поэтому сразу ответила. Она приложила телефон к мокрым волосам и сказала: «Агент Уайт слушает».

«Агент Уайт, это Джен Хаггерти, – сказал серьёзный голос. – Я только что прочла ваше сообщение».

«Спасибо, что сразу откликнулись, – ответила Макензи. – Я знаю, что прошу многого у человека с вашим расписанием, но могли бы мы сегодня с вами встретиться и поговорить?»

«Это легко устроить, – сказала Хаггерти. – Я работаю из дома, и первый пациент придёт только в девять тридцать. Если вы дадите мне полчаса, чтобы собраться, то мы сможем увидеться утром. Я заварю нам кофе».

«Звучит отлично», – сказала Макензи.

Хаггерти продиктовала адрес, и они попрощались. Чтобы как-то скоротать полчаса, Макензи решила поступить по-взрослому и позвонить Эллингтону. Никому из них не станет легче, если они будут прятаться от проблемы и надеяться, что второй забудет о ней или спустит всё на тормозах.

Когда Эллингтон взял трубку, голос его казался уставшим. Макензи решила, что разбудила его, и в этом не было ничего удивительного, потому что он всегда спал подолгу в нерабочие дни. Ещё Макензи с уверенностью могла сказать, что услышала в его голосе надежду.

«Привет», – сказал он.

«Доброе утро, – ответила она. – Как дела?»

«Не знаю, – почти сразу сказал Эллингтон. – Лучше всего моё состояние опишет фраза «не в духе», но я справлюсь. Чем больше я обо всём этом думаю, тем больше мне кажется, что всё успокоится. У меня будет небольшое пятно на репутации, но если я смогу вернуться к работе, то это станет уже неважно. Как у тебя дела? Как продвигается сверхсекретное расследование?»

«Думаю, я почти закончила», – сказала Макензи. Когда она звонила ему по дороге в Кингсвилл вчера вечером, то практически ничего не сказала о сути расследования и лишь заверила, что в таком деле, как это ей не угрожает никакая опасность. Она говорила очень осторожно, чтобы не выдать лишнюю информацию. Иногда среди агентов так случалось, когда дело было уже закрыто или шло к завершению.

«Хорошо, – ответил Эллингтон, – потому что мне не нравится то, как мы расстались. Я не… В общем, я не знаю, за что мне извиняться, но при этом мне кажется, что я подставил тебе подножку».

«Уже ничего не поделаешь, – сказала Макензи, возненавидев себя за выбор этой избитой фраз. – Я вернусь к вечеру, тогда поговорим».

«Отличный план. Береги себя».

«Ты тоже», – с притворной ухмылкой ответила Макензи.

Она убрала телефон. После разговора с Эллингтоном Макензи почувствовала себя лучше, но не могла отрицать, что ещё не полностью избавилась от напряжения. Она не дала себе возможности развить эту мысль, потому что направилась в город, чтобы что-нибудь перекусить перед встречей в доме доктора Хаггерти.

***

Доктор Хаггерти жила одна в двухэтажном доме в колониальном стиле. Перед домом была ухоженная лужайка. Близко соседствующие друг с другом вязы и дубы, высаженные на заднем дворе, возвышались над крышей и давали естественную тень. Доктор Хаггерти встретила Макензи у входа с улыбкой на лице. Из дома доносился аромат свежезаваренного крепкого кофе. На вид Хаггерти было около шестидесяти, но в гуще каштановых волос практически не заметна была седина. Она смотрела на Макензи сквозь узкие очки. Приглашая её войти, Хаггерти махнула тонкой, как палка рукой и говорила почти шёпотом.

«И снова спасибо, что согласились со мной встретиться, – сказала Макензи, – хотя я и не смогла предупредить заранее».

«Не беспокойтесь об этом, – ответила женщина. – Между нами говоря, я надеюсь, что мы с вами сможет найти причину, по которой шериф Тейт уговорит власти округа снести проклятый мост».

Хаггерти налила Макензи чашку кофе, и обе сели за небольшой стол в милой обеденной зоне рядом с кухней. Окно у стола выходило на вязы и дубы во дворе.

«Я полагаю, вы знаете, что случилось вчера вечером?» – сказала Макензи.

«Знаю, – ответила Хаггерти. – Кенни Скиннер, двадцать два года. Я права?»

Макензи кивнула и отхлебнула кофе из чашки: «Несколько дней назад умерла Мэлори Томас. Сначала… скажите мне, почему вы не даёте шерифу покоя из-за этого моста?»

«В Кингсвилле практически нет ничего интересного. Ни один житель провинциального города вам в этом не признается, что маленьким городкам нечего предложить подросткам и молодым людям. И в таких случаях такие опасные места, как Миллер Мун Бридж становятся очень популярными. Если вы обратитесь к истории города, то узнаете, что люди прыгали с него ещё в 1956 году, когда мост работал. Современные дети получают столько негатива и имеют большие проблемы с самооценкой, и поэтому для них популярные мосты, вроде этого становятся чем-то бóльшим, чем просто мостом. Они доводят до крайности попытки сбежать из города, и речь уже идёт не о том, чтобы покончить с городом,… а о том, чтобы покончить с жизнью».

«Вы считаете, что мост даёт детям, склонным к суициду, лёгкую возможность выполнить задуманное?»

«Это не лёгкая возможность, – сказала Хаггерти. – Для них он как маяк. Пример им подают те, кто уже спрыгнул с моста. Да это и не мост уже вовсе. Это место для самоубийства».

«Вчера шериф Тейт сказал мне, что вы не верите в то, что эти смерти являются самоубийствами. Вы можете рассказать подробнее?»

«Могу… и сделаю это на примере Кенни Скиннера. Кенни был популярным мальчиком. Между нами говоря, вряд ли он мог достичь чего-то значимого. Думаю, он был бы счастлив прожить всю жизнь здесь, в Кингсвилле, работая в шиномонтаже или продавая запчасти к тракторам. Он жил здесь хорошо, вы понимаете? Из того, что мне известно, он пользовался популярностью у противоположного пола, а в городе, вроде нашего – чёрт, в округе вроде нашего – это гарантирует вам всегда весёлое времяпрепровождение. Я лично общалась с Кенни в прошлом месяце, когда напоролась колесом на гвоздь. Он залатал мне шину. Он был вежлив, приятен и весел. Мне сложно поверить, что он мог себя убить. Если вы посмотрите на список людей, спрыгнувших с моста за последние три года, среди них будет пара подозрительных случаев… Там умерли те, у кого, по моему мнению, не было склонности к суициду».

«Вы думаете, произошли убийства?» – спросила Макензи.

Хаггерти ответила не сразу: «У меня есть такое подозрение, но я бы не стала утверждать это с полной уверенностью».

«Я полагаю, это подозрение основывается на вашем профессиональном опыте, а не на печальном факте такого большого количества самоубийств в маленьком городке, вроде вашего?» – снова спросила Макензи.

«Всё верно», – ответила Хаггерти. Показалось, формулировка вопроса слегка её задела.

«Маловероятно, но Кенни Скиннер или Мэлори Томас не были вашими пациентами?»

«Нет, как и все остальные жертвы с 1996 года».

«То есть вы лично знали кого-то из тех, кто покончил с собой на мосту?»

«Да, одного из них. Что касается лично её, то я видела, что к этому всё шло. Я пыталась убедить семью в том, что ей нужна профессиональная помощь. Но только мне удалось убедить их просто рассмотреть такой вариант, как она спрыгнула с моста. Понимаете,… в нашем городе Миллер Мун Бридж – это синоним самоубийства. И именно поэтому я бы очень хотела, чтобы округ от него избавился».