поучаствовать? Уже готовы сделать какие-нибудь заявления?
Райли поразмыслила над его предложением.
– Нет, думаю, нет, – сказала она. – Будет лучше, если ФБР будет отмалчиваться. Мы не хотим, чтобы убийца думал, что привлёк значительное внимание общественности. Он скорее проявит себя, если не будет знать, что получает столько внимания, сколько заслуживает. Пока что лучше, чтобы вы были лицом, которое увидят люди.
– Тогда вы можете пока обустраиваться, – сказал Альфорд. – Я зарезервировал пару комнат в нашей местной гостинице. А у входа стоит машина, которой вы можете воспользоваться.
Он положил на стол и толкнул в направлении агентов бланк бронирования и ключи от машины, и Райли с Люси покинули отделение.
*
Позднее этим вечером Райли сидела на подоконнике и смотрела на главный проспект Ридспорта. Спустились сумерки и уже зажглись уличные фонари. Ночной воздух был тёпл и приятен, было тихо и на горизонте не было видно ни одного репортёра.
Альфорд забронировал для Райли и Люси две уютные комнатки на втором этаже гостиницы. Её хозяйка накрыла вкусный ужин, после которого Райли с Люси около часа обсуждали планы на завтра в гостиной.
Ридспорт действительно оказался старомодным и приятным городишкой. В других обстоятельствах здесь было бы хорошо провести отпуск. Но теперь, когда разговоры о вчерашнем убийстве завершились, думы Райли перешли на семейные проблемы.
Она не думала о Петерсоне весь день до этого момента. Он был там, у неё дома, она это знала, но кроме неё в это никто не верил. Правильно ли она поступила, бросив всё вот так и уехав? Не стоило ли ей продолжать пытаться кого-нибудь убедить?
От мысли, что два убийцы – Петерсон и кто бы то ни был, кто убил здесь двух женщин – в этот момент расхаживают на свободе и могут делать всё, что им заблагорассудится, у неё пробежали мурашки по спине. Сколько их ещё где-то в этом штате, во всей стране? Почему нашу культуру терзают эти морально изуродованные человеческие существа?
Что они могут делать сейчас? В одиночестве строят свои коварные планы или проводят время с друзьями и семьёй – ничего не подозревающими, невинными