Король был очень знаменит. Молва о его благодеяниях разошлась по многим землям. Все так превозносили его скромность, аскезу, жизнь в простоте и праведности, что его самомнение непомерно разрослось. И он оказался невероятно далек от праведности.
Как легко возвыситься в глазах человека и как трудно сохранять близость к бытию. Мечтающий о возвышении в глазах людей непременно падет в глазах бытия, потому что он создает противоречие между тем, что у него внутри, и тем, как он проявляет себя внешне. Глаза человека не способны проникнуть глубоко внутрь, и он легко впадает в самообман.
Но способен ли человек достичь тех глубин с помощью своей интуиции? В конце концов, образ, творимый им для глаз других людей, не имеет никакого значения. Действительно значим лишь образ, который раскрывается перед его собственным внутренним взором. И этот же образ в своей полной обнаженности отражается в зеркале бытия. Ведь в конечном итоге, каким человек видит себя, таким он и предстает перед бытием.
Слава короля все росла и росла, а душа его съеживалась. Молва о нем продолжала распространяться – душа усыхала. Его ветви разрастались, а корни слабели.
У короля был друг – бог богатства по имени Кубера. Подобно тому как все реки и их рукава встречаются в океане, денежные потоки отовсюду стремились в его ларец. Он был полной противоположностью своего друга короля. Он не расстался бы и с одной монетой ради милостыни. И он не был знаменит.
Оба – король и богач – стояли на пороге старости. У одного было огромное самомнение, другого переполняло чувство вины. Один гордился собой и был этому рад, другой терзался угрызениями совести. Чем ближе подходила смерть, тем крепче становилась связь короля с собственным эго. Оно держало этого человека в своей власти. А чувство вины, которое испытывал богач, в конце концов перевернуло его душу. Эго больше не могло служить ему поддержкой и потому стало ненужным.
Однако не стоит забывать, что самобичевание – это другая сторона гордыни, а значит, с ним тоже непросто расстаться. Часто, перевернувшись с ног на голову, муки совести оборачиваются гордыней. По этой же причине любители удовольствий становятся святошами, стяжатели обретают щедрость, а жестокие превращаются в сострадательных. При этом по большому счету в их душах не происходит переворота.
Богач отправился к мастеру.
– Я в смятении, – сказал он. – Я пылаю огнем и хочу успокоения.
– У тебя есть богатство, слава, власть, талант, но нет мира в душе? – спросил мастер.
– Нет. Я заполучил всё, но богатство не приносит мне умиротворения.
– Тогда пойди и отдай людям все, что ты у них отнял. А потом возвращайся ко мне. Приходи, когда станешь простым человеком, бедняком.
Богач так и сделал. А потом вернулся к мастеру.
– Ну и как? – спросил его мастер.
– Сейчас только ты можешь помочь мне, – ответил он.
Но мастер повел себя очень странно – едва ли не как сумасшедший. Он выгнал бывшего богача из своей хижины и закрыл дверь.
Тот оказался один в лесу темной ночью. Кроме хижины мастера там не было никакого пристанища.
Богач думал, что вернулся, совершив великое деяние, – почему же его так приняли? Он уже понял, что копить сокровища бесполезно, но теперь выходило, что и отречение от богатства – пустое дело.
В ту ночь он спал под деревом, и никто не поддержал его. Теперь у него не было ни друзей, ни дома. Опорой не могли служить ни деньги, ни власть, ни имущество – и ни отречение от всего этого. Но, проснувшись утром, он ощутил такое глубокое умиротворение, что не находил слов, чтобы описать его. Разум, лишенный поддержки, легко обрел ее в самом бытии.
Он побежал к мастеру, намереваясь упасть ему в ноги, но вместо этого обнаружил его, распростертого у своих ног. Потом мастер обнял его и сказал:
– Легко расстаться с богатством и намного труднее – с отречением. Но только тот, кто может отказаться от собственного отречения, способен действительно отдать свое богатство. Легко отречься от мира, но трудно расстаться с мастером. Однако только тот, кто может покинуть мастера, способен стать великим мастером. Неважно, что служит тебе поддержкой, – богатство или отречение от него, муки совести или гордыня, весь мир или святость, – на самом деле все это становится препятствием на твоем пути к праведности. Но когда всякая поддержка исчезает, обнаруживается самая главная опора. Я могу сколь угодно долго искать поддержки в богатстве или религии – и это будут лишь попытки защитить свое эго. А как только я отказываюсь от этой поддержки, как только я лишаюсь опоры и становлюсь беззащитным, разум погружается в собственное изначальное бытие. И это умиротворение, это освобождение, это нирвана. Хочется тебе чего-то еще?
Человек, который к этому времени уже не был ни богачом, ни бедняком, ответил:
– Нет. Непрестанные мысли об обладании – это ошибка. Как раз из-за них я оказался в убытке. То, что нужно было найти, уже найдено. Я гнался за тем, чтобы заполучить потерянное, которое никогда не теряют, а всегда только находят. Сейчас я не хочу ни умиротворения, ни нирваны. Меня нет. Есть мир, благодать и освобождение.
Я сидел в компании стариков. Все они уже не работали и только и делали, что болтали друг с другом о мироздании и прочих вещах. Но сами бы они сказали, что беседовали о религии.
Отчасти это было бы правдой, ведь в том, что мы зовем священными писаниями, полно такого же словоблудия. Иногда у меня возникает чувство, что эти так называемые священные писания создали точно такие же старики.
Если религия и существует, то это есть сама жизнь. И какое отношение она имеет к тем бесполезным теориям? Если религия и существует, то это наше исследование собственной сути. Но разве оно как-то связано с той никому не нужной болтовней?
Однако священные писания многословны, и ум так называемых религиозных людей непрестанно карабкается со своими мечтаниями к небесам. Священные писания и учителя не позволяют истинной религии проникнуть в их ум.
Что такое религиозный ум?
Я определяю его как ум, свободный от каких бы то ни было слов, учений и мыслей. Религиозный ум лишен воображения. Напротив, следует усвоить, что он вполне приземленный и базируется на твердом фундаменте истины.
Когда я веселился, слушая разговор тех стариков, мимо проходил святой. Именно в тот момент они обсуждали, как человек может заслужить освобождение – какие усилия нужно приложить и сколько жизней для этого потребуется. Святой тоже вступил в диалог – несомненно, прав высказать свое мнение у него было больше, чем у других, поэтому его голос звучал громче всех.
Каждый человек ищет подтверждение своему мнению в священных писаниях, но никто не готов выслушать или принять чужую точку зрения. Один старик считал, что освобождение можно получить, только терпя суровые наказания на протяжении сотен жизней. Другой полагал, что в этом нет необходимости, потому что освобождение дается исключительно по милости Божьей. Третий заявил, что, поскольку наше ничтожное положение – это иллюзия, вопрос о победе над ничтожностью путем наказаний не должен возникать: с проблеском истинного понимания он просто исчезает, как змея, за которую мы приняли веревку.
Потом один из них спросил меня:
– А ты что думаешь?
Что я мог ответить? Я сидел, спрятавшись в углу из опасения, что попадусь кому-нибудь на глаза. Я не знал священных писаний и, к счастью, не мог пойти по ложному пути этих собеседников. Поэтому, даже когда ко мне обратились, хранил молчание. Но вскоре кто-то снова задал мне вопрос:
– Почему ты ничего не скажешь?
Даже если бы я хотел высказаться, что я мог сказать? Говорили многие из них, а слушал я один. И я опять не ответил. Возможно, мое упорное молчание стало вызывающим, потому что в конце концов все они сосредоточились на мне. А может быть, они устали и захотели отдохнуть.
Выхода не было, я должен был что-то сказать. И я рассказал им историю.
В одной деревне был обычай: когда юноша женился, он или его семья обязательно тратили на свадебную церемонию не меньше пяти тысяч рупий. Деревня была богатая, и ни одна свадьба не обходилась дешевле. Это правило даже вошло в священные писания деревни. Никто не читал тех писаний, но так говорил деревенским жителям их священник. Тексты были написаны на старом диалекте, а тот человек слово в слово помнил их наизусть, и они считались неоспоримыми. Какая истина могла заключаться в этих писаниях? Какой высший авторитет свидетельствовал об истине через них? В этих писаниях лишь содержалось заверение в том, что они истинны.
И вот как-то раз один юноша и его невеста сыграли свадьбу, потратив на нее всего пятьсот рупий. Конечно, этот молодой человек был настоящим революционером, иначе бы он так не поступил.
– Сколько ты потратил? – спросили его односельчане.
– Пять сотен, – ответил он.
В деревне созвали панчаят – совет старейшин.
– Это совершено неправильно, – заявили старики. – Нельзя сыграть свадьбу, не потратив пять тысяч рупий.
Юноша рассмеялся и сказал:
– Можно или нельзя сыграть свадьбу за пятьсот рупий, меня не волнует. Обсуждайте это сами. Я заполучил свою возлюбленную и счастлив.
И молодой человек отправился домой.
Я тоже поднялся и сказал старикам:
– Всего доброго, друзья. Продолжайте свою дискуссию, а я пойду.
Человек абсолютно одинок во тьме. Ему не на что опереться, он чувствует уязвимость и страх. Одиночество тревожит его.
Религия – это путь избавления от страха. По сути своей она есть способ стать бесстрашным. При этом религии – те, что лишь называются таковыми – очень боятся бесстрашия. Само их существование зависит от страха в сердце человека. Страх – их пища и источник жизнеспособности. Когда возникает бесстрашие, это означает, что все ресурсы для религий исчерпаны.
Человеческий страх нещадно эксплуатировали. И религии в этом деле были отнюдь не среди отстающих, а возможно, даже в авангарде. Они опирались на страх перед сверхъестественными существами и перед богами. И если суеверия и мифические существа всего лишь грозили человеку – это было только легкой игрой, то «Бог» действительно устрашал – он попросту убивал, так что ставки в игре серьезно повышались.
Жизнь запуталась в паутине страха. Где здесь место блаженству? Есть только страх, и его становится все больше. Разве появится любовь, умиротворение, истина? Блаженство порождается бесстрашием. Страх – это смерть, бесстрашие – вечная жизнь.
Вполне закономерно, когда суеверия питаются нашим страхом, но когда и Бог существует за счет страха, это в корне неправильно. Если Бога ставят в зависимость от страха, людям не остается ни одного шанса вырваться из когтей суеверий.
Я говорю вам: Бог и его почитание не имеют ничего общего со страхом. Конечно, некоторые, прикрываясь Богом, продолжают эксплуатировать этот страх. Религия пребывает в руках отнюдь не религиозных людей. Говорят, какая бы истина ни открылась, Сатана первым завладевает ей. Люди, которые представляют религию и играют в ней роль организаторов, выступают не только против нее, но и по большому счету друг против друга. Религия находится в руках ее врагов, и если этот факт не признать в наше спокойное время, то человечеству не стоит ждать от будущего каких бы то ни было благ.
Религию нужно спасать не от атеистов, а от так называемых верующих. Без сомнения, это более сложная и требующая серьезных усилий задача.
Пока религия опирается на страх, ее нельзя считать настоящей религией. Основа богопочитания – любовь, невозможно чтить Бога, испытывая страх. Человеку нужен Бог любви. Любовь – это единственный путь к благодати, других нет. Страх – не просто негативное чувство, он убийца, потому что где страх, там и ненависть, где страх, там не бывает любви.
Религия кормится страхом, поэтому ее храмы медленно разрушаются. Храмы нужны для любви, они не могут служить страху. У страха нет храмов – только тюрьмы.
Я спрашиваю вас: храмы религий – это храмы или тюрьмы? Если религия основана на страхе, сам Бог не способен быть никем, кроме главного тюремного надзирателя.
Что такое религия? Страх согрешить, быть наказанным, попасть в ад? Или в ее основе корысть – совершай добрые дела, чтобы в награду попасть на небеса? Нет. Религия – это не страх и не корысть, которая есть просто производное страха. Религия – это бесстрашие и свобода от всех страхов.
Давным-давно случилось вот что…
Жили два брата. Они были самыми богатыми в своем городе. Может быть, тот город назывался Городом Тьмы.
Старший брат был очень религиозным. Регулярно, каждый день он ходил в храм. Подавал милостыню и совершал благие дела. Слушал религиозные речи и беседы, сидел в компании уважаемых людей и святых. В его доме ежедневно собирались святые.
О проекте
О подписке