Цитаты из книги «Кавказский меловой круг»

Терпеть не могу, когда чавкают. Только высокородное дерьмо приходится выносить таким, каким его создал Бог.

Певец   Сколько сказано, сколько не сказано слов! Солдат пришел, а откуда пришел – не сказал. Послушайте, что он думал и чего не сказал: Бой начался на рассвете и разгорелся к полудню, Первый упал предо мной, второй позади меня, третий – рядом со мной. На первого я наступил, от второго – ушел, третьего офицер прикончил. Один мой брат погиб от железа, другой мой брат задохнулся в дыму. Из головы моей искры летели, мои руки мерзли в перчатках, мои ноги стыли в чулках, Я почки осины ел, я пил отвар из кленовых листьев, Я спал на голых камнях, в воде.   Симон. В траве я вижу шапку. Может быть, и малыш уже есть? Груше. Да, Симон, есть, не буду скрывать, только ты не беспокойся, он не мой. Симон. Что ж, если уж ветер, то во все щели. Не нужно больше ничего говорить. Груше молчит, опустив голову.

Груше. Так вышло, что я пришибла латника. Симон. Значит, у Груше Вахнадзе были на то причины. Груше. Симон Хахава, и зовут меня не так, как звали раньше. Симон (после паузы). Не понимаю. Груше. Когда женщина меняет фамилию, Симон? Сейчас я тебе объясню. Но поверь мне, нас ничего не разделяет, между нами все осталось как было. Симон. Как же это так – все осталось как было, а все-таки по-другому? Груше. Как объяснить тебе это сразу, да еще через ручей? Может быть, ты перейдешь по мостику на эту сторону? Симон. Может быть, не нужно и переходить? Груше. Очень нужно. Иди сюда, Симон, скорее! Симон. Барышня хочет сказать, что солдат опоздал? Груше глядит на него в полном отчаянии. По лицу ее катятся слезы. Симон уперся взглядом в деревяшку, которую поднял с земли и теперь строгает.

Монах. Дорогие гости, свадебные и поминальные! В умилении стоим мы у смертного одра и брачного ложа. Она выходит замуж, а он уходит на тот свет. Жених уже омыт, а невеста наготове. Ибо на брачном ложе лежит последняя воля. А это настраивает на чувственный лад. Как несхожи, друзья мои, судьбы людей! Один умирает, дабы обрести крышу над головой, другой вступает в брак, чтобы плоть его стала прахом, из которого он сотворен. Аминь. Свекровь (она все слышала). Это он мстит. Не надо было нанимать его по дешевке. Дешево – гнило. Дорогие, те хотя бы умеют вести себя. В Сурами есть один такой, его считают даже святым, но уж зато и берет он целое состояние. А если священник нанимается за полсотни, откуда у него достоинство? И благочестия-то у него только на полсотни, никак не больше. Когда я пришла за ним в кабак, он как раз держал речь. «Война кончилась! – кричит. – Страшитесь мира!» Ну пойдем. Груше (дает кусок пирога Михаилу). Ешь пирог и сиди спокойно, Михаил. Мы с тобой теперь почтенные люди.

Капли падают чаще. Когда, ты полагаешь, он вернется? Груше молчит. Не раньше весны, ты ведь тоже так думаешь? Груше молчит. Я вижу, ты сама не веришь, что он вернется. Груше продолжает молчать. Когда наступит весна, когда здесь и на перевалах растает снег, тебе нужно будет уйти отсюда. Тебя начнут опять искать, а люди уже поговаривают насчет внебрачного ребенка. Громкая непрерывная капель. Груше, это капает с крыши. Вот и весна пришла. Груше. Да.

Груше (оборачиваясь к Михаилу). Ветра не бойся, ему тоже не сладко. Знай толкай тучи да мерзни сам больше всех. Падают хлопья снега. И снег, Михаил, это тоже не самое страшное. Он укрывает маленькие сосенки, чтобы они не погибли зимой. А теперь я спою тебе песенку, послушай. (Поет.)   Пусть мать твоя шлюха, Отец твой злодей, А ты – ты в почете У честных людей. Рожденный удавом Накормит ягненка, И тигры смиреют При виде ребенка.

Груше. Нет, не дам. Мы не расстанемся. (Ребенку.) Вместе идти, вместе висеть.   Обрыв глубокий, сын, Мосток гнилой. Но выбирать наш путь Не нам с тобой.     Тебе идти путем, Что я пойду. А хлеб тебе есть тот, Что я найду.     Из четырех кусков Получишь три. А велики ль они, Ты не смотри. Рискну.

Беспомощная беспомощного усыновила.   Груше сидит на корточках у полузамерзшего ручья, черпает горстью воду для ребенка. Груше   Не дают мне от тебя Люди отступиться. Я с тобою, мальчик мой, И тебе придется мной Удовлетвориться.     Шла я слишком нелегко, Слишком трудно было Добывать мне молоко, Чтоб тебя, сынок, Я не полюбила.     Брошу тонкое белье, Заверну в лохмотья. Ледниковою водой Окрещу, умою. (Что поделать, милый.)

Груше (в отчаянии озирается). Он мой, он мой! Ефрейтор. Тонкие пеленочки. Груше бросается к ефрейтору, чтобы оттащить его от корзинки. Он отшвыривает девушку и снова склоняется над ребенком. Груше в отчаянии озирается, взгляд ее падает на большое полено, она хватает полено, заносит сзади над ефрейтором и ударяет его по голове. Ефрейтор падает. Груше быстро хватает ребенка и убегает. Певец   И, убегая от латников, После двадцатидвухдневного странствия У подножия ледника Янга-Тау Груше Вахнадзе усыновила ребенка,

Груше. Все «ладно» да «ладно», хватит уж, не могу больше слышать. (Трясет ее.) А у тебя своих нет? Крестьянка (бормочет). На войне. Груше. Тогда, может, он и сам теперь латник. Так что же, он должен протыкать копьем детей? Уж ты бы его сразу посадила на место. «Перестань размахивать копьем в моем доме, не для того я тебя растила. Вымой шею, прежде чем говорить с матерью». Крестьянка. Это верно, у меня бы он не посмел. Груше. Обещай, что выдашь ребенка за своего.