Цитаты из книг автора «Берта Ландау»

На самом деле она довольно поздно для первого раза влюбилась. В семнадцать и даже больше чем с половиной лет. Без трех месяцев восемнадцать. До этого скрипка мешала, с четырех лет все силы и все время уходили на занятия музыкой. Родители обнаружили талант и взялись готовить из нее мировую знаменитость. Она слушалась всех: и родителей, и деда с бабкой, и грозу своей музыкальной школы, педагога по специальности. Но вот наконец поступила в консерваторию. Всем угодила. Все остались ею довольны. Можно было немножко отдохнуть. Тут-то любовь и настигла. Вообще-то Поля о любви мечтала давно. Она видела, как влюблялись подруги, как забрасывали все на свете ради счастья любви. Но она не могла обмануть чужие ожидания, старалась, училась, подчинялась. Но пришло ее время. Однажды и навсегда – так решила Полина. У нее все в семье были однолюбами.

Когда-то, в совсем другой жизни, уже достаточно много лет тому назад, жила-была девочка. Послушная, прилежная, старательная. Мечтала о том, о чем мечтали для нее родители. И все шло по правилам, неизвестно кем установленным правда, но шло. И казалось вполне справедливым и разумным. А потом… Потом случилось то, что в сказках называется словом «вдруг». Полина влюбилась с первого взгляда.

Наверное, у каждого человека есть что-то, не тайна даже, а событие или эпизод, о котором вспоминать нельзя. То есть – никто не запрещает: вспоминай. Но память-спасительница делает все, чтобы стереть, смыть, отстирать то, что будет отнимать силы и понапрасну отвлекать от реальности бытия. Но у одних вычеркнутые события – сущая ерунда: денежка, украденная из маминого кошелька, мелкая ложь из-за не той школьной отметки… У других (их Полина умела отличать сразу) таится в глубине глаз какая-то тень. О ней не надо расспрашивать. Ее не вытащишь на свет, чтобы она исчезла. Все равно не исчезнет. О своей «тени» Полина привыкла думать именно так, загоняя ее глубоко-глубоко. Так, что никто никогда не докопается.

Полина (так звали новенькую) вынашивала своего долгожданного первенца в ежедневном непреходящем страхе за его жизнь. У нее в истории болезни имелись все веские основания бояться, что столь желанный ее ребенок так и не увидит свет Божий.

детей нет, все заботы на саму себя обращены: массаж-хренаж, фитнесцентр, маникюр-педикюр, парикмахеры, стилисты, любовники – вечная весна.

В общем, один любовник был у нее американец белобрысый. Как моль такой. И кожа розовая, а когда загорит, так и вообще красная, но он довольно редко появлялся, только по бизнесовым нуждам когда. А второй – армянин, тот все время. Черный. Шнобель крючком, грудь мохнатая, как у шимпанзе. А муж – наш, Ваня, морда колом, громадный, бычара. И вот она залетает и не знает от кого. Все как раз трое были при теле. Ей тридцать девять, ну, по виду не скажешь, а что есть – то есть. Три аборта сделала в восемнадцать, подряд, по дури, а потом и не беременела. И врачи сказали: все – спи спокойно, дорогой товарищ. Она и спала с горя со всеми. А тут – вот те на! И не знает от кого, главное. Приходит ко мне, чё делать, говорит, не знаю. Это, типа, мой последний шанс, буду рожать. Ну, говорит, если от Дэна, это, значит, еще ничего, ну, будет беленький, если чего. А если от Сумбатика? И реветь начинает по-страшному, потому что если от Сумбатика, то все – хана, ни с кем не спутаешь: и ребенок точно весь шерстяной родится, и носяру не скроешь.

Они не знают – и откуда бы им знать, что никакой Венеции на выходные им не положено. Судьба уже распорядилась по-своему. Но человек предполагает… И Аня в полудреме сначала думает о Венеции, о том, что обязательно в этот раз возьмут они гондолу, поедут, обнявшись, по всем каналам. Весна, как хорошо… Там должно быть совсем тепло. Потом вспоминает она тот самый роддом, о котором просила рассказать дочка. Как Любочка рождалась… Что рассказать? Историй много… Пусть подрастет еще. Или уже пора? Женские истории… Конца им нет…

Наконец дверь спальни заперта. Они снова вместе. И нет никакого сна и усталости. Есть только они двое, их счастье и понимание желаний другого.

Миша, как падишах, любуется своими девочками: женой в тоненькой шелковой рубашечке и дочкой в мягкой просторной пижаме.

Собирались за общим столом вшестером: Любины родители, Женины родители и сами «хозяева помещения» – дети, то есть теперь уже, извините, не дети… Вполне взрослые пятнадцатилетние Любовь и Евгений. Однако начинали еще детьми. И читали вслух. Полчасика. Что придется. Читали и разбегались семьи по своим квартирам. А потом выяснилось, что без этого чтения день хорошо прожитым не считается.