Трудоголики зарабатывают деньги, уважение и сочувствие

Считается, что трудиться много и упорно – работником какой-либо организации, волонтером и/или родителем, – в первую очередь почетно. Тот, кто от этого устает, может рассчитывать на уважение и поддержку.

Кстати, мы и по себе это знаем и чувствуем себя от этого отнюдь не хорошо. Когда мы, в роли отца или сына, брата или друга, вынуждены постоянно извиняться, ссылаясь на большое количество работы, мы обычно встречаем понимание и прощение, которые помогают нам справиться муками совести, особенно сейчас, когда мы пишем эту книгу. А действительно ли нужно заниматься этим прямо сейчас? Не переусердствуем ли мы? Есть основания опасаться, что наше окружение уже давно воспринимает нас как трудоголиков или даже называет нас трудоголиками. На самом деле мы почти никому не рассказывали о том, что решили написать книгу, и, вероятно, отчасти обманывали себя, когда решили, что зимой 2020/2021 года у нас откуда-то возьмется достаточно времени для этого. Как ни странно, нам немного помогла ситуация пандемии.

Ограждение самого себя и других от понимания масштабов своего эксцессивного самотравмирующего поведения или упорное обманывание себя – важные критерии диагностики всех зависимостей. Это относится и к не связанным с употреблением психоактивных веществ зависимостям, таким как трудоголизм.

Зависимость от работы считается самой спорной из всех поведенческих зависимостей. Вероятно, это связано с тем, что труд – явление очень многогранное. Не только содержательные и формальные аспекты, но и мотивы и стимулы для работы могут быть самыми разными. Таким образом, причины активации системы вознаграждения с последующим выделением дофамина и эндорфинов разнообразны, и их нелегко определить и измерить. И все же, как подсказывает нам совокупность фактов, нечто поощряемое и за что человек получает измеримое вознаграждение в виде зарплаты и признания, может вызвать привыкание.

Кстати, до недавнего времени патологическая зависимость от азартных игр была единственной признанной поведенческой зависимостью [27]. Зависимость от азартных игр связана с выигрышем денег, и решающими переменными здесь являются денежная ставка, иллюзия влияния судьбы и в конечном счете случайность. Умелость при этом едва ли может играть какую-то роль, чаще всего возможность повлиять на ход игры стремится к нулю, как, например, в игровых автоматах и рулетке, иногда она может быть проявлена, хотя и очень ограниченно, скажем в карточных играх и ставках на спорт. Обнаруживают черты зависимого поведения и спекуляции на рынке акций – интересный гибрид зависимости от азартных игр, покупок и работы, который мы встречаем в нашей повседневной клинической практике. Здесь поведение, имеющее признаки зависимости, выливается в микс из грубых и лихорадочных стремлений заработать, вложений и проигрышей денег.

В новом издании Международной классификации болезней (МКБ-11) Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), которое, правда, еще не введено в Германии, поведенческие зависимости были впервые признаны и включены в общую главу с зависимостями от психоактивных веществ, такими как алкоголизм. Однако зависимость от работы среди них не появилась, как, впрочем, и зависимость от покупок, которая была обнаружена и описана более 100 лет назад [28]. При этом в МКБ-11 наряду с зависимостью от азартных игр впервые официально была признана зависимость от компьютерных игр. За онлайн-играми, вероятно, вскоре последует и интернет-зависимость в целом. Следующие две наиболее известные физические поведенческие зависимости также описаны в других главах системы классификации: зависимость от спорта при расстройствах пищевого поведения и схемы тела^[3] и сексуальная зависимость при сексуальных расстройствах.

Все шесть описанных поведенческих зависимостей могут находиться на разных стадиях признания. Общим же для всех является то, что цифровизация придает им новый импульс. При помощи интернета каждый из нас может, например, в любое время и в любом месте найти себе сексуального партнера, купить что угодно или сделать спортивную ставку, чтобы волнительное ожидание, подкрепляемое дофамином, привело к желанной кульминации в виде всплеска эндорфинов. Мы можем использовать свой смартфон как всемогущий пульт дистанционного управления, чтобы заказать практически все, что захотим, и получить это в кратчайшие сроки с помощью дрона, робота или беспилотного транспорта. Сегодня благодаря интернету и цифровым устройствам, с которыми мы практически никогда не расстаемся, мы можем наблюдать триумф мотора капитализма – мгновенное удовлетворение потребностей, к которому мы подходим с таким серьезным усердием. Это, конечно, отражается и на трудовой деятельности.

В зависимости от сферы занятости мобильные компьютеры (хотя бывает достаточно даже мощного смартфона) на долгое время приковывают нас к рабочему месту, а сама работа не отпускает. То, что благодаря ноутбукам и планшетам мы всегда доступны и можем работать везде, во времена пандемии и множества других жизненных обстоятельств может быть настоящим благословением, но это в то же время и наше проклятье. Отграничить работу от личной жизни стало несравненно труднее. Цифровые технологии позволили быть на связи в любое время суток, а вместе с тем и во всех часовых поясах, работать из любого места, в том числе из кровати или в отпуске, проверять электронную почту в любой ситуации, даже во время еды или в туалете, однако все это увеличивает трудовую нагрузку для многих работников. И это, вероятно, все чаще порождает поведение, имеющее черты зависимости от работы. Особому риску подвержены люди, которые зависимы от признания на работе или не могут перестать работать из-за страха несоответствия требованиям, предъявляемым работой.

Зависимость от работы может стать прямым путем к выгоранию или – если злоупотребление работой в течение длительного времени патологически контролируемо – к горению.

Хотя этот подход нельзя назвать бесспорным, при аддикциях^[4], исходя из степени выраженности аддиктивного поведения и негативных последствий, понятия злоупотребления и зависимости разделяются. При этом многолетнее злоупотребление также способно нанести серьезный ущерб психике и организму. Однако, поскольку злоупотребление психоактивными веществами встречается гораздо чаще, чем другие виды зависимостей, общий ущерб, наносимый обществу, обычно столь же значителен, если не более. По аналогии с этим можно выдвинуть гипотезу о том, что зависимость от работы наиболее вероятно приведет к выгоранию, а злоупотребление работой – к горению, и это может быть еще одним критерием для различения обоих явлений. Трудоголизм может быть, пожалуй, самой распространенной из зачастую остающихся скрытыми поведенческих зависимостей, потому что в цивилизованном мире он приобрел характер убиквитарного, то есть повсеместного встречающегося, явления. Тем не менее злоупотребление работой и последствия синдрома горения для здоровья, вероятно, уже давно приобрели крупные, если не сказать глобальные, масштабы. Горение представляет угрозу для всех нас.

Обратная сторона медали: хикикомори и другие феномены

В нашей клинике мы лечили множество профессионально успешных пациентов с синдромом горения и при этом мы обнаружили, что их дети в подростковом или старшем возрасте имеют интернет-зависимость. Это, как правило, были юноши с зависимостью от компьютерных онлайн-игр. Парни по дороге к самостоятельной взрослой жизни сбились с пути или потерпели неудачу и теперь играют в сети героя, которым они не являются в реальности. Эти цифровые наркоманы, так называемые Digital Junkies [29], чаще всего остаются в родительском доме или возвращаются в него после того, как бросают учебу или работу. Зависимые от мира взрослых, своих родителей и индустрии компьютерных игр, они в большинстве своем упорно не хотят покидать свои бывшие детские комнаты, где проводят ночи за интернет‑серфингом и играми. Днем они спят, чтобы не пересекаться с родителями, которые исправно ходят на работу. Сложно сказать, кого больше жаль в этой ситуации – родителей или детей. В конечном счете они представляют собой две стороны одной медали. Мальчики и юноши, зависимые от компьютерных игр, в большинстве случаев подсознательно бунтуют против чрезмерной приспособляемости и чересчур рьяного отношения родителей к работе, особенно отцов. Их обусловленная работой абстиненция и невнимание к сыновьям обычно являются решающим фактором в развитии позиции отрицания, которая скрывается за уходом в игровой виртуальный мир. Интернет-зависимость достигла масштабов эпидемии именно в тех странах, где преобладает выраженно мягкое отношение к цифровым медиа, где производство цифровых технологий играет особую роль в экономике, где давление требования продуктивности особенно высоко, а связанный с этим менталитет, склоняющий «расталкивать всех локтями» на пути к цели, и опыт социальной изолированности слишком часто встречается у подрастающего поколения. При рассмотрении этого вопроса в глобальном масштабе в качестве негативного примера нередко приводится Южная Корея. Там особенно много и столкнувшихся с этим расстройством людей, и специализированных клиник, где применяются удивительно строгие профилактические меры. С капиталистической точки зрения условия жизни в Южной Корее могут показаться многообещающими, однако психотерапевты видят в них серьезную опасность для здоровья. С одной стороны, это приводит к чрезмерной приспособляемости к сложившимся нормам и, следовательно, к повышенному риску возникновения выгорания и горения. С другой стороны, они могут явить и прямо противоположный эффект, например патологический отказ принимать участие в неолиберальных социальных играх и взрослеть. Выгоревшие мамы и папы как первые представители взрослого мира в этом случае служат для своих детей не хорошим, а скорее устрашающим примером.

То, что с начала нового тысячелетия занимает Южную Корею, а сегодня и весь цифровизированный мир, ранее интересным образом запустилось в Японии. С конца прошлого тысячелетия в стране, население которой несколько десятилетий считалось воплощением честолюбия и трудолюбия, обнаруживается еще один синдром, который также можно противопоставить горению. Синдром хикикомори [30], сегодня широко известный не только в Японии, поражает в основном молодых людей из довольно амбициозных семей. Они месяцами или даже годами практически никогда не покидают своих комнат и полностью отгораживаются от внешнего мира, а точнее, от общества и его требований. Они – в отличие от пугающе большого количества руководителей в Японии – совершают харакири [31] не потому, что считают себя проигравшими в конкурентной борьбе, а из страха оказаться под колесами мчащегося поезда общественной жизни. Вероятно, они чувствуют себя незрелыми и лишними в социуме с крайне жесткими правилами игры, в котором значение почти всегда имеет исключительно профессиональный и финансовый успех. В их тихом противостоянии главным становится полностью противоположный подход – бездействие. Что именно делают эти живущие жизнью призраков молодые люди за закрытыми дверями во время ночного бодрствования, проспав весь день, точно неизвестно. Многое говорит о том, что они крайне много времени проводят в интернете и играют в компьютерные игры. Вероятно, неслучайно есть временна́я связь между открытием синдрома хикикомори и появлением интернета [32].