– Секрет свободы, – любил говорить он, – это библиотека.

13. Следите за своими внутренностями!

Как-то в среду после обеда, когда мы сидели на скамейке и молча созерцали облака, раскинутые над кладбищем, Рауль достал из портфеля толстую тетрадь и, открыв ее, показал мне страницу, которую он, должно быть, выдрал из книги про античную мифологию.

На ней была картинка, изображающая древнеегипетскую барку, а также различные персонажи.

Он прокомментировал:

– В центре лодки Ра, бог солнца. Перед ним на коленях стоит покойник. Вот здесь и здесь два других божества: Изида и Нефтис. Левой рукой Изида показывает направление, а в правой держит анзейский крест с овалом^[3], символ вечности, которая ожидает путешественника в потустороннем мире.

– Египтяне верили в потусторонний мир?

– Ясное дело. А вот тут, в крайнем левом углу, можно видеть Анубиса с головой шакала. Именно он сопровождает покойника, потому что у него в руке урна с желудком и кишками.

Меня чуть не вырвало.

Рауль заговорил профессорским тоном:

– «Все мертвые должны следить, чтобы никто не украл их внутренности», – гласит древнеегипетская поговорка.

Он перевернул страницу и перешел к другим картинкам.

– Вот очередной мертвец залезает на барку. Его встречает либо Ра собственной персоной, либо свинья. Свинья пожирает души проклятых и препроводит их в ад, где царят жестокие палачи, подвергающие их тысяче пыток своими крючковатыми пальцами с длинными и острыми когтями.

– Страсти-то какие!

Рауль посоветовал мне воздержаться от скороспелых суждений.

– Если же Ра лично соблаговолит встретить мертвеца, все будет хорошо. Покойник встанет рядом с божествами, и барка начнет скользить по реке, увлекаемая длинной веревкой, которая есть не что иное, как живой змий.

– Здóрово!

Рауль возвел очи горé. Своим попеременным энтузиазмом и тошнотой я начал его утомлять. Тем не менее он продолжил. В конце концов, я был его единственным слушателем.

– Этот змий – добрый удав, который отпугивает врагов света. Он старается как может, но есть еще одна рептилия, злобная такая, Апофиз. Это реинкарнация Сета, бога зла. Он крутится вокруг барки, пытаясь ее опрокинуть. Изредка он выскакивает наружу и плюется огнем. Он ходит кругами и выпрыгивает из пучины вод в надежде заглотить перепуганную душу покойника. Если все окончится благополучно, лодка мертвых продолжит свой путь, скользя по подземной реке, пересекающей дюжину нижних миров. По пути их поджидает множество опасностей. Нужно пересечь врата ада, обойти стороной водяных чудовищ, уберечься от летающих демонов. Но если мертвец сумеет пройти все испытания, он…

К моему великому огорчению, Рауль на этом умолк.

– Продолжим на следующей неделе. Уже семь, моя мать сейчас начнет волноваться.

Мое разочарование его рассмешило.

– Всему свое время. Не будем торопиться.

Следующей ночью мне впервые приснился сон, будто я лечу сквозь облака. Я лечу словно птица. Нет, я сам стал птицей. И я лечу, лечу… И вдруг, огибая облако, я вижу женщину, одетую во все белое. Она сидит на облаке и очень красива, такая юная и стройная. Я приближаюсь к ней и вижу, что у нее в руке маска, закрывающая лицо. Еще ближе, и я дергаюсь от ужаса. Это не маска, это череп, зияющие глазницы, застывший в гримасе безгубый рот…

Я проснулся весь в поту. Прыжком я соскочил с кровати, помчался в ванную и сунул голову под кран с холодной водой, чтобы смыть этот кошмар.

На другой день, за завтраком, я спросил у матери:

– Мам, ты веришь, что можно летать как птица?

Может, я немножко спятил из-за того случая с машиной? Она бросила на меня странный взгляд.

– Хватит болтать ерунду и ешь свою кашу.

14. Мифология Месопотамии

 
«Куда идешь ты, Гильгамеш?
Пока людей ваяют боги,
И их же обрекают вслед на смерть,
Ту жизнь, которую ты ищешь,
Ты не найдешь. Себе одним
Те боги сохранят
Жизнь вечную».
 

«Сказание о Гильгамеше». Отрывок из работы Френсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»

15. У Рауля не все дома

Всякий раз, встречаясь на кладбище Пер-Лашез, мы говорили с Раулем о смерти. В смысле, говорил-то Рауль, а я только слушал. Ничего такого нездорового, грязного или там скабрезного в этих разговорах не было. Мы просто обсуждали смерть как некий интересный феномен, точно так же, как могли бы говорить про инопланетян или мотоциклы.

– А мне сон приснился, – сообщил я.

Я хотел рассказать ему про ту женщину в белом атласном платье и с маской скелета, что сидела на небе, но Рауль не дал на это времени. Он тут же меня прервал:

– Да-да, у меня тоже был сон. Я изготовил огненную колесницу. Взобрался на нее, и пылающие кони понесли меня к солнцу. Нужно было пересечь кольца огня, чтобы добраться до звезд, и чем дальше я углублялся в эти самые кольца, тем больше у меня возникало чувство, что я понимаю суть вещей.

Уже позднее я осознал, что вовсе не случайно Рауля интересовала смерть. Как-то вечером, вернувшись из школы, он прямиком направился в туалет и там нашел своего отца, висящего над унитазом. Френсис Разорбак был профессором философии при лицее Жан-Жоре, что в Париже.

Неужели Френсис Разорбак обнаружил нечто настолько интересное про тот свет, что пожелал покинуть этот?

Именно так и считал Рауль. Его отец умер вовсе не от горя или кому-то назло. Он умер, чтобы лучше понять тайну. К тому же мой друг был в этом тем более убежден, раз в течение многих месяцев его отец работал над диссертацией, озаглавленной «Эта неизвестная смерть».

Он, без сомнения, обнаружил что-то очень важное, так как прямо перед тем как повеситься, бросил свою книгу в огонь. Обугленные листы еще витали в печной трубе, когда Рауль нашел его тело. Уцелело только порядка сотни страниц. Они касались античной мифологии и культа мертвых.

После таких событий Рауль ни на минуту не переставал обо всем этом думать. Что же такое важное раскопал его отец? Что вообще собирался он отыскать в смерти?

В день похорон Рауль не плакал. Но как раз ему-то никто не сделал замечаний. Ни малейшего упрека. Слышно было только: «Этот бедняжка настолько травмирован самоубийством своего отца, что не способен даже плакать». Кабы я знал это раньше, то полегче налегал бы на свой рецепт из телячьих мозгов с вареным шпинатом и последовал его примеру.

Едва только похоронили его отца, как отношение матери к Раулю полностью переменилось. Она исполняла все его капризы. Она покупала ему любые игрушки, любые книги и газеты, какие он только требовал. Он был полным хозяином своего времени. Мать убеждала меня, что Рауль всего лишь избалованный мальчишка, потому что, во‐первых, он вообще единственный ребенок в семье, а во‐вторых, остался без отца. Я сам захотел стать избалованным мальчишкой, даже если для этого придется отказаться от семьи.

Мне же вообще ничего не разрешали.

– Так ты что, все еще водишься с этим Разорбаком? – как-то спросил отец, зажигая очередную свою сигару, распространявшую зловоние метров на тридцать в округе.

Я горячо запротестовал.

– Да он мой лучший друг!

– Ну-ну, оно и видно, что ты не умеешь себе друзей выбирать, – заметил отец. – Ясно же, что этот парень психический.

– Это почему?

– Не делай невинного лица. Евойный папаша довел себя до того, что повесился. С этакой наследственностью ему только и остается, что с катушек поехать. Да к тому же мать не работает и знай себе довольна пенсией. Это все не то. Тебе надо нормальных людей держаться.

– Рауль нормальный, – усиленно убеждал я.

Тут вечный предатель, мой братец Конрад, решил, что настал удобный момент подсыпать соли в рану.

– Самоубийство – болезнь наследственная. Дети самоубийц сами к этому склонны, навроде детей из разведенных семей, которые потом сами же устраивают так, чтобы и их брак оказался с гнильцой.

Все прикинулись, что пропустили мимо ушей замечания моего братца-кретина. Тем не менее эстафету приняла мать.

– Ты считаешь, это нормально часами проводить время на кладбище, как Рауль?

– Мам, ну послушай, это же его личное время, что хочет, то и делает. Никому не мешает…

– Он его еще и защищает! Один другого лучше! Да он же тебя за собой таскает, чтоб разглагольствовать посреди надгробий, прости господи!

– Да хотя бы и так, ну и что?

– А вот что! Беспокоить мертвых – значит навлекать на себя несчастья. Их надо оставить с миром, – безапелляционно заявил Конрад, всегда охотно готовый помочь утопить ближнего своего.

– Конрад – кретин! Конрад – кретин! – заорал я и врезал ему по кумполу.

Мы покатились по полу. Отец решил подождать, пока Конрад мне не ответит, а уж потом нас разнять. Ждал он, однако, не так долго, чтобы дать мне время для реванша.

– А ну тихо, сорванцы, не то я сам начну раздавать по ушам. Конрад прав. Таскаться по кладбищам – значит навлекать несчастья.

Он выпустил бесформенное облако сигарного дыма, сопровождая его утробным кашлем, и затем добавил:

– Для разговоров есть и другие места. Кафетерии там, парки, спортивные клубы. Кладбища сделаны для мертвых, а не для живых.

– Но пап…

– Мишель, ты меня уже довел до ручки. Или прекратишь корчить из себя умника, или ты у меня получишь.

Мне только что досталась пара оплеух, так что я немедленно стал ныть, чтоб избежать новой затрещины.

– Ну вот видишь, оказывается, умеешь плакать, когда захочешь, – саркастически заметил отец.

Конрад сиял. Мать приказала мне отправляться в свою комнату.

Вот так я начал понимать, как именно работает мир. Надо оплакивать мертвых. Надо слушаться родителей. Надо соглашаться с Конрадом. Нельзя строить из себя умника. Нельзя слоняться по кладбищам. Надо выбирать своих друзей из числа нормальных. Самоубийство – болезнь наследственная и, быть может, заразная.

В полумраке своей комнаты, с соленым привкусом горьких слез во рту, я вдруг ощутил себя совсем одиноким. В тот вечер, с еще не остывшей отметиной на пылающей щеке, я пожалел, что не родился во Вселенной, где бы не было стольких ограничений.

16. Сколько весит перышко

– Покойник должен пройти сквозь врата ада, избежать водяных чудовищ, уберечься от летучих демонов. Если он все это сумеет, то вновь предстанет перед Озирисом, высшем судией, а также перед трибуналом, составленным из сорока двух божественных заседателей. Там ему надо будет доказать незапятнанность своей души в ходе исповеди, в которой он объявляет, что никогда не совершал греха или проступков в течение всей своей жизни, которую только что покинул. При этом он говорит вот как:

 
Я не творил беззаконий.
Я не причинял горя людям.
Я не утаивал правды.
Я не кощунствовал пред Богом.
Я не притеснял бедняков.
Я не совершал богопротивных деяний.
Я не очернял раба в глазах его хозяина.
Я не прелюбодействовал посреди священных мест.
Я не страдал от голода.
Я не причинял слез.
Я не убивал.
Я не приказывал убивать.
 

– А он может говорить что хочет, даже врать? – спросил я Рауля.

– Да. У него есть право лгать. Боги задают ему вопросы, а он их обманывает. Однако задача не очень проста, потому как боги много чего знают. Это вообще для них обычное дело.

– А потом?

– Если он пройдет это испытание, то наступит второе судилище, на этот раз с участием новых богов.

Тут Рауль умолк на минуту, чтоб я немножко помучился в нетерпении.

– Там есть такая Маат богиня правосудия, а еще есть Тот, бог мудрости и учения, с головой ибиса. Он записывает признания усопшего на табличке. Потом приходит Анубис, бог с головой шакала, а в руке у него огромные весы, чтобы взвесить душу.

– Как же можно взвесить душу?

Рауль проигнорировал этот достаточно очевидный вопрос, нахмурил брови, перевернул страницу и продолжил:

– На одну чашу весов Анубис кладет сердце покойника, а на вторую – перышко. Если сердце легче, чем перышко, то мертвеца признают невиновным. Если же тяжелее, то покойника скармливают богу с телом льва и головой крокодила, которому поручено пожирать все души, недостойные Вечности.

– И что же ожидает… как его… победителя?

– Освобожденный от веса своей жизни, он вливается в свет солнца.

– Вот это да!

– …Там его поджидает Хепри, бог с головой жука-скарабея, из чистого золота. И там он завершает свой путь. Засим оправданная душа познает вечные радости. Ей поют гимн победителей, преуспевших на дорогах земли и на том свете. Вот послушай этот гимн.

Рауль взобрался на могильный камень, задрал лицо к щербатой луне и ясным голосом принялся декламировать древние слова:

 
Оборваны путы. Бросаю на землю
Все зло, что во мне обреталось,
Могучий Озирис! Узри мя, молю!
Лишь только сейчас я рождаюсь!
 

На этом Рауль покончил с лекцией о великой книге по античной мифологии. Свершился подвиг, и на его лбу мерцали капли пота. Он улыбался, словно Анубис только что объявил его победителем в собственной жизни.

– Вот так история! – воскликнул я. – И ты веришь, что для мертвых все так и происходит?

– Да не знаю я! Это ж аллегория. Судя по всему, египтяне обладали огромными знаниями в этом деле, но так как они не могли раскрывать тайны кому ни попадя, то им пришлось прибегнуть к метафорам и поэтическим гиперболам. Ну не мог какой-то там писатель все это придумать в порыве вдохновения. Эти мифы могут проистекать из своего рода вселенского здравого смысла. Если уж на то пошло, то все религии излагают более-менее ту же историю, используя, правда, разные термины. Все религии утверждают, что есть какой-то мир за краем смерти. Что есть какие-то испытания, а в конце – реинкарнация или высвобождение. Более двух третей человечества верят в реинкарнацию.

– Но ты правда думаешь, что есть барка с богами и что…

Рауль знаком приказал мне замолчать.

– Тихо! Тут кто-то есть.

Уже наступило девять вечера, и ворота кладбища, естественно, были закрыты. Кто же мог прийти в такой час нарушать покой? И как, помимо всего прочего, они проникли сквозь запертую решетку? Мы-то всегда забирались по веткам платана, росшего возле северо-восточного угла кладбищенской стены. Мы были уверены, что, помимо нас, никто не знал этой дороги.

Крадучись, мы направились на приглушенный звук голосов.

И увидали, как группа в черных кепках проходила сквозь калитку в воротах, которая – к нашему изумлению – никогда, оказывается, не запиралась.

17. Учебник истории

«Наши предки верили, что смерть – это переход от состояния всего в состояние ничего. Для лучшего обоснования этой идеи они изобрели разные религии (сборники ритуалов, основанных на мифах). Большинство из них утверждало, что существует потусторонний мир, но в него никто по-настоящему не верил. Религии прежде всего играли роль знамен в интересах конкретных этнических групп».

Учебник истории, вводный курс для 2-го класса

18. Стычка со слабоумными

Эта банда замерла перед освещенной факелами могилой и принялась выкладывать на надгробие всякую всячину. Я сумел заметить фотографии, книги и даже статуэтки.

Мы с Раулем укрылись за камнем на могиле актера-рокера-плейбоя, жертвы застрявшей рыбьей кости. Попутно замечу, что звезда сцены выкашливала ее более часа, корчась в попытке избавиться от сего странного объекта, вставшего поперек глотки. И никто не пришел ему на помощь, хоть ресторан и был битком набит. Все полагали, что рок-идол переживает минуту дикарского вдохновения, изобретая новые танцы и оригинальную манеру пения. Грома оваций удостоился последний прыжок его агонии.

Как бы то ни было, с нашего места мы так и так намеревались проследить за всем происходящим. Типы в кепках напялили на себя черные балахоны и принялись распевать псалмы, хоть и на странный манер.

– Они молитвы говорят наоборот, – прошептал мне Рауль.

Тут-то я и понял, что «Segna sed erem, eiram eulas suov ej» на самом деле означает «Je vous salue Marie, Mère des anges»^[4].

– Конечно же, секта сатанистов, – присовокупил мой друг.

Последующая литания подтвердила его правоту.

 
О Великий Вельзевул, одари нас толикой своей силы.
О Великий Вельзевул, позволь нам взглянуть на твой мир.
О Великий Вельзевул, научи нас быть невидимками.
О Великий Вельзевул, научи нас быть быстрыми, как ветер.
О Великий Вельзевул, научи нас оживлять мертвых.
 

Я-то перепугался, а вот Рауль остался невозмутим. Его спокойствие и храбрость были заразительны. Мы приблизились к группе. Вблизи адепты Сатаны оказались еще более впечатляющими. У некоторых на лбу были татуировки с символами зла: ухмыляющиеся козлы, вертлявые черти, жалящие свой собственный хвост змеи.

После добавочных молебнов и инкантаций они зажгли свечи, расставленные в форме пятиконечной звезды, и стали жечь истертые в порошок кости, сгоравшие облаками розовато-лилового дыма. И наконец, из какого-то мешка они вытащили черного петуха, который трепыхался изо всех сил, хотя и остался без единого пера.

– Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сего черного петуха. Душу петуха за душу дурака!

И хором все повторили:

– Душу петуха за душу дурака!

Птичке перерезали горло и разбрызгали кровь по пяти лучам звезды.

Затем была извлечена белая курица.

– Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сию белоснежную курицу. Душу курочки за душу дурочки!

В унисон:

– Душу курочки за душу дурочки! Душу цыплячью за душу палачью!

– Тебе страшно? – прошептал мне на ухо Рауль.

Я старался быть на его высоте, но уже не мог сдерживать дрожь, охватившую мои члены. Важнее всего было избежать стука зубов. Это привлекло бы внимание любителей черной мессы.

– Когда испытываешь в жизни страх, это оттого, что не знаешь, какое решение принять, – хладнокровно сообщил мой юный компаньон.

Я затряс головой в недоумении.

Рауль вытащил монетку в два франка.

– В жизни, – продолжил он, – всегда есть выбор. Действуй или убегай. Прощай или мсти. Люби или ненавидь.

Это что, удобная минутка пофилософствовать? Он оставался невозмутим.

– Мы боимся, когда не знаем, что выбрать, потому что об элементах, входящих в наши расчеты, мы знаем столь же мало, как и о том, что действительно происходит вокруг нас. Как выбирать, когда мир такой сложный? Как? А монеткой. Ничто не может повлиять на монетку. Она не подвержена иллюзиям, она не слышит фальшивых аргументов, ее ничто не пугает. Вот почему она может придать ту смелость, которой тебе недостает.

Высказав все это, он подбросил монетку высоко в небо. Она выпала орлом.

– Орел! Орел – это значит «да», «пошли», «вперед». Орел – это значит «зеленый свет». Ну же, давай. Ты и я против слабоумных, – объявил он мне.

Между тем зловещая церемония неподалеку от нас продолжалась.

Из большого мешка сатанисты вытащили печально блеющего белого козленка, ослепленного блеском свечей.

– Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сего белого агнца, чтоб ты отворил нам окно в страну мертвых. Душу козлячью за…

Загробный голос эхом прокатился по кладбищу:

– Душу козлячью за банду соплячью!

Здоровенный кухонный тесак, уже готовый было отсечь козленку голову, замер в воздухе.

В голосе вскочившего на ноги Рауля звучала полная уверенность благодаря выпавшей орлом монетке.

– Прочь с глаз моих, слуги Вельзевуловы! Вельзевул уж давно как помер. Да будут прокляты те, кто посвятил себя его культу. Я – Астарот, новый принц Тьмы, проклинаю вас! Не ходите сюда, не оскверняйте нечистой кровью животных эти священные камни. Вы будите мертвых и раздражаете богов!

Сатанисты сбились в кучку и замерли в остолбенении, тщетно пытаясь понять, откуда исходят эти слова, но так ничего и не увидали. Рауль владел Голосом. Он владел им потому, что монетка указала, что предпринять. Все стало ясно. И для него, и для меня, и для них. Рауль обладал властью. Они же являлись досадной помехой. Рауль – всего лишь ребенок, но он был их повелителем. Перед лицом такого пугающего взрыва эмоций люди в масках предпочли ретироваться. Козленок же припустился в противоположном направлении.