Сначала числовые символы использовались для обозначения мер зерна, а поскольку оно было основным предметом торговли, то и символы были понятны всем. Около 5 тысяч лет назад случился прорыв. Счетоводы Урука, одного из первых городов Месопотамии, сумели абстрагироваться от понятия «две оливы», «две овцы», «два снопа» и прийти к понятию «два», независимому от конкретных предметов. Эти же счетоводы изобрели и двойные символы – цифры, обозначающие конкретные числа, и пиктограммы, обозначавшие предметы. Производились эти символы отдельно, цифры выдавливались на влажной глине, а пиктограммы вырезались на камне. На одной из найденных в Уруке глиняных табличек помещены пиктограммы овцы и пять клинообразных знаков.

Впоследствии система была улучшена. Линия («маленький») стала означать «1», а круг («большой») – «10». Их можно было комбинировать. Круг и две линии означали «12». Первоначально эти символы использовались при расчетах зерном, потом для подсчета количества работников, которым следовало заплатить, а затем они стали означать любые количества чего-либо. Используемые в качестве средства распоряжения и учета движения предметов и животных, эти символы являются свидетельством дальнейшего совершенствования контроля над природой и обществом. Число и предмет были отныне и навсегда разделены, и, следовательно, числа теперь могли применяться к любому существующему предмету. Мы получили возможность думать о мире как о чем-то таком, что, подобно зерну или овцам, можно брать на учет, контролировать и перераспределять.

Примерно в это же время на фоне увеличения размера и количества поселений новые дары Создателей топора упрощали их организацию и обслуживание. Внедрение плуга с бычьей упряжкой позволило увеличить производство зерна, колесо и парус облегчили его транспортировку, гончарный круг создавал емкости для его хранения, а водяное колесо перемалывало зерно в муку для людей, которые теперь жили в домах из обожженного кирпича в селениях, защищаемых металлическим оружием. Тягловые животные удобряли землю, плуг увеличил обрабатываемые площади, а двупольное земледелие (с частой жатвой и быстрым ростом) обеспечивало урожаем. Перемены шли все быстрее.

Широкое распространение земледелия отмечает момент, когда дары Создателей топора дали нам способность изменять окружающую среду за один сезон и уменьшать период, в течение которого община пыталась выжить после плохого урожая. Всего лишь несколько тысячелетий спустя, после внедрения ирригации на Среднем Востоке, месопотамцы превращали пустыню в сад и изменяли характеристику земель так, как никогда еще никому не удавалось.

«Гидравлическая» цивилизация, появившаяся примерно 7 тысяч лет назад, впервые привела к пониманию того, что люди способны вносить крупномасштабные изменения в природные условия, – когда возникли системы ирригационных каналов, отводивших воду из рек на близлежащие обрабатываемые земли. Эта новая способность стала доминирующей темой всей месопотамской мифологии: хаос природы может быть преобразован в человеческий и божественный порядок. Общество и окружающая среда теперь одинаково поддавались контролю.

Переход к оседлому, земледельческому обществу радикальным образом изменил роль женщины. Ранее именно женщины были хранительницами знаний правил собирательства. Они же, вероятно, заботились о поддержании огня, знали, как делать деревянные и глиняные сосуды, готовить пищу, использовать в практических целях кости и шкуру животных. Они, скорее всего, владели секретами целебных трав, умели изготавливать из растений красители и пряжу, плести одежду. Так что их умения были равноценны мужским, если вообще не превосходили их. Но когда земледелие привело к появлению излишков, его собственники, почти всегда мужчины, получили власть распределять их. А так как собственность неразрывно ассоциировалась с вооруженным захватом территорий, то женщины почти сразу начали утрачивать позиции наделяющих дарами.

Постоянно увеличивающийся излишек продовольствия позволял общине поддерживать разнообразные ремесла. В городе теперь жили пастухи, пахари, скотоводы, земледельцы, рыбаки, мясники, пивовары, пекари, лодочники, фермеры, садовники, строители, плотники, горшечники, ткачи, а также те, кто занимался производством предметов роскоши, например украшений и масляных светильников.

Несмотря на это, города или деревни, вероятно, не могли существовать только за счет собственных ресурсов. Так, хотя Месопотамия (приблизительно современный Ирак) была богата зерном и скотом, ее аллювиальные почвы не содержали полезных ископаемых. Поэтому возникла необходимость создания запаса продовольствия или ремесленных изделий для обмена на продовольствие или сырье из других общин.

И вот теперь, в условиях роста населения, который в первую очередь был результатом даров Создателей топора, конкуренция за ресурсы создала потребность в новом типе лидера – такого, который мог бы взять на себя командование на войне и в мирное время, организовывать перераспределение продовольствия и сырья между своими людьми. Для того чтобы все это делать при поддержке складывающейся, хотя и малочисленной, элиты из умеющих писать и читать пиктограммы (возможно, несколько десятков в общине, насчитывающей тысячи человек), вожди обратились к мобилизации труда и податям для содержания еще большего числа специалистов, включая кузнецов и мастеров по металлу, которые могли производить военные материалы.

Возможно, именно по этой причине новых лидеров, как религиозных, так и светских, постоянно упоминают как щедрых и богатых благодетелей. В действительности процесс был, скорее, обратным. Лидер собирал налоги и подати, чтобы получить материал, который можно перераспределять в обмен за труд по производству самих материалов. Его главная, самолично взятая на себя функция – организация и защита быстро растущих поселений, слишком больших, чтобы называть их деревнями.

Самым большим и предположительно самым ранним городом в Месопотамии был Урук, возникший в 5 тысячелетии до нашей эры (7 тысяч лет назад) как два отдельных поселения, расположенных на разных берегах Евфрата. На протяжении следующего тысячелетия город сохранял эту сдвоенную форму, но потом в нем появились два важных церемониальных квартала, первый из которых был посвящен богу неба Ану, а второй – богине любви Энанне. Площадь самого города увеличилась с 25 до 175 акров.

Особенно значительно Урук вырос в течение одного-двух столетий после 3100 года до нашей эры. Сначала его площадь увеличилась со 100 до 250 акров при одновременном росте числа поселений за пределами городских стен со 100 до 150. Затем положение вдруг изменилось. Город продолжал расширяться еще быстрее, но теперь за счет деревенских поселений. Примерно половина их в районах, близких к Уруку, была заброшена, в результате чего городская территория расширилась до 1000 акров, а население удвоилось с 10 до 20 тысяч, что составляло примерно две трети всех проживавших в данном регионе. Столь быстрый рост наводит на мысль, что население чувствовало необходимость сконцентрироваться, и причиной тому была, скорее всего, внешняя угроза.

По мере роста сообщества люди организовывались в то, что на современный взгляд представляется деспотическим и клаустрофобным режимом, новую социальную структуру, основанную на охватывающей все общество иерархии и на разнообразных и сложных сельскохозяйственных дарах Создателей топора. На нижнем уровне находились крестьяне и их семьи, трудившиеся не покладая рук, чтобы произвести избыточный продукт. Излишки они относили на промежуточные распределительные пункты, откуда чиновники отправляли часть продукции в крупные населенные пункты, а самое лучшее уходило представителям власти. В обмен на продукты крестьяне получали, вероятно, гончарные и текстильные изделия, а самое главное – защиту. Немалую часть времени занимали религиозные ритуалы в поддержку правителей.

Но уже то, как принимались эти условия, указывает на новое представление о мире, порожденное дарами Создателей топора. Преимущества жизни в городах значительно перевешивали налагаемые в ней ограничения. Живущим в деревнях города – с их высокими стенами и зданиями, населенные людьми, умеющими читать и писать, охраняемые другими людьми с драгоценным бронзовым оружием, управляемые загадочными, полубожественными правителями, – представлялись, должно быть, центрами почти магической активности. Города, в полном смысле этого слова, были первыми центрами высшей власти, а потому требовалось немалое давление, чтобы убедить сельское население оставаться вне их стен, в деревне.

Появление в этот период в Месопотамии позиции «правителя» связано с зародившейся, должно быть, еще во времена охотников-собирателей традицией, когда ритуальная формализация мифов создала религиозные практики, в которых участвовал полусвятой шаман. Еще ранее правящая элита Месопотамии укрепила свое положение, ассоциировав себя с выдуманным шаманами мистическим источником власти. Теперь только правители («короли») с помощью шаманов могли понимать и предсказывать действия сил природы. Новые лидеры подавали себя как посредников между населением и древними мифическими силами и утверждали за собой право на прямой, божественный контакт со сверхъестественными силами, почти сразу принявшими антропоморфные образы богов и богинь.

Таким образом, верховные правители были единственными, кто мог общаться с божествами и обеспечивать их милость. На божественную природу этих ранних говорящих с небом иерархов указывают шумерские пиктограммы с символом звезды перед именем царственной особы, что означало связь с космическими существами на небе. Это священное привилегированное положение отразилось и в новой для лидеров тенденции накапливать богатства, чтобы после смерти брать их с собой на небо.

Представлениям о новом типе человеческого существа в форме высшей, контролирующей власти, отделенной от населения и вознесенной над ним (которые существуют и в современном мире), соответствовали (как и сегодня) затраты на строительство зданий для размещения верховных правителей и их слуг. Новая правящая элита, как существа полубожественного происхождения, не могла жить с остальными членами сообщества, а потому церемониальные сооружения и дома правителей становились все больше, все заметнее, строились на возвышенностях и окружались массивными стенами. Скелеты правителей показывают, что привилегированное положение обеспечивало им лучшее здоровье и большую продолжительность жизни.

Отныне атрибуты власти становятся публичными символами, отражающими стабильность общества и новые ценности, навязанные ему лидерами. Особый статус царской семьи заметен в Уруке. По оценкам ученых, на возведение насыпи и храма общей высотой в 40 метров, занимающих площадь в 420 тысяч квадратных метров, а также зданий и оштукатуренных глинобитных стен, покрытых тысячами глиняных клинописных узоров, понадобилось 7,5 тысяч человеко-лет.

Строгий социальный контроль, необходимый для функционирования месопотамских городов, привел к единообразию ритуалов и артефактов. В Яхии, неподалеку от города Шумера, находился центр производства каменных чаш. Эти чаши были предметами роскоши, производившимися для шумерских властей (поскольку в самой Яхии ими не пользовались, никаких свидетельств существования местной элиты не обнаружено), которые расплачивались за них продуктами питания и предметами потребления. Чаши с характерными для Яхии символами находят даже на территории Сирии и в долине Инда. Эти вещи выступали как символы власти, примерно как в наши дни – художественные ценности городских музеев и национальных институтов, потому что только власти могли позволить себе оплатить их.

В этот период количество оттисков личных печатей на плоских глиняных табличках указывает на существование сложной и прочно установившейся системы торговли. Товары проходили через достаточно большое число рук, чтобы возникла проблема фальсификации. Печати уменьшали возможность подделки, так как их обычно носили на запястье. Но числа и пиктограммы для обозначения товаров стали слишком большими, что тормозило ритм деловой жизни, поэтому заостренные палочки из тростника, которыми прежде пользовались для рисования на сырых глиняных табличках, уступили место стилю. Он позволял провести линию на глине одним движением, а так как поперечное сечение стиля было клинообразным, то соответствующее название перешло и на стилизованные к тому времени пиктограммы.

Новый дар письма подобным способом оставался тем не менее делом чрезвычайно сложным и эзотерическим, поскольку включал по меньшей мере 2 тысячи знаков. Например, для обозначения одной только «овцы» в разных состояниях существовал 31 вариант знака. Овладение мастерством письма требовало многих лет учебы, так что оно являлось в высшей степени специализированным умением, доступным очень немногим. Неточность в фонетической передаче знаков (которые зачастую обозначали один и тот же звук), а также возникающая путаница (потому что знак мог читаться и как звук, и как название предмета) усложняли и удлиняли процесс обучения. С одной стороны, письмо содействовало становлению и развитию более сложного и неоднородного общества, открывая перед многими его членами такой образ жизни, о котором и не мечтали недавние поколения; с другой, награды давались высокой ценой. Способность письма организовывать и приказывать оставалась доступна лишь немногим.

Владеющая письменностью бюрократия держала под своим контролем налоги и распределение ресурсов, оплату труда рабочих, внутреннюю и внешнюю торговлю. Позднее, уже в Египте, при изображениях на памятниках экономической деятельности, писцов всегда показывали на видном месте, следящими за операциями. В силу важной роли в управлении писцы пользовались уважением и занимали привилегированное положение, а потому не стремились к упрощению тайного искусства во избежание прироста потенциальных конкурентов.

Управление подобной системой требовало наличия крупного, специализированного, профессионального канцелярского учреждения. Движущей силой стала школа писцов, эддубба, дававшая обществу небольшую образованную элиту. Школы возникли в начале третьего тысячелетия, и полноценный курс обучения продолжался с детства до зрелости. Учеба начиналась с упражнений в слоговых знаках, таких как ту, та, ти, ну, на, ни, бу, ба, би и так далее, после чего учащиеся осваивали весь набор примерно из 900 знаков, а уже затем шли группы из более чем одного знака. Вслед за заучиванием и практикой наступало то, что делало процесс обучения письму и чтению таким трудным. На протяжении многих месяцев учащийся запоминал списки из тысяч предметов и вещей, объединенных по темам, например, части животных и человеческого тела, названия домашних животных, птиц, рыб, растений, инструментов и т.д. Трудность заключалась в том, что пиктограмм было почти столько же, сколько и предметов, подлежащих записи.

В своих литературных, лингвистических, математических и астрономических достижениях школы писцов выходили далеко за рамки практических и бюрократических нужд и тем самым (что не удивительно) еще более разъединяли ведущих и ведомых. Школы, эти новые арены интеллектуальной деятельности, возникшие по методике Создателей топора и недоступные большинству населения, использовали грамотность для развития беспрецедентно всесторонней, хотя и крайне избирательной, образовательной системы и через нее способствовали установлению могущественной правящей элиты. Тысячи сохранившихся глиняных табличек донесли до нас имена писцов, и даже имена и род занятий их отцов. Как и следовало ожидать, в обществе, где грамотность была ревностно охраняемым умением, писцы происходили из важных и богатых семей, и многие затем занимали высокие места в административной бюрократии.

Потом, как это неоднократно случалось на протяжении истории, немногие грамотные под давлением меняющихся обстоятельств были вынуждены распространить часть специализированных навыков, поделиться ими с другими. По мере того как внедрение техники порождало все новые социальные изменения, неизбежной альтернативой социального коллапса становилось расширение образованного сегмента общества. Число пиктограмм в течение всего 500 лет было радикально сокращено с 2000 до 300, что, соответственно, способствовало более широкому их использованию.

И хотя доля населения, способного пользоваться этими новыми, упрощенными пиктограммами, все еще не достигала и одного процента, появились возможности для организации более сложной социальной структуры и начального учреждения подлинно бюрократического регламентирования социальной деятельности. Несколько городов объединялись в федерации под управлением одного правителя. Одновременно возникло новое, более широкое понимание «места» как сложного, строго разделенного на слои иерархического целого, которое мы на современном языке называем «государством». Аппарат общественной организации состоял по меньшей мере, из трех классов: низшие администраторы (надсмотрщики и бригадиры, надзирающие за рабочими и крестьянами), надсмотрщики над надсмотрщиками (работающие в канцеляриях, следящие за соблюдением графиков) и на верхнем уровне политики, принимающие решения.

Появление письменности – помимо того, что оно содействовало разделению труда, – способствовало также возникновению единообразия общественного мышления и поведения в немыслимых ранее масштабах. В прежние времена, передаваемые устно ритуалы и распоряжения (как бы их ни заучивали и ни репетировали) сознательно или неумышленно искажались; теперь же они навечно закреплялись в единой письменной форме. Становилось меньше возможностей уклоняться от обязанностей. Изобретенное Создателями топора письмо позволило бюрократическому аппарату объединить командно-контрольную систему Месопотамии, и к третьему тысячелетию до нашей эры эта власть уже начала выходить за рамки ориентированной на труд организации, все более контролируя поведение людей в частной жизни.

Случившееся после этого выделяет Месопотамию среди других великих речных цивилизаций того же периода: индийской, китайской и египетской. В Месопотамии расширение общественного контроля посредством использования грамотности радикально изменило отношения между отдельными людьми и между ними и городской властью благодаря изобретению законов.