Читать книгу «Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби» онлайн полностью📖 — Бена Макинтайра — MyBook.
image

Глава 4
Детка, детка, я шпион!

Сэр Стюарт Мензис, глава МИ-6, являл собой практически карикатуру на идеального шефа шпионов: аристократичный, коварный и загадочный. Некоторые считали его незаконнорожденным сыном Эдуарда VII, и слух этот, скорее всего беспочвенный, сэр Стюарт вовсе не спешил опровергать. Подобно всем шефам МИ-6, он был известен как Ш, и традиция эта началась с инициала первого шефа, (Мэнсфилда) Камминга[7]. Мензис состоял в клубе «Уайтс», охотился на лис, общался с членами королевской семьи, не пропустил ни одного дня в Аскоте, охотно предавался возлияниям и надежно хранил свои секреты за небольшими, но суровыми усами. Сэр Стюарт предпочитал женщин мужчинам, а лошадей – и тем и другим. Он был непробиваемо вежливым и столь же безжалостным: вражеским шпионам, лисам и конкурентам по службе не стоило ждать от него пощады. Николас Эллиотт благоговел перед Шефом, потому что, по его словам, у того было «подлинное понимание ценностей» – под этим подразумевалось, что Мензис, старый итонец и друг отца Эллиотта, разделял его представления о мире. Ким точно так же восхищался Мензисом на людях, но втайне считал его образцовым экземпляром правящей элиты, чья судьба была предрешена. «Его интеллектуальный арсенал не производил впечатления, – впоследствии писал Филби, – его знания о мире и взгляды на него были как раз такими, каких можно ожидать от питомца высших слоев британского истеблишмента, ведущего довольно-таки замкнутый образ жизни». Одним словом, Ш созрел для манипуляций.

Как это свойственно маленьким, закрытым, самовоспроизводящимся сообществам, МИ-6 разрывали междоусобные распри. Клода Дэнси, помощника шефа, Хью Тревор-Роупер характеризовал как «изрядного мерзавца, продажного, некомпетентного, но по-своему хитренького». Валентайн Вивьен, Ви-Ви, обеспечивший Филби безболезненное вхождение в мир секретных служб, был старомодным ветераном колониальных порядков, приверженцем формы и протокола, и постоянно жил в ощущении социального беспокойства, поскольку был всего лишь сыном портретиста. На малейшее пренебрежение – подлинное или мнимое – он реагировал яростно. «По правде сказать, Вивьен давно уже пережил пору своего расцвета, если она вообще была в его жизни, – колко заметил Филби. – Он был худой, с аккуратно завитыми волосами и влажными глазами». Дэнси ненавидел Вивьена, а Вивьен – Дэнси; босс Филби Феликс Каугилл враждовал с обоими и вызывал у них ответное презрение. Филби обхаживал всех троих, льстил им и презирал их, в то же время поддерживая отношения с другими подразделениями разведки, в особенности с МИ-5. Во-первых, именно в службе безопасности плоды его контрразведывательной деятельности были наиболее востребованы, во-вторых, что еще важнее, именно она отвечала за контршпионаж в Великобритании: окажись Филби под подозрением, МИ-5 сразу пошла бы по его следам. Таким образом, было важно завести друзей среди сотрудников этого ведомства. Самую тесную связь Филби удалось здесь наладить с руководителем контрразведки Гаем Лидделлом, утонченным виолончелистом-любителем и завсегдатаем шпионского салона Харриса. Вечно взъерошенный, непосредственный, Лидделл смахивал скорее на провинциального банкира, нежели на кукловода. «Он проборматывал свои мысли так, словно наощупь продирался к фактам той или иной операции, и на лице его появлялась уютная, невинная улыбка, – писал Филби. – Но за этим ленивым фасадом его тонкий и пытливый ум перебирал целую сокровищницу фотографических воспоминаний». Филби восхищался профессионализмом Лидделла и в то же время боялся его.

Секреты – валюта разведывательной деятельности, и некоторое хорошо просчитанное разглашение тайн в шпионской среде повышает обменный курс. Филби начал неофициально подбрасывать небольшие, но лакомые кусочки информации коллегам, и они отвечали ему тем же. По свидетельству самого Кима, «награда за подобное нарушение правил бывала подчас весьма щедрой». Поделившись секретом, можно было обзавестись другом, а дружба, или ее имитация, являла собой лучший способ выведать новые секреты. Филби стал заметным и популярным персонажем в коридорах как МИ-5, так и МИ-6, всегда готовым обменяться любезностями, сплетнями или конфиденциальными сведениями, всегда готовым пропустить после работы по стаканчику, да не по одному. Его советский кукловод удовлетворенно сообщал, что агент Сонни, возможно, «единственный в Отеле, у кого вообще нет врагов».

Мензис считал Филби и Эллиотта своими протеже, своими «золотыми мальчиками»: это новое поколение офицеров разведки далеко ушло от прежних полицейских с бакенбардами и ископаемых военных, преобладавших в довоенной МИ-6. Были они энергичными, целеустремленными и с хорошим образованием (но не интеллектуалами, коих Ш не жаловал). Они принадлежали к правильным клубам и говорили с правильным произношением. Вскоре стало очевидно, что Мензис готовит обоих к продвижению по службе, отвергая любые попытки увлечь их в другом направлении. Когда Форин-офис поинтересовался, можно ли откомандировать Кима на дипломатическую службу, Ш отверг этот запрос с язвительной припиской: «Вам не хуже моего известно, какую ценную работу Филби выполняет для меня… Филби играет столь важную роль в нашей деятельности для нужд фронта, что его нынешние коллеги вынуждены с сожалением отказаться его отпускать». Подобным же образом личный секретарь короля Томми Ласселс послал Гаю Лидделлу записку, где сообщалось, что Эллиотта рассматривают в качестве возможной кандидатуры на должность секретаря монарха, и спрашивал его мнения. Лидделл ответил, что познакомился с Эллиоттом «в сутолоке [тюрьмы] Скрабс», что он «приятный человек и Невил Блэнд о нем высоко отзывался». Из него получился бы отличный придворный. Мензис, чья мать была фрейлиной королевы Марии, убил в зародыше и эту затею. Он хотел, чтобы его мальчики оставались в ближнем кругу, а Филби и Эллиотт, пусть и по весьма несхожим причинам, были этому только рады.

Деятельность Пятого отдела, боровшегося с немецким шпионажем по всему миру, была увлекательной, сложной и зачастую повергала в отчаяние. «На каждую зацепку, дававшую результат, – писал Филби, – приходилась дюжина тех, что извилистыми тропами заводили нас в тупик». Эллиотт находил «чудовищный» объем канцелярской работы – неотъемлемую часть разведывательной деятельности – особенно утомительным и стремился перенять манеру Филби по части написания докладных записок, служившую «образцом лаконизма и ясности». Однако пускай офицерам Пятого отдела и приходилось жаловаться на долгие часы работы, зато они сформировали сплоченную группу, со своими собственными дружескими ритуалами и обычаями: воскресный ланч у Филби, крикет по выходным, коктейли в «Короле Гарри», время от времени обед в лондонском клубе, а иногда и уикенды в Итоне. «Я обладал преимуществом, ибо мог приглашать друзей гостить с ночевкой у моих родителей, у которых, по счастью, были старые слуги, помогавшие справиться с огромным домом», – писал Эллиотт.

Филби, похоже, вкалывал в два раза больше всех остальных, в чем не было ничего удивительного, поскольку работал он на двух господ или, точнее говоря, делал вид, что служит одному, а на самом деле приносил пользу другому. По мере того как укреплялось влияние Кима на британскую разведку, возрастало и его значение в глазах советских спецслужб. Московский Центр направил своему лондонскому резиденту сообщение, в котором описывал Сонни как «интересного и многообещающего агента» и приказывал активнее прибегать к его услугам. Филби отвечал преданным усердием. Во время ночной смены на Бродвее он тщательно изучал входящие телеграммы в поисках любой информации, представлявшей потенциальный интерес для НКВД; послания из Лондона в военное представительство в Москве считались «особо ценными». Филби описывал всех сотрудников Пятого отдела с язвительной точностью. Эллиотт был не единственным коллегой, которого могло бы шокировать тайное мнение о нем Филби: его боссу Феликсу Каугиллу «не хватало социальных навыков»; школьный товарищ Тим Милн был «подвержен инерции»; Тревор Уилсон, бывший собиратель скунсового помета, питал «излишнюю слабость [к] женщинам», а молодой Десмонд Бристоу являл собой «слабое звено… по причине незрелости и небольшого ума».

Каждый вечер Филби приносил домой «толстый портфель» и садился у себя в кабинете, старательно копируя документы, в то время как Эйлин готовила ужин и присматривала за детьми. Кстати, он докладывал и об Эйлин, словно комиссар, оценивающий идейные слабости ближайших родственников: «По своим политическим взглядам она социалистка, но, подобно большинству богатых представителей среднего класса, у нее почти неискоренимая склонность к определенной форме филистерства (мещанства), а именно: она верит в воспитание, в британский флот, в личную свободу, в демократию, в конституционную систему, в честь и прочее… Я уверен, что могу излечить ее от этих заблуждений, хотя, конечно, я еще не предпринимал таких попыток; надеюсь, революционная ситуация даст ей необходимую встряску и вызовет у нее нужный революционный отклик». Брак, семья, дружеские связи – все было подчинено требованиям революционной правоверности.

Филби выполнял все, о чем просили его советские кукловоды, хотя и находил это «сложной, изнуряющей, а подчас крайне заурядной работой, требовавшей невероятного терпения, силы воли и контроля». Кроме того, это сильно изматывало его нервную систему. По сообщениям куратора, Филби страдал от «приступов паники», что неудивительно, ведь он играл в невероятно рискованную игру. Если бы хоть один офицер советской разведки перешел на другую сторону и выдал его британским секретным службам, он был бы обречен. И это едва не произошло.

В 1937 году офицер советской разведки по имени Вальтер Кривицкий бежал на Запад, прихватив с собой в качестве приданого разведывательную информацию самого высокого уровня, включая данные о семидесяти сотрудниках советской разведки, работающих за рубежом. Побег Кривицкого привел к аресту и судебному преследованию Джона Кинга, бывшего инструктора Эллиотта по шифровке. Однако большая часть информации была противоречивой и фрагментарной. В 1940-м Кривицого опрашивала офицер МИ-5 Джейн Арчер – дело происходило в отеле «Сент-Эрмин», где в свое время Филби завербовали в МИ-6. Беседа началась не лучшим образом: Кривицкому (известному под кодовым именем Мистер Томас) предложили к чаю таблетку сахарина (сахар приходилось строго дозировать). Кривицкий тут же решил, что таблетка отравлена и что британские секретные службы решили его убить, пусть и весьма очевидным и вежливым способом. Как только этот неловкий момент миновал, Кривицкий заговорил начистоту и выдал невероятно ценную информацию: во время гражданской войны в Испании советская разведка отправила туда агента, чтобы убить генерала Франко. Кривицкий не располагал именем или какими-то другими деталями, но описывал человека, который должен был стать убийцей, как «молодого англичанина, журналиста из хорошей семьи, идеалиста и фанатичного антифашиста». МИ-5 инициировала расследование, но поскольку в 1930-е годы в Испании находилось несколько журналистов из хороших семей, дознание быстро сошло на нет. Никому и в голову не пришло увязать этот намек с фигурой Филби. Об этой истории годами судачили в британской разведке, но серьезное значение она приобрела лишь много лет спустя.

Филби надрывался, служа советской идее, рискуя жизнью и готовясь докладывать обо всем, что интересовало Москву, включая собственного отца, жену и лучшего друга. Но Москва все еще была недовольна. Кембриджские шпионы – Гай Берджесс в МИ-6, Дональд Маклин в Форин-офисе, Энтони Блант в МИ-5, Джон Кернкросс в Блетчли-парке и Ким Филби в Пятом отделе – выдавали разведданные высочайшего уровня. Однако их продуктивность стала причиной парадоксальной ситуации. В пронизанном тотальным недоверием мире советского шпионажа качество, количество и систематичность этой информации вызывали подозрение. В Москве стали укореняться опасения, что посредством Филби и его друзей британская разведка, возможно, затевает сложную многоуровневую операцию, чтобы обмануть Москву; должно быть, все они – двойные агенты. Более того, история Филби не отвечала укрепившимся советским представлениям: МИ-6 считалась неуязвимой, однако Филби вошел туда почти прогулочным шагом; в университете он был леваком, однако проверка его прошлого – как предполагалось, тщательная – ничего этого не выявила; его попросили отыскать свидетельства того, что его отец был шпионом, но он не сумел этого сделать.

Может, Филби внедрен британской разведкой? Может, он пытался защитить своего отца? Может, он вообще враг народа, маскирующийся под друга? Чтобы это выяснить, решили устроить проверку. С информацией, предоставляемой Филби, был полный порядок, но Москву интересовали главным образом личности шпионов в Советском Союзе: кого МИ-6 завербовала в СССР, как их звали и какие советские секреты они раскрыли? Если Филби выдаст этих шпионов, значит, он предан Советскому Союзу и на него можно полагаться; если нет, тогда Москва сделает соответствующие выводы. Филби вежливо указал на то, что его задача в МИ-6 – ловить вражеских шпионов, а не курировать собственных агентов, что входит в обязанности другого отдела, находящегося в совершенно другом месте. Но Москва была неумолима: «Мы сказали ему, что он должен завладеть этими документами, используя любые убедительные и разумные предлоги». Как на собственном опыте узнал бывший куратор Филби Теодор Малли, отказ сделать что-либо, потому что это невозможно, согласно извращенной логике сталинизма рассматривался как знак измены. Ким послушно принялся за выполнение задания.

Главная канцелярия – память и справочная библиотека МИ-6 – размещалась в районе Прэ-Вуд в Сент-Олбансе, по соседству с главным управлением Пятого отдела. В размещенных здесь указателях были объединены личные дела всех нынешних секретных британских агентов и каждого агента, шпионившего на Великобританию с момента создания МИ-6 в 1909 году, включая имена, кодовые имена, прозвища, характеристики, качество работы и оплату, самый настоящий перечень шпионов по всему миру. Заведовал всей этой невероятно важной и опасной сокровищницей секретов капитан Уильям Вудфилд, главный регистратор, бывший полицейский с багровым лицом, чья страсть к возлияниям была чрезмерной даже по меркам МИ-6. В отчете для советского куратора Филби описал Вудфилда в своей обычной сжатой манере: «Около 58 лет, пять футов шесть дюймов, худощавого телосложения, темные волосы, лысая макушка, носит очки, длинное узкое лицо, раньше в течение нескольких лет был приписан к специальному отделу». Вудфилд любил похабные шутки и «розовый джин»: Филби специально разыскивал его в «Короле Гарри», чтобы щедро обеспечить и тем и другим. Вскоре они стали задушевными приятелями-собутыльниками, и когда Филби попросил разрешения посмотреть указатели, связанные с Испанией и Португалией, Вудфилд без единого вопроса позволил ему их вынести. Пиренейский полуостров – сфера деятельности Филби, следовательно, у него были все причины интересоваться агентами МИ-6 в этом регионе. Следом Филби запросил указатели, связанные с Советским Союзом. И у Вудфилда снова не возникло возражений – он даже не задумался, почему его симпатичный соратник по хмельному делу интересуется областями, столь далекими от отведенного ему участка.

Филби, как водится, отправил отчет в Москву. В этом документе британские шпионы в Советском Союзе были описаны с типичной для него прямотой: «Их нет». По сообщению Филби, шеф московского подразделения МИ-6 не завербовал в Советском Союзе ни одного сколько-нибудь значимого шпиона; на его удочку попались лишь несколько незначительных информаторов, главным образом поляков. Более того, СССР был всего лишь «десятым в списке стран, куда собирались посылать агентов». Согласно документам, в Советской России не было ни британской агентурной сети, ни шпионской кампании МИ-6, «ни каких-либо советских граждан, работавших секретными агентами в Москве или где-либо еще на советской территории». Доклад Филби восприняли с изумлением; вследствие паранойи в сочетании с раздутым чувством собственной важности в Москве разозлились и не поверили. Советский Союз был мировой державой, а МИ-6 – наиболее грозной разведывательной организацией в мире; соответственно, были все основания полагать, что Великобритания, несомненно, шпионит за СССР. Если Филби утверждал иное, он, несомненно, лгал. Сама идея, что Великобритания теоретически могла отвести могучему советскому государству десятое место в своем списке стран-мишеней для шпионажа, была «явной нелепостью» (и, по правде говоря, весьма обидной). Разгневанный офицер советской разведки взял красную ручку и нацарапал два больших и сердитых восклицательных знака через весь текст доклада. Утверждение Филби представлялось им «крайне подозрительным»; его неспособность оправдать ожидания «вызывала сомнения»; в связи с этим его снова надлежало подвергнуть «проверке и перепроверке». По правде сказать, британская разведка все больше сосредотачивала свое внимание на угрозе нацизма, и с тех пор, как Москва стала союзником, Форин-офис наложил строгие ограничения на ведение секретной деятельности в Советском Союзе. Но когда Энтони Блант подтвердил, что у МИ-6 не было тайных агентов в СССР, он и сам попал под подозрение: должно быть, Филби и Блант в сговоре. Так сложилась причудливая ситуация: Ким говорил Москве правду, а ему не верили, поскольку правда эта противоречила ожиданиям Москвы.

 

















1
...
...
11