Их отношения стали еще более близкими, когда обоих извлекли из отдаленных краев британской разведки и поместили в самый центр, в Пятый отдел МИ-6, в подразделение, занимавшееся контрразведкой. МИ-5 отвечала за обеспечение безопасности, в том числе за противодействие вражескому шпионажу в Великобритании и в колониях. МИ-6 отвечала за сбор информации и курировала агентов за рубежом. В составе МИ-6 Пятый отдел играл особую и крайне важную роль: его сотрудники при помощи шпионов и перебежчиков собирали информацию о разведывательной деятельности врага на иностранных территориях и заранее предупреждали МИ-5 о разного рода шпионаже в Великобритании. Являясь важнейшим связующим звеном между секретными службами, Пятый отдел был призван «сводить на нет, запутывать, дезориентировать, подрывать, проверять или контролировать деятельность секретных служб по сбору информации и влиять на действия агентов иностранных государств или служб». Перед войной этот отдел отдавал большую часть своих сил наблюдению за международным распространением коммунизма и борьбе с советским шпионажем, но по мере того, как война продолжалась, сосредоточился почти исключительно на разведывательных операциях стран гитлеровской коалиции. Особое беспокойство вызывал Пиренейский полуостров. Сохранявшие нейтралитет Испания и Португалия оказались на передовой шпионской войны. Многие операции немецкой разведки, направленные против Великобритании, начинались именно в этих двух странах, и в 1941 году МИ-6 принялась укреплять позиции на Пиренеях. Как-то вечером Томми Харрис сказал Филби, что боссы разыскивают кого-то «знакомого с Испанией, чтобы поручить ему растущий подотдел». Филби тут же заинтересовался; Харрис поговорил с Ричардом Бруманом-Уайтом, другом Эллиотта, руководителем операций МИ-6 на Пиренеях, а тот обратился к главе МИ-6. «Система „старых друзей“ пришла в действие», по выражению Филби, и спустя несколько дней его вызвали на встречу с начальником Пятого отдела.

Майор Феликс Каугилл являл собой образец разведчика старой школы: бывший офицер индийской полиции, жесткий, воинственный, чрезмерно подозрительный и не блещущий умом. Тревор-Роупер пренебрежительно отзывался о нем как о «бестолковом человеке-катастрофе, одержимом манией величия», и Филби втайне относился к нему с не меньшим ехидством: «Для офицера разведки он был слишком скован нехваткой воображения, невниманием к деталям, да и попросту незнанием окружающего мира». Каугилл был «подозрительным и ершистым» по отношению к любому, кто не служил у него под началом, за своих же подчиненных стоял горой и уж точно не мог тягаться с Филби по части обаяния.

Филби не писал официального заявления о приеме на работу, а Каугилл ничего ему официально не предлагал, но после одного долгого, богатого на возлияния вечера Филби получил новую должность: возглавил пиренейский подотдел Пятого отдела, и эта работа, как радостно отмечал Филби, предполагала более широкие обязанности, а также «личные контакты с остальными сотрудниками СРС и МИ-5». Но прежде чем Филби занял этот пост, Валентайн Вивьен, заместитель директора МИ-6, известный под прозвищем Ви-Ви, решил еще раз побеседовать с отцом Филби. Хилэри Сент-Джон Бриджер Филби был фигурой весьма одиозной. Как советник Ибн-Сауда, первого монарха Саудовской Аравии, он играл (и впоследствии продолжал играть) ключевую роль в льстивой тактике Великобритании в этом регионе. Он принял ислам, взяв имя шейха Абдуллы, свободно изъяснялся по-арабски и, в конце концов, взял в качестве второй жены рабыню из Белуджистана, подаренную ему саудовским королем. При всем при этом его вкусы оставались подлинно английскими, а мнения – совершенно непредсказуемыми. Как противник войны Филби-старший был в какой-то момент арестован и даже ненадолго посажен в тюрьму, впрочем, этот эпизод не нанес ни малейшего урона ни его собственному социальному положению, ни перспективам служебного роста его сына. За ланчем в клубе полковник Вивьен поинтересовался у Сент-Джона Филби политическими взглядами его сына.

– Он ведь был прокоммунистически настроен в Кембридже, не правда ли?

– О, то были всего лишь дурацкие увлечения школяра, – беззаботно ответил Сент-Джон Филби. – Теперь это совсем другой человек.

Николас Эллиотт тем временем совершал параллельный карьерный ход. Летом 1941 года его тоже перевели в Пятый отдел, где поручили курировать Нидерланды. С этого момента Филби стал бороться с немецким шпионажем на Пиренейском полуострове, а Эллиотт в соседнем кабинете боролся с тем же самым в оккупированной нацистами Голландии. Каждому платили жалованье наличными, в размере шестисот фунтов в год, и ни один из них, в соответствии с давними правилами секретных служб, не платил налогов. Теперь Филби и Эллиотт сражались плечом к плечу, чтобы «активно искать и ликвидировать вражеские разведслужбы».

Штаб-квартира Пятого отдела размещалась не в Лондоне, где находились остальные отделы МИ-6, а в Гленалмонде, большом викторианском здании на Кинг-Гарри-лейн в Сент-Олбансе, примерно в двадцати милях к северу от столицы, и носил кодовое название «Квартира Экс-Би». Ким Филби и Эйлин снимали небольшой дом на окраине города.

С будущей женой Филби познакомила его кембриджская приятельница Флора Соломон в день объявления войны. Дочь еврейского золотопромышленника из России, Соломон стала еще одним экзотическим цветком в пестрой оранжерее, которую являл собой круг Филби: в молодости у нее была связь с Александром Керенским, министром-председателем Временного правительства, свергнутого Лениным во время Октябрьской революции, а потом вышла замуж за британского генерала, участника Первой мировой войны. В 1939 году ее приняли на работу в магазин «Маркс и Спенсер», где она отвечала за улучшение рабочих условий сотрудников. Там она познакомилась и подружилась с Эйлин Фёрс, сотрудницей службы безопасности филиала магазина в районе Марбл-Арч. По словам Флоры, Эйлин принадлежала к так называемому провинциальному классу, ныне вышедшему из моды классу. «Она была типичной англичанкой, стройной, привлекательной, пламенной патриоткой». Незаметная в своем костюме и плаще, она становилась практически невидимой, когда несла службу в торговых залах «Маркса и Спенсера». Бдительная и осторожная, Эйлин старалась раствориться в толпе, отойти на второй план. Ее отца убили в Первую мировую войну, когда ей исполнилось всего четыре, и ее детство в одном из графств, прилегающих к Лондону, было строго традиционным, скучным и довольно одиноким. Втайне от всех она «страдала депрессиями». Эйлин Фёрс и Ким Филби познакомились в гостях у Флоры, в ее доме в районе Мэйфейр. Филби начал рассказывать, как работал корреспондентом в Испании. «В лице Эйлин он нашел жадного слушателя, – писала Соломон. – Вскоре я узнала, что они поселились в одной квартире».

Их союз виделся Эллиотту идеальным, основанным на общей любви к хорошей компании. К Эйлин он относился почти так же, как к Филби, а после того, как у него обнаружили диабет и Эйлин заботливо его выходила, эта привязанность еще окрепла. «Она была очень умна, – писал Эллиотт, – на редкость человечна, бесстрашна и отличалась приятным чувством юмора». В самом деле, Эйлин являла собой именно тот тип жены, о каком мечтал и сам Эллиотт: преданная, сдержанная, патриотичная, всегда готовая посмеяться над его шутками. Дочка Филби, их первенец, появилась на свет в 1941 году; в следующем году родился сын, а через год еще один. Как одобрительно заметил Эллиотт, переполняемый «отцовской гордостью» Филби проявил себя заботливым родителем.

Дом Филби стал местом, где собирались молодые офицеры разведки из Пятого отдела, загородной версией лондонского салона Харрисов, где двери – а также разнообразные бутылки – всегда были открыты. Грэм Грин, на тот момент один из заместителей Филби, вспоминал «долгие воскресные ланчи в Сент-Олбансе, когда целый подотдел отдыхал под его руководством, предаваясь обильным возлияниям». Коллеги обожали Филби и впоследствии упоминали о его «небольших знаках привязанности», душевной щедрости и отвращении к мелочным офисным интригам. «В нем что-то было, какая-то аура притягательной авторитетности, как у некоего романтического командира взвода, благодаря которой людям хотелось представать перед ним в наилучшем виде. Даже начальство признавало его способности и полагалось на него».

Пятый отдел представлял собой тесно сплоченное сообщество: всего дюжина представителей руководящего состава и их заместителей и столько же обслуживающего персонала. Руководители и секретари обращались друг к другу по имени, а между некоторыми существовала еще более тесная связь. «Веселый оркестр» Филби состоял из его старого школьного друга Тима Милна, жизнерадостного эксцентрика по имени Тревор Уилсон, прежде занимавшегося «приобретением экскрементов скунса» в Абиссинии для французской парфюмерной фирмы «Молине», и Джека Айвенса, экспортера фруктов, свободно говорившего по-испански. Местным жителям внушили, что образованные молодые люди в большом доме – команда археологов из Британского музея, ведущая раскопки развалин Веруламия (так древние римляне называли город, на месте которого теперь стоит Сент-Олбанс). Миссис Реннит, повариха, готовила сытные английские блюда, а по пятницам подавала традиционную картошку с рыбой. По выходным они играли в крикет на прямоугольной площадке за Гленалмондом, а потом перемещались в паб «Король Гарри», расположенный по соседству.

Начальником был полковник Каугилл, но душой компании – Филби: «Его самоотдача и целеустремленность во всем, чем он занимался, словно бы озаряли его изнутри и вдохновляли других следовать за ним». Эллиотт не был одинок в своем преклонении перед Кимом. «Никто не был бы лучшим шефом, чем Ким Филби, – утверждал Грэм Грин. – Он работал усерднее всех, но отнюдь не производил впечатления человека, надрывающегося на работе. Он всегда выглядел непринужденным, совершенно невозмутимым». Даже в самом нестрогом бюрократическом аппарате всегда есть место для манипуляций, но Филби вел себя по отношению к подчиненным подчеркнуто корректно. «Если кто-то совершал просчет, он старался его минимизировать и сгладить, не критикуя». Десмонд Бристоу, только что завербованный сотрудник, говорящий по-испански, прибыл в Гленалмонд в сентябре 1941 года, где его приветствовал Филби, «человек кроткого вида с улыбчивыми глазами и уверенной манерой держаться. Он сразу произвел на меня впечатление тихого обаятельного интеллектуала… В нем чувствовалась умиротворенность духа». «Уютная атмосфера» Пятого отдела отличала его от остальных отделов МИ-6, более подверженных официозу. Члены команды мало что скрывали друг от друга, будь то официальная или личная информация. «Не составляло особого труда выяснить, чем заняты коллеги, – писал Филби. – То, что знал я, становилось известно и всем остальным».

Восхищению подчиненных вторило одобрение начальства. Феликс Каугилл называл Филби «хорошим судьей матчей по крикету». Высшей похвалы попросту не существовало. Она означала, что человек играет по самым честным правилам. Однако некоторые замечали в Филби проблеск чего-то другого, более жесткого и глубокого, некую «расчетливую амбициозность», «безжалостную целеустремленность». Подобно Эллиотту он прикрывался юмором, чтобы избежать расспросов. «В нем было нечто загадочное, – писал Тревор-Роупер. – Он никогда не заводил серьезных разговоров – все было пронизано иронией».

В качестве руководителя пиренейского подотдела Филби столкнулся с серьезным испытанием. Хотя Испания и Португалия официально провозгласили себя «невоюющими» странами с нейтральным статусом, на самом деле обе не только допускали, но и активно поддерживали немецкий шпионаж в крупном масштабе. Вильгельм Лейснер, шеф абвера в Испании, возглавлял хорошо финансируемую, обширную разведывательную сеть, включавшую в себя более двухсот офицеров (то есть более половины немецкого дипломатического корпуса) и порядка полутора тысяч агентов, разбросанных по всей стране. Главной мишенью Лейснера была Великобритания: вербовать и направлять туда шпионов, организовывать прослушку британского посольства, подкупать испанских чиновников и препятствовать английскому судоходству. Еще одним рассадником шпионажа стала Португалия, но там операции абвера, оставленные на попечении распутного немецкого аристократа Лудовико фон Карстхоффа, были менее успешными. Абвер поставлял в Испанию и Португалию средства и шпионов, но в поединке с Лейснером и Карстхоффом у Филби было одно решающее преимущество – Блетчли-парк, шифровальное подразделение повышенной секретности, где перехваченные немецкие радиограммы расшифровывались, благодаря чему можно было добывать бесценные сведения о нацистской разведке. «Потребовалось не так много времени, чтобы получить весьма полную картину действий абвера на [Пиренейском] полуострове», – писал Филби. Эту информацию вскоре будут «активно использовать, чтобы подрывать или, по крайней мере, изрядно запутывать деятельность врага на им же выбранной территории».

Возложенная на Эллиотта задача по подрыву немецкой разведки в Нидерландах, где он прежде работал, была другого рода и еще более сложной. В оккупированной нацистами Голландии абвер действовал весьма успешно: ему удалось завербовать, подготовить и переправить в Англию целую группу шпионов. А вот разместить британских агентов в Голландии оказалось задачей не из легких. Те немногие разведывательные группировки, что уцелели после инцидента в Венло, были наводнены информаторами нацистов.

Согласно намеченному плану с призвуком историй про Джеймса Бонда (и всеми признаками хитроумия Эллиотта), голландский агент по имени Петер Тазелаар был высажен на берег неподалеку от приморского казино в Схевенингене, в резиновом костюме поверх смокинга, чтобы не промокнуть. Едва оказавшись на берегу, Тазелаар стащил верхний костюм и постарался «смешаться с толпой на побережье». Он даже обрызгал смокинг бренди, чтобы убедительнее выглядеть в образе «завсегдатая вечеринок». Одетый в соответствии с вечерним этикетом и благоухающий алкоголем, Тазелаар успешно миновал немецких охранников и отыскал рацию, заранее сброшенную с парашютом. Перекличка с агентом 007, возможно, неслучайна: в рядах бравых молодцев британской разведки на тот момент уже находился молодой офицер военно-морской разведки Ян Флеминг, будущий автор книг о Джеймсе Бонде. Ян Флеминг, как и Николас Эллиотт, в свое время хлебнул горя в Дернфордской школе; молодые люди стали близкими друзьями.

Петер Тазелаар оказался одним из немногих, кому удалось вернуться в Великобританию. Из пятнадцати агентов, отправленных в Голландию с июня 1940 года по декабрь 1941-го, выжило только четверо – сказывалась безжалостная эффективность майора Германа Гискеса, главы контрразведки абвера в Голландии, основного противника Эллиотта. В августе 1941 года Гискес перехватил команду голландских агентов ВСО, доставленных на побережье торпедным катером, и под угрозой казни заставил их послать зашифрованные радиограммы в Великобританию, чтобы заманить в Нидерланды еще группу шпионов. Порядка пятидесяти пяти голландских агентов были впоследствии схвачены и десятки казнены в ходе операции под кодовым названием Englandspiel («Английская игра»), проведенной в рамках «двойной игры». Только двоим удалось бежать и предупредить британцев о том, что их водят за нос. Завершая операцию, Гискес послал заключительную издевательскую радиограмму: «Это последний раз когда вы пытаетесь вести дела в Нидерландах без нашей помощи Точка мы считаем что это довольно несправедливо ввиду нашего длительного и успешного сотрудничества с вами в качестве ваших исключительных агентов Точка но в любом случае когда бы вы ни захотели посетить Континент можете не сомневаться что мы примем вас с таким же вниманием и последствиями как и тех кого вы присылали раньше Точка счастливо». Этот эпизод стал, по словам Филби, «оперативной катастрофой», но почти такую же тревогу вызвал еще один факт: как выяснилось, немецкая разведка в Голландии умудрилась отправить одного шпиона в Великобританию так, что он не был обнаружен.

Весной 1941 года в бомбоубежище в Кембридже обнаружили тело голландца. Имя у него оказалось – нарочно не придумаешь: Энгельбертус Фуккен. В карманах и в чемодане у него нашли голландский паспорт, фальшивое удостоверение личности, а также один шиллинг и шесть пенсов. За пять месяцев до того он прыгнул с парашютом и приземлился в Бакингемшире, выдал себя за беженца, а впоследствии застрелился, когда у него закончились деньги. Еще ни одному нацистскому шпиону не удавалось так долго оставаться на свободе, и о нем не было ни слова в радиоперехватах, сделанных сотрудниками Блетчли-парка, а это, с точки зрения Эллиотта, давало повод обеспокоиться: вдруг где-то разгуливают и другие немецкие шпионы.

Благодаря облегченному режиму, установленному Каугиллом, офицеры Пятого отдела могли бывать в Лондоне, «практически когда заблагорассудится». Филби и Эллиотт наведывались туда при каждой возможности, чтобы поддерживать «контакты с другими отделами СРС, МИ-5 и прочими правительственными ведомствами», заодно посещать свои клубы, а летом еще и вместе смотреть матчи по крикету на стадионе «Лордс». Оба вызывались нести «пожарную вахту по ночам» – один или два раза в месяц – в главном управлении МИ-6, где они отслеживали телеграммы, пришедшие за ночь со всего мира, что позволяло им проникать в самую суть операций британской разведки. В этом тайном братстве Эллиотт и Филби были самыми близкими братьями – они сообща наслаждались и риском, и упорным трудом, и разгулом.

Как-то утром, в 1941 году, Ким Филби сел на поезд, идущий в Лондон, по обыкновению захватив с собой «раздутый портфель и длинный список людей, которых нужно было посетить». При нем также были подробные описания деятельности Пятого отдела, его сотрудников, задач, операций, успехов и провалов, «записанные обычным письмом – аккуратным, мелким почерком». По завершении запланированных встреч в МИ-5 и МИ-6 Филби не поспешил ни в бар, располагавшийся под офисами МИ-6, ни к себе в клуб; не поехал он и в дом Харрисов, чтобы скоротать вечерок за выпивкой и обсуждением секретов. Вместо этого он спустился в метро, на станцию «Сент-Джеймсский парк». Он пропустил первый поезд, а потом, подождав, пока войдут все остальные пассажиры, проскользнул в вагон следующего поезда за секунду до закрытия дверей. Через две остановки он сошел и пересел на поезд, идущий в противоположном направлении. Выйдя из метро, запрыгнул в автобус на ходу. Наконец, удостоверившись в том, что за ним не следят (на шпионском жаргоне это называлось «пройти химчистку»), Филби направился в парк, где на скамейке его ждал коренастый светловолосый человек. Они пожали друг другу руки; Филби передал человеку содержимое своего портфеля, а потом поспешил на вокзал Кинг-Кросс, чтобы поехать домой, в Сент-Олбанс.

Если бы Ник Эллиотт прочитал отчет о Пятом отделе, написанный его лучшим другом, его бы сперва объяло изумление, а потом ужас. В одном абзаце было написано следующее: «Мистер Николас Эллиотт. 24. 5 футов 9 дюймов. Каштановые волосы, выпяченные губы, темные очки, уродливый и внешне слегка напоминает свинью. Неплохо соображает, хорошее чувство юмора. Любит выпить, но недавно тяжело болел, вследствие чего сейчас пьет мало. Отвечает за Голландию…»

Но Эллиотт удивился бы еще больше, если бы обнаружил, что человек, поспешно удалявшийся в вечернюю мглу с кипой бумаг, был офицером НКВД, а его друг Ким Филби – опытным советским шпионом, вот уже восемь лет работавшим под кодовым именем Сонни.