Глава II
Сцевола

Близ Помпей, зима 53/52 г. до н. э.

– Госпожа!

Фабиола резко открыла глаза. Перед нею стояла женщина средних лет с добрым лицом, в простой тунике и кожаных сандалиях. Она улыбнулась. Доцилоза была не только единственным настоящим другом Фабиолы, но и союзницей, которой Фабиола смело могла доверить свою жизнь.

– Я ведь просила, чтобы ты не называла меня так.

Губы Доцилозы растянулись в робкой улыбке. В прошлом домашняя рабыня, она получила манумиссию^[1] вместе со своей новой хозяйкой. Но привычки, складывавшиеся всю жизнь, нелегко было изжить.

– Хорошо, Фабиола, – сделав над собой усилие, сказала она.

– Что произошло? – спросила Фабиола, поднимаясь на ноги. Она была изумительно красива – изящная, черноволосая; простая, но очень дорогая, из шелка и тончайшего льна туника подчеркивала ее прелести. На шее и руках блестели золотые и серебряные украшения прекрасной работы. – Доцилоза?..

Последовала непродолжительная пауза.

– С севера получены известия, – наконец сказала Доцилоза. – От Брута.

Фабиолу захлестнула радость, смешанная со страхом. Именно об этом, чтобы пришла наконец весть от возлюбленного, она и молилась. По два раза в день перед алтарем в алькове главного внутреннего двора виллы. Теперь же, когда Юпитер услышал ее просьбу, она гадала, будет ли весть доброй. И, надеясь отыскать подсказку, вглядывалась в лицо Доцилозы.

Децим Брут находился в Равенне при Цезаре, военачальнике, который намеревался вернуться в Рим. Цезарь любил зимовать в Равенне, удобно расположенной примерно на полпути от столицы к границе с Трансальпийской Галлией. Там, окруженный своей армией, он мог контролировать политическую ситуацию. За рекой Рубикон это разрешалось. А вот переправиться через Рубикон, не сложив с себя военного командования, то есть войти в пределы Италии во главе войска, было бы государственной изменой. И потому каждую зиму Цезарь ждал и наблюдал. Сенату это не нравилось, но ничего поделать он не мог, а Помпей, единственный человек, обладающий достаточной военной мощью, чтобы выступить против Цезаря, тихо выжидал. Положение менялось ежедневно, но одно оставалось неизменным. Постоянная тревога.

И потому новости, которые принесла Доцилоза, удивили Фабиолу.

– В Трансальпийской Галлии начался мятеж, – сообщила Доцилоза. – Во многих местах идут тяжелые бои. Вероятно, в завоеванных городах убивают римских поселенцев и торговцев.

Узнав о новой опасности, нависшей над Брутом, Фабиола почувствовала приступ паники. Медленно вдохнула и выдохнула – это ей всегда помогало успокоиться. Подумай о том, чего тебе удалось избежать, сказала она себе. Бывало и хуже. Много хуже. Ей было тринадцать лет, когда первый хозяин, злобный садист Гемелл, продал ее в дорогой публичный дом. Сохранив ей девственность – как позже выяснилось, к счастью. И, что всегда терзало ее еще сильнее, в тот же день в школу гладиаторов был продан ее брат-близнец Ромул. Стоило вспомнить об этом, и сердце резанула боль. А она была вынуждена почти четыре года продавать свое тело в Лупанарии. Тогда я не позволяла себе терять надежду. Фабиола благоговейно взглянула на изваяние, стоявшее на алтаре. И Юпитер спас меня от той жизни, которую я так презирала. Спасение явилось в облике Брута, самого восторженного из поклонников красавицы-проститутки, который за большие деньги выкупил ее у Йовины, хозяйки публичного дома. Невозможное всегда возможно, говорила себе Фабиола, чувствуя, как к ней возвращается спокойствие. С Брутом все будет в порядке.

– Я-то думала, что Цезарь завоевал всю Галлию, – сказала она.

– Ну да, так всегда говорили, – пробормотала Доцилоза.

– Но там же никогда не прекращались волнения, – парировала Фабиола. Самый отважный из всех римских военачальников, которому издавна помогал Брут, не раз усмирял возмущения в покоренной провинции. В Риме уже считали, что эта кровопролитная кампания наконец-то завершилась. – Что же там стряслось?

– Вождь Верцингеторикс созвал ополчение племен, – ответила Доцилоза. – И под его знамена собрались уже десятки тысяч.

Фабиола нахмурилась. Нет, не такие новости она рассчитывала услышать. Бо́льшая часть сил Цезаря находилась на зимних квартирах в Трансальпийской Галлии, и потому военачальник действительно мог попасть в трудное положение. Галлы были могучими и доблестными воинами, они отчаянно сопротивлялись римским завоевателям и терпели поражения лишь из-за выдающегося тактического искусства Цезаря и великолепной дисциплины легионов. Если племена и в самом деле объединились, то восстание могло обернуться катастрофой для римлян.

– И это еще не все, – продолжала Доцилоза. – В горах на границе выпало много снега.

Фабиола поджала губы. В одном из последних писем Брут сообщал, что собирается вскоре навестить ее. Теперь же визит, судя по всему, откладывается.

А если Цезарю не удастся вовремя добраться до своих войск и подавить мятеж до весны – жди больших и самых разных бед. Верцингеторикс ловко выбрал время, сердито думала Фабиола. Если восстание окажется успешным, то все ее так тщательно продуманные планы пойдут прахом. Несомненно, в будущей войне предстояло погибнуть многим тысячам, но ей не следовало думать о цене победы. Этим людям суждена была смерть, независимо от ее желаний. Удастся Цезарю одержать скорую победу – меньше будет кровопролития. Фабиола отчаянно желала полководцу успеха, потому что тогда Брут, его преданный сторонник, заслужил бы новую славу. Но дело было не только в этом. У Фабиолы имелись собственные планы, и ей было не до жалости. Если Цезарь преуспеет, то ее звезда взойдет еще выше.

Она почувствовала укол совести из-за того, что первая ее мысль была не об опасности, угрожавшей Бруту. Он ведь не только опытный, умелый воин, но и выдающийся храбрец. В предстоящей войне его могли ранить или даже убить. Такое было бы нелегко перенести, сказала она себе и вновь мысленно обратилась к богам. Фабиола никогда не позволяла себе любить кого бы то ни было, но к Бруту испытывала искреннюю привязанность. Он всегда был добрым и нежным, даже в день их первого знакомства, когда лишил ее девственности. Она улыбнулась. Решение обратить свое очарование именно на него оказалось очень разумным.

В прошлом у нее было много подобных клиентов, могущественных аристократов, покровительство любого из них гарантировало бы продвижение в высшие слои римского общества. Фабиола же все время думала о своей цели, и это помогло ей не опуститься, несмотря на всю низменность ее занятия. Мужчины использовали тело Фабиолы, а она научилась получать от них то, что они могли дать взамен: золото, сведения и, самое главное, влияние. Брут отличался от большинства клиентов, и потому отношения с ним давались Фабиоле много легче. А окончательно склонила чашу весов в его пользу близость Брута к Цезарю, видному политику, интерес к которому возник у Фабиолы, когда она подслушивала беседы аристократов, отдыхавших в бассейне Лупанария. В «постельных» разговорах, которыми она развлекала своих утомившихся клиентов, также то и дело возникали многообещающие намеки на Цезаря. Возможно, сам Юпитер повелел, чтобы она стала любовницей Брута, думала Фабиола. Однажды, побывав вместе с Брутом на приеме у одного из высших сановников Рима, она увидела статую Цезаря, который показался ей очень похожим на Ромула. И с тех пор в уме Фабиолы угнездилось жгучее подозрение.

Но Доцилоза вновь заговорила и вернула ее к действительности:

– Когда новость о мятеже Верцингеторикса дошла до Рима, оптиматы устроили торжество. Почетным гостем там был Помпей Великий.

– О всевышние боги… – пробормотала Фабиола. – Неужели это еще не все?

Врагов у Цезаря хватало с избытком, они имелись повсюду, но больше всего их было в столице. Триумвират, управлявший Республикой, распался после гибели Красса, и с тех пор Помпей, судя по всему, не знал, что предпринять, чтобы принизить военные успехи Цезаря. А они сопутствовали Цезарю постоянно. Теперь же оптиматы, группа политиков, давно уже боровшихся против Цезаря, принялись откровенно обхаживать Помпея, его единственного соперника. У Цезаря все еще оставались шансы сделаться новым правителем Рима, но только если удастся быстро подавить восстание Верцингеторикса и сохранить достаточную поддержку в Сенате. Внезапно Фабиола почувствовала себя беззащитной. В маленьком мирке Лупанария она была важной персоной. Вне его, в реальном мире, – никем. Если Цезарь утратит влияние, то и Брут – также. А без его поддержки останется ли у нее хоть какой-то шанс преуспеть в жизни? Если, конечно, она не продаст себя кому-то другому. От этой мысли Фабиолу даже замутило. Лет, проведенных в Лупанарии, хватило ей на всю жизнь.

Нужно было принимать решительные меры.

– Я должна посетить храм на Капитолийском холме, – объявила Фабиола. – Нужно принести жертвы и помолиться, чтобы Цезарь смог побыстрее разгромить мятежников.

Доцилоза постаралась не выдать своего изумления.

– Плавание в Рим займет самое меньшее неделю. А если море бурное, то и больше.

Фабиола сохранила внешнюю безмятежность.

– В таком случае отправимся по суше.

Теперь уже ее немолодая собеседница по-настоящему опешила.

– Так ведь нас изнасилуют и убьют! Этим и кончится путешествие. Дороги полны грабителей.

– Не больше, чем улицы Рима, – быстро ответила Фабиола. – Кроме того, мы можем взять троих телохранителей, которых оставил нам Брут. Они надежно защитят нас.

«Конечно, не так надежно, как Бенигн или Веттий», – подумала она, с нежностью вспомнив силачей-привратников из Лупанария. Они были всецело преданы Фабиоле, но Йовина тоже очень высоко ценила их и наотрез отказалась продать. Вернувшись в столицу, она могла бы повторить попытку выкупить их. Эти двое богатырей ей бы очень пригодились.

– А что скажет Брут, когда узнает?

– Он поймет, – уверенно сказала Фабиола. – Я делаю это для него.

Доцилоза вздохнула. Спорить было бесполезно. В их жизни почти ничего не происходило, разве что случались поездки в Помпеи – в термы или на рынок, – и жизнь на их почти безлюдной вилле сделалась очень унылой. А уж в Риме найдется чем пощекотать нервы – так всегда бывало.

– Когда ты хочешь уехать?

– Завтра. Сообщи в порт, чтобы капитан начал готовить «Аякса». Утром он будет точно знать, можно ли плыть.

Вернувшись на север, Брут сразу же отправил свою драгоценную либурну обратно и предоставил ее в полное распоряжение возлюбленной. Либурны, короткие, низко сидящие в воде, приводимые в движение сотней рабов, которые гребли расположенными в один ряд веслами, были самыми быстроходными из всех судов, какие строили римляне. «Аякс» праздно лежал на подпорках в сухом доке помпейского порта, и Фабиола не рассчитывала, что он может понадобиться раньше будущей весны. Но положение резко изменилось.

Доцилоза поклонилась и ушла, оставив свою госпожу размышлять в одиночестве.

Посетив храм, Фабиола получила бы еще и дополнительную возможность спросить Юпитера, кто же изнасиловал их мать. Вельвинна лишь раз-другой упомянула мимоходом об этом случае, но дочь по очевидным причинам не забыла этих слов. И с тех пор своей главной целью в жизни Фабиола считала выяснение того, кто же был ее отцом. И как только она это узнает, месть свершится.

Любой ценой.

Необходимость управлять хозяйством изрядно запущенной латифундии после отъезда Брута всерьез напугала Фабиолу. Но она посчитала это воздаянием за былое. То, что в ее владении оказалось большое поместье, окружающее виллу, служило вещественным доказательством того, что начала вершиться ее месть Гемеллу, который еще не так давно владел всем этим. И потому она сразу же взялась за дело. После первого же осмотра дома ей стало ясно, что вкус Гемелла остался таким же грубым и вульгарным, каким она запомнила его в детстве, когда жила в римском доме торговца. Тем большее удовольствие она получила от переделки каждой роскошной спальни, зала для приемов и рабочего кабинета. При этом было разбито множество статуй Приапа, установленных по заказу торговца: их громадные торчащие члены слишком сильно напоминали Фабиоле о тех мучениях, которые претерпела ее мать от Гемелла и которым она сама была свидетельницей. Толстый слой пыли, покрывавшей мозаичные полы, смели, фонтаны вычистили, выгребли из них палые листья. Даже пришедшие в упадок растения во внутренних дворах заменили. И что, пожалуй, было лучше всего, стены бассейна, куда подавали подогретую воду, заново украсили яркими изображениями богов, мифических морских тварей и рыб. Фабиола на всю жизнь запомнила, как в первый же день своего пребывания в Лупанарии увидела в тамошней бане такие картины. И решила, что они будут когда-нибудь и в ее собственных владениях. Теперь мечта претворилась в реальность.

И все же ей никак не удавалось избавиться от чувства вины. Она здесь купается в роскоши, а Ромул, по всей вероятности, мертв. Глаза Фабиолы наполнились жгучими слезами. Еще находясь в Лупанарии, она делала все возможное, чтобы отыскать брата. И как ни трудно было в это поверить, уже через год с лишним ей удалось узнать, что Ромул еще жив. Юпитер уберег его от гибели в кровавых боях на гладиаторской арене. Следующее известие – о том, что Ромул завербовался в легионы Красса, – не поколебало духа Фабиолы, но затем стряслась беда. За несколько месяцев до ее освобождения Рим облетела ужасная весть о катастрофе под Каррами. Тут-то Фабиола разом утратила всяческую надежду. Преодолеть столько ужасов лишь для того, чтобы погибнуть в обреченной армии, – такая участь казалась ей немыслимо жестокой. Брут горел желанием помочь ей и приложил массу усилий для того, чтобы узнать хоть что-то, но сведения приходили одно другого хуже. Поражение было страшным, едва ли не самым тяжелым за всю историю Республики, погибло огромное количество воинов. Совершенно точно установили, что Ромула не было среди остатков вернувшегося легиона легата Кассия Лонгина. Ветеранам Восьмого раздали много денег, но все понапрасну. Фабиола вздохнула. Выбеленные солнцем кости ее брата-близнеца, по всей вероятности, до сих пор так и лежат в песке, на который он упал. А может быть, его угнали на край земли – в какое-то никому не ведомое место под названием Маргиана, куда парфяне послали десять тысяч легионеров, попавших к ним в плен. Оттуда никто никогда не возвращался.

Фабиола редко плакала, но сейчас по ее щекам побежали слезы. Пока оставался хоть какой-то шанс вновь увидеть Ромула, она не поддавалась отчаянию, но теперь вместо веры ее поддерживало только упорство. Юпитер Оптимус Максимус, услышь меня, горестно думала она. Пусть мой брат останется в живых, что бы ни случилось. Впрочем, Фабиола тут же взяла себя в руки, вытерла глаза и отправилась искать Корбуло, немолодого уже виликуса – управляющего ее латифундией. Как обычно, он был при деле: надзирал за работниками. Фабиола никогда не жила в деревне, ничего не знала о сельском хозяйстве и потому много времени проводила в обществе Корбуло. И новости из Галлии не могли изменить заведенного порядка. Теперь она отвечала за латифундию.

Фабиола узнала от Корбуло, что дни земледельцев-плебеев, которые трудились на собственных полях, сочтены – дешевое зерно, поступавшее из Сицилии и Египта, разоряло их. На протяжении жизни уже целого поколения, а то и дольше возможность вести сельское хозяйство переходила к богачам, которые могли скупать земли и содержать рабов, чтобы ее обрабатывать. К великой радости таких людей, воинственный нрав Республики обеспечивал постоянный приток несчастных со всех концов света, чтобы те помогали своим хозяевам богатеть. И в бывшем поместье Гемелла положение было точно таким же.