На остановке «А-20» в вагон вошёл опрятный мужчина в солидном тёмном костюме с синим галстуком. Он был высок, лет сорока пяти, гладко выбрит и коротко подстрижен. В руках мужчина держал серебристый дипломат, а пахло от него чем-то приятным, далеко не обычным для здешних зловонных мест. Он сразу обратил на себя внимание рабочих – все как один уставились на него с любопытством, которое граничило с недоверием или даже страхом. Не каждый день в Тридцать Втором можно было встретить представителей иных классов, а мужчина этот, без сомнения, был именно таким представителем. На лбу у него красовались цифры с приятной голубой подсветкой – «99». Редчайший и даже почти невозможный случай! Единственным человеком с подобным рейтингом, которого знал Тони, был директор цеха, где он работал. И директору этому понадобилось целых сорок пять лет идеальной трудовой деятельности, чтобы добиться подобного результата. Тони, как и прочие, впился в этого странного попутчика жадным дикарским взглядом, затем поймал себя на мысли о том, что ведёт себя глупо, и отвернулся. Мужчина в костюме как бы свысока оглядел вагон и неспешно двинулся на одно из свободных мест. Он уселся напротив Тони, поставив дипломат себе на колени. Непоколебимый, как будто вылитый из бронзы, он уставился перед собой, и взгляд его встретился со взглядом Тони. Этот суровый и умный взор, уверенный и пронизывающий до глубины души… Взгляд его не был похож на то, как смотрят друг на друга люди из окружения Тони – обессиленные и агрессивные, готовые взорваться в любой момент. Непоколебимый взгляд, как будто кричащий что-то, как будто лишний раз доказывающий, что знаний и власти в этой голове в сотни раз больше всех тех знаний, что собраны в головах людей в этом грязном поезде. Тони поглядывал на магические цифры на лбу у незнакомца, и его подмывало заговорить с ним. Девяносто девять. Максимум из возможного. Он так и хотел завести какой-то диалог, спросить что-то или же рассказать какую-нибудь историю, хотя бы как-то прикоснуться к миру этого человека, хотя бы на секунду почувствовать себя его частью. Но как только он набрался решимости сделать это, прозвучал сигнал, знаменующий о прибытии к следующей остановке – А-17. Тони подскочил на ноги, бросил на мужчину в костюме последний взор и покинул вагон. Напоследок на лице мужчины нарисовалась лёгкая, едва заметная улыбка, и Тони показалось, что незнакомец как будто знал все те мысли, что пронеслись в его голове. Двери за его спиной закрылись, и поезд пулей устремился дальше, всколыхнув с перрона жёлтую пыль. Тони проводил его взглядом, и ему почему-то сделалось грустно. Он как будто совершил глоток свежего воздуха в спёртой атмосфере комнаты, но это был один единственный глоток, от которого впоследствии стало только хуже. Тони почувствовал на мгновение какое-то волнение, какой-то задор, азарт. Человек в костюме с наивысшим рейтингом. Кто он такой? Что он забыл в этой дыре? Даже префекты в районах не имели столь высокие цифры, а они фактически осуществляли власть в Тридцать Втором. Вздохнув и ещё раз глянув вслед уходящему поезду, Тони двинулся по привычному маршруту. Он спустился по лестнице, которая вела с платформы вниз, к жилым массивам. На выходе красовался привычный жёлтый знак с чёрной надписью: «Вы входите на территорию района А-17! Комендантский час начинается в 23:00». Комендантский час был введён во всех двадцати девяти жилых районах города двадцать лет назад и по сей день оставался в силе ввиду закона «Габриэля-Мартина». Произошло это после того, как рабочие мусорной фабрики по переработке бытовых отходов подняли бунт и попытались перебраться через Стену, ограждающую город от иного мира. Возглавил восстание некий Рорк – простой работник погрузчика из Б-3. Закончилось всё кровавой бойней, в которой погибли двести девять рабочих и тринадцать полицейских. С тех пор в Тридцать Втором на пять жителей приходился один полицейский, а наказания даже за самые незначительные проступки стали куда более жестокими, чем в прочих городах. Историю с бунтом было не принято обсуждать, детали со временем стали забываться (не без участия властей), но самые отчаянные с трепетом вспоминали рассказы своих старших товарищей о тех героических временах.

Тони ступил на бульвар, который носил название некогда великого учёного Розенберга, сделавшего несколько значимых открытий в области нейросетей. Бульвар был узок, сугубо для перемещения пешеходов, вымощен аккуратной брусчаткой. Автомобильная магистраль шла несколькими ярусами выше – между железнодорожным монорельсом и самим бульваром. По обеим сторонам виднелись витрины магазинов, где продавали еду, одежду, лекарства, какие-то аксессуары и прочие товары повседневного потребления. Каждый магазин имел ограничения по рейтингу – те, на которых были таблички с надписями «70+», выглядели приятно: витрины подсвечены, одежда модная и красивая, еда свежая. Магазины для обладателей рейтинга «50+» не могли похвастать обилием и ассортиментом товаров, но всё же иногда и такие прилавки смотрелись весьма опрятно. Чего нельзя было сказать о забегаловках с рейтингом «30+». Захудалые, грязные, с поцарапанными стенами и едва светящимися перекошенными вывесками. Эти точки собирали вокруг себя все отбросы общества, в том числе и маргиналов, которые крутились возле подобных магазинов в ожидании выпросить какую-либо еду. Маргиналами именовались люди, рейтинг которых опустился ниже тридцати. Представители данной прослойки лишались возможности устройства на работу, а следовательно и на повышение рейтинга. Их лишали жилья и основных привилегий – таких как бесплатная еда и лечение, одежда и транспорт. К маргиналам относились с презрением, шансов вернуться к нормальной жизни у них почти не было. Для таких людей существовало два варианта. Первый – находиться в статусе маргинала до смерти. Смерть обычно приходила в первые два-три года от голода или болезни. Второй вариант – участие в экспериментальных государственных программах. По сути, из маргиналов делали подопытных кроликов, тестируя на них последние изобретения в области нейробиологии и медицинские препараты. Кто-то выживал и переносил опыты без последствий. Таких возвращали в общество с повышенным до «75» рейтингом, давая шанс на реабилитацию. Кто-то лишался рассудка или становился инвалидом – подобных бедолаг ссылали в специальные учреждения с обновлённым рейтингом, где они доживали остаток жизни – сытые, ухоженные и безвольные. Большинство из подопытных всё же умирало.

Тони приблизился к магазину с красной, едва светящейся табличкой «У папы Гарсона». Это была одна из немногих лавок с рейтингом «30+» в районе, где ещё оставались непросроченные товары. У входа вечно тёрлись маргиналы – вонючие и больные, в обносках, с голодными взглядами, полными безысходности. Тони обогнул толпившихся бедолаг и прошёл внутрь. Помещение было скромным – с низким потолком, с несколькими продуктовыми стеллажами, с парой холодильников и кассой. Пахло средством для травли мышей. Тони прошёлся вдоль полок, набросал в корзину еды – вяленое мясо, трёхдневный хлеб, тушёнка, какие-то консервы, рис и макароны. Мяса, молока и овощей в подобных лавках было не сыскать – обычно такие товары уходили в магазины с более высоким рейтингом. Гарсон, скучающий на кассе, поприветствовал Тони.

– Дружище, вечер добрый! – он снял кепи и растянулся в улыбке.

Это был крупный мужчина лет пятидесяти с добрым лицом и вечно потеющей красной шеей. Он всегда относился к Тони с почтением – впрочем, как и к каждому своему посетителю, независимо от его рейтинга. Иногда даже на свой страх и риск подкармливал маргиналов, прекрасно понимая, что может лишиться за это сразу двадцати очков рейтинга. Штрафы за подобные проступки были весьма суровыми.

– Добрый, Гарсон, – Тони выложил на ленту продукты.

– Как поживаешь? – забрасывая продукты в пакет, поинтересовался Гарсон. – Вижу, дела не идут в гору.

– Ты про рейтинг? – усмехнулся Тони. – Да брось, не в этом счастье.

– А в чём же, брат? – Гарсон развёл руками. – Ты ведь башковитый парень, Тони. Посмотри на себя – питаешься этими убогими продуктами, вместо того, чтобы обогащать организм витаминами. Что случилось, мужик? Куда ты сливаешь свои цифры? Алкоголь, наркота? Или нашёл какую-то бабёнку себе?

– Гарсон, на эти вопросы ты ответа не получишь, – покачал головой Тони. – Не совсем прилично говорить на такие темы.

– О, ну прости, что задел твои чувства! – Гарсон хлопнул огромной ладонью по прилавку. – Я лишь переживаю за тебя, Тони. Я знаю тебя с малых лет, с первого дня, как тебя распределили в А-17. Помню того худощавого десятилетнего сопляка – ходил тут, крутил головой на куриной шее и задавал вопросы: «Как это делается?», «Откуда это берётся?», «Куда это отправляется?» – всё тебе надо было. Честное слово, Тони, я предрекал тебе вовсе не такое будущее.

– Будущее определяет за нас Машина, – пожал плечами Тони, забрав пакет с продуктами с прилавка. – А рейтинг – это лишь цифры, повторюсь снова. Я использую его в соответствии со своими интересами, Гарсон, и об этом я предпочитаю не говорить.

– Да не заводись ты, дружище, – продавец вытер мокрый затылок платком, – я всегда приду на помощь, ты ведь знаешь. У нас в городе новый глава полиции. Говорят, прислали из Первого, смекаешь, что это означает?

– Наслышан, – буркнул Тони. – Я закон не нарушаю.

– Но и не по струнке ходишь. Этот тиран пользуется тактикой выжженной земли – беспощадный и суровый каратель. Меня успели настращать – говорят, теперь начнёт делать из Тридцать Второго образцовый город. Метит наверх, наверное. Ральф зовут его, если что.

– Что ж, – Тони пожал плечами и отправился к выходу, – могу только пожелать ему успехов.

Гарсон достал из-за прилавка залежавшийся банан – почерневший и явно переспелый. Бросил его Тони.

– Ну бывай. Не серчай!

– Спасибо, Гарсон, – Тони потряс бананом и покинул магазин.

Маргиналы у входа проводили его жадными взглядами. Худые, будто скелеты, с впалыми щеками и пустыми серыми глазами. На лбах их вызывающим красным свечением тускнели цифры близкие к нулю. Ненависть к этим заблудшим людям граничила с жалостью. Тони смотрел на них с отвращением – их запах и вид только и могли, что вызывать подобные чувства. Но в то же время в нём бурлило и сострадание, ведь они тоже люди, которые превратились в молчаливые бесправные призраки, обитающие на задворках жизни – без каких-либо прав и возможностей. За каждым из них стояла собственная судьба. Тони обернулся, ещё раз оглядев маргиналов, а затем бросил взор на банан в руке. Что ему стоит поделиться? Продукты, лекарства и одежда – всё это раздаётся бесплатно. Всем, кроме самих маргиналов. Он остановился, помедлил, ещё раз глянул на банан. Навстречу из-за угла вышли патрульные, и Тони оцепенел. Два офицера в чёрных одеждах, напоминающих скафандры, – с бронированными вставками в районе груди, с электрическими дубинками у поясов, двигались прямо на него, в тёмных очках и шлемах. Тони замер, сердце его усиленно забилось, он машинально попятился назад. Банан незаметно перекочевал в пакет. Офицеры приблизились и внимательно на него уставились – сначала пристально изучив рейтинг, затем внешний вид и пакет в руках. Какое-то время они молча стояли напротив и смотрели на него, а затем, как будто по команде, направились дальше – туда, где толпились маргиналы. Тони выдохнул, бросил очередной взгляд на маргиналов и отправился в сторону дома.