Для исправления ситуации я засела за свою пишущую машинку и напечатала почтовые наклейки для нескольких тысяч клиентских заказов, а также составила несколько шаблонов официальных писем с извинениями за срыв заказа. После того как шаблоны писем были готовы и мы с Арнольдом отправили их адресатам, его настроение значительно улучшилось. Отправляя заказ за заказом, Арнольд постепенно выполнил все свои обязательства перед клиентами. С этого момента его мускулистое тело совершенно точно превратилось в машину для «заколачивания» денег, а те результаты, которые мы получили в течение полугода, разбираясь с заказами, стоили нескольких лет сидения за партой. Общаясь за работой, мы постепенно начали привыкать к объему корреспонденции, извлекаемой из почтового ящика, а Арнольд с удовлетворением наблюдал за своим растущим счетом в банке. Впервые в жизни он начал понимать важность финансовой «подушки безопасности» и задумался над тем, каким образом перейти от простого накопления денег в банке к настоящим инвестициям.
Пока Арнольд разбирался со своими делами, Джо Уайдер решил, что его журналу не помешала бы яркая и броская реклама. Оказалось, что во время съемок в фильме «Геркулес в Нью-Йорке» Джо нанял специального фотографа, который сделал фотосессию обнаженного Арнольда с вызывающей и яркой красоткой. Во время фотосессии были сделаны снимки позирующего Арнольда и находящегося рядом с ним женского силуэта. Какова была тема тех съемок? Она была простой и незамысловатой: женщина ублажает Австрийского Дуба при помощи оральных ласк.
Как-то раз, сидя у себя дома и читая летний выпуск журнала Muscle Builder, я наткнулась на рекламу «средства после бритья». Когда я увидела эту рекламу с обнаженным Арнольдом, то не могла поверить, как он вообще мог на такое пойти. Прямо перед собой я видела человека, которого я люблю и который выставляет себя в обнаженном виде на показ всей аудитории. Не отрываясь я смотрела на эту вызывающую фотографию, на которой самым непотребным образом был запечатлен Арнольд и девушка, пожирающая глазами его интимные места и игриво прикрывающаяся своими пышными волосами.
Мне следовало как-то отреагировать на увиденную рекламу, и во время нашей встречи с Арнольдом в известном ресторане Yamashiro я пошла в атаку:
– Не могу поверить! Как ты мог сняться в этой рекламе? Когда ты снимался в этой непристойности?
Но все, что я услышала в ответ:
– А, это. Эта фотосессия вхадила в мой кантракт с Джо. Ты же знаешь его – он всигда любил экспириментировать.
– Экспериментировать? Но ты же здесь обнимаешься с этой шлюхой! Боже, что за дрянь! Похоже, что она готовится тебе отсосать! Как ты мог так со мной поступить? Я не верю своим глазам, когда смотрю на это!
– Послушай, Бар-бар-ха. Джо Уайдер – мой босс, и он хател напечатать что-то асобенное в сваем журнале. Он привел ту девушку в студию в Нью-Йорке, когда я снемался в фильме «Гер-хул-ес», и, послушай, я даже не был тваим бойфрендом в то время! Мы всиго лишь сделали пару пробных снимков, и ничего более. И я думаю, что у нас получилось сделать коросиво. Мне больше нечего тибе скозать по этому поводу. Это была идея Джо, и ты это знаешь.
– Отлично, если ты сам не понимаешь, насколько безнравственны эти снимки, я сама поговорю с Джо, – вот и все, что я смогла ему тогда ответить.
После выяснения отношений мы перевели разговор на другие темы и с удовольствием поедали блюда японской кухни. Когда мы закончили ужинать и Арнольд повел меня в кафе попить кофе с десертом, я размышляла о сложившейся ситуации. «Он прав. У нас с ним не было отношений в то время, когда он снимался в этой фотосессии. Тем более люди моего круга не читают подобные журналы и вряд ли увидят эту рекламу. Но все же надо поговорить с Джо и сказать ему, чтобы он перестал использовать Арнольда таким откровенным образом». Хладнокровно обдумывая создавшееся положение, я постепенно успокаивалась и приходила в себя, да и уютная обстановка итальянского кафе действовала на меня умиротворяюще.
Несмотря на достигнутый консенсус относительно этой откровенной рекламы, мы с Арнольдом время от времени возвращались к этому вопросу: в то время я считала, что участие в подобных откровенных съемках вряд ли поможет в его карьере. Но Арнольд не обращал особенного внимания на мои комментарии и дал Джо полный карт-бланш на использование своих фотографий и отслеживание реакции читателей на их публикацию. При таком отношении Арнольда к моему мнению у меня просто не было никаких шансов его переубедить. Несмотря на все мои разговоры с Джо, журнал с откровенными снимками Арнольда так и продолжал публиковаться, и со временем мне пришлось смириться с таким положением вещей. Из-за своих внутренних переживаний я вновь вернулась к практике «заедания» проблем и начала набирать лишний вес.
В сложившейся обстановке меня спасало то, что мне удалось помириться со своими родителями и они поддержали меня в трудной ситуации. Постепенно отец, а за ним и мама начали более спокойно относиться к нашему совместному проживанию: я просто не оставила иного выбора родителям, кроме как принять этот факт. Нас вместе с Арнольдом начали приглашать на семейные мероприятия – дни рождения, государственные праздники и просто посиделки. Поначалу стиль поведения Арнольда и его акцент удивляли всех моих родных, а происходило это потому, что Арнольд всегда и везде вел себя непринужденно и раскованно. Но наши визиты к родственникам закончились тем, что моя семья приняла Арнольда как своего – несмотря на всю его необычность.
Очень скоро вся моя семья – сестры со своими мужьями, племянницы и племянники – поняли, что чем больше Арнольд общается с ними, тем больше он им нравится. Если Арнольд хотел понравиться людям, он делал то, чего от него ожидали. К примеру, он мог запросто сказать: «Так, кто только что пернул? Давайте, признавайтесь! Марианна, это не ты сделала, случаем?» Однажды Арнольд рассмешил мою сестру Салли на праздновании Дня благодарения, когда во время общей молитвы тайком стал перекладывать кусочки индейки со своей на ее тарелку. Салли едва сдерживалась, чтобы не засмеяться, и по окончанию молитвы со смехом пихнула Арнольда. Таким образом, «маленький дьяволенок» стал самым любимым и желанным гостем на семейных собраниях.
Арнольд все больше и больше нравился моей маме, а ее живой и беспокойный характер заставлял ее постоянно устраивать какие-то вечеринки. Из-за бурной фантазии матери наш дом был местом сбора разных людей и всяческих развлечений. Мать со всей страстью ее натуры отдавалась хлопотам по подготовке вечеров и продумывала все до мелочей: какие шляпки будут у гостей, на каких салфетках будут подаваться коктейли, какие будут закуски и горячие блюда, какое будет музыкальное сопровождение, какие спиртные напитки будут пить гости и какие игры будут сопровождать вечер. Из-за усилий матери наш дом постепенно превратился в некое подобие гостиницы или трейлера, где были рады каждому. Арнольду очень импонировало эксцентричное поведение моей матери, и она отвечала ему тем же. Трудно даже сказать, сколько раз Арнольд возвращался к себе домой с разными вкусностями, которые специально для него оставляла моя мама. Для Арнольда моя мать стала «его маленькой Myrtzele».
Арнольд с моей сестрой Салли, 1971
На вечеринке в доме моих родителей, 1971
Примерно через год нашей с Арнольдом совместной работы над его проектом торговли по каталогу я опосредованно получила награду – стала незаменимым помощником в делах для своего возлюбленного. Из-за возрастающих объемов торговли Арнольду требовалось пунктуально соблюдать и выдерживать сроки работы с корреспонденцией. Тем не менее, хоть я и помогала Арнольду и выполняла для него работу секретаря, эта помощь стала дополнительным яблоком раздора в наших отношениях. Нам волей-неволей приходилось проводить много времени за нелегкими обсуждениями результатов тренировок Арнольда, его конкурентов, спонсоров состязаний, официальных представителей мира бодибилдинга, бизнесменов и клиентов. А еще были бесконечные статьи – для них Арнольд делал грубые наброски, которые я потом редактировала: он всегда уделял особое внимание деталям, и после бесконечных проверок текста я печатала конечный вариант брошюры.
Если Арнольд чем-то и отличался от других бодибилдеров, так это вниманием к мельчайшим деталям, и еще он никогда не упускал случая завязать полезные знакомства с разными людьми, которые могли оказать помощь в тех или иных вопросах. Имея безграничное воображение и амбиции, посредством переписки Арнольд активно расширял круг своих знакомств. При помощи писем ему удавалось выходить на людей, которые могли помочь ему в организации платных выступлений, где он мог легко заработать тысячу долларов за пять минут позирования.
Так уж сложилось, что постепенно цели Арнольда стали и моими целями. Я разделяла его ощущения относительно неустроенного детства, а он давал мне ту уверенность, которую не мог обеспечить мой собственный отец. Арнольд всегда составлял для себя план действий и четко ему следовал – постепенно я привыкла и к этому его качеству. Живя в режиме достижения целей, Арнольду приходилось не только соревноваться с другими бодибилдерами, но и уметь отстаивать свою точку зрения. Иногда это удавалось ему с трудом: испытав разочарования в детстве, Арнольд болезненно воспринимал любые попытки контроля. Более того, Арнольд был настолько упертым, что не слушал ничьих советов, и никто не мог обуздать его бунтарский нрав. Это, правда, продолжалось ровно до тех пор, пока он сам не понимал, что поступает неправильно и ему необходимо поменять свое поведение. Таким образом, его мощная энергетика и непоколебимость в суждениях не оставила мне выбора: у меня не было другого выхода, кроме как сдаться на милость победителя.
На протяжении двух лет, что мы с ним провели вместе, одной из самых болезненных тем в наших отношениях стал вопрос брака. Арнольд постоянно уходил от обсуждения этого вопроса и отделывался отговорками: нам и так хорошо живется; женится он только лет в сорок, как и его отец; давай обсудим это после того, как пройдет очередное соревнование. Такие отговорки очень огорчали меня, и я постоянно себя спрашивала: разве мы не можем любить друг друга в браке? Ко всему прочему, моим близким подругам удавалось как-то легко и просто найти свою любовь и выйти замуж, но, несмотря на все мое негодование и мысли о необходимости поискать более спокойных отношений, я не могла найти в себе силы порвать с Арнольдом. За то время, пока мы с Арнольдом жили вместе, я успела потратить кучу денег на свадебные подарки, но сама ни на шаг не приблизилась к подвенечному платью. Когда мы с Арнольдом присутствовали на очередной свадьбе, я всегда втайне надеялась на то, что он сделает мне предложение. Но он раз за разом отделывался молчанием.
Трудно описать, с каким нетерпением я ждала окончания соревнований в 1972 году, после которых, как я рассчитывала, Арнольд должен был сдержать свое слово относительно нашей свадьбы. Но все мои ожидания закончились полным фиаско: Арнольд в очередной раз перенес разговор о нашем браке и предложил подождать результатов выступлений «Мистер Олимпия». Получив такой ответ, я решила, что Арнольд просто просит меня подождать до осени и что уж тогда-то он сделает мне предложение. Наступившее лето я провела в предвкушении предстоящего предложения от Арнольда, но мне пришлось внести некоторые коррективы в свою жизнь. Началось все с того, что моя соседка по квартире, решив перед замужеством пожить самостоятельной жизнью, уехала от меня, а я, в свою очередь, устроившись на новое место работы в сеть спортивных магазинов, переехала в Санта-Монику.
Переехав поближе к Арнольду, я бóльшую часть своего времени начала уделять нашим отношениям, в которые его страстность и нежность вносили определенный шарм. Несмотря на все наши проблемы, мы всегда знали, что помиримся, стоит нам только оказаться в постели. Стоит признать, что эмоциональная сторона наших отношений переживала не самые лучшие времена, но мы оба понимали, что обоюдная страсть поможет нам преодолеть возникающие проблемы, а разногласия по поводу свадьбы останутся лишь временными недоразумениями.
Офис губернатора Шварценеггера, 17 июня 2004 года
Негативные чувства, которые Арнольд испытывал к отцу, невольно отражались на мне, и сейчас я хотела прояснить этот вопрос до конца: как именно он воспринимал свои отношениями с отцом.
– Я помню, как ты рассказывал про ваши с отцом занятия керлингом, – потихоньку начинаю я прощупывать Арнольда.
– Да, точно, было такое. Но мы делали еще кучу всяких вещей вместе. Например, мы выстругивали деревянные свистульки. Это было своего рода соревнование: кто сделает лучшую и самую громкую свистульку. А еще отец учил нас обращаться с ножом и показывал, как лучше всего делать лук и стрелы к нему. Отец в подробностях объяснял нам, какое дерево лучше брать для того, чтобы сделать хороший лук.
– Даже и не знала, как много времени вы проводили вместе с отцом, – удивленно замечаю я.
– Я очень хорошо помню то время и все те вещи, которые мы делали вместе с отцом, – однажды он даже сделал для нас самокат с маленькими деревянными колесиками. А еще отец водил нас к плотнику, и тот прямо у нас на глазах выстругивал игрушки. Не стоит и говорить, что для нас с братом подобные походы были настоящим праздником.
Или взять хотя бы ботинки. Отец учил нас, как правильно чистить обувь, и мы с братом каждый день начищали его ботинки. Нужно было правильно очищать обувь от грязи, так как на улице было не совсем чисто и к концу дня ботинки приобретали неопрятный вид. Для того чтобы сделать все правильно, необходимо было сначала щеткой очистить подошву, затем обтереть ботинки тряпкой и поставить их сушиться. Такие вот правила у нас были.
– Но это же похоже на армейские порядки? – задаю я вопрос.
– Это точно. А помимо всего прочего, были и другие правила: чистка пояса и пряжки, к примеру, – делится своими воспоминаниями Арнольд.
– Скажи, пожалуйста, каким образом отец контролировал ваше поведение за столом? – пытаюсь я превратить монолог Арнольда в диалог.
– Ну, он не позволял нам… – начинает Арнольд.
– …класть локти на стол, – заканчиваю я его фразу.
– Локти! Это уж точно. У отца под рукой всегда был или журнал, или книга, и, как только локти оказывались на столе, тут же следовало наказание: он мог ударить по лицу в тот самый момент, когда ты уже подносил ко рту ложку с супом, и от удара еда летела непонятно куда, – басит Арнольд.
– Как же я рада, что мой отец не был таким, – не то чтобы он нас совсем не наказывал, он предпочитал нас просто учить, – добавляю я.
– Мне так обидно, что я настолько мало времени провел с отцом. Сейчас, когда я смотрю на своих родственников по линии семьи Шрайвер, то вижу, что их отец до сих пор жив. И это несмотря на то, что его детям уже по пятьдесят лет. Даже если их отец умрет в скором времени, он все равно застанет успехи своих детей. Мой же отец до этого не дожил и не увидел того, чего я добился в жизни, и это иногда расстраивает меня, – продолжает свои воспоминания Арнольд.
После разговора с Арнольдом я попыталась представить себе, каково это – чувствовать, что отец не замечает твоих усилий и не верит в тебя. Каково это – жить с ощущением того, что отец не увидел феноменальных успехов, достигнутых тобой, несмотря на все его сомнения? Во время нашего разговора с Арнольдом я ловила себя на мысли о том, что он всю жизнь боролся с призраком своего отца. От подобных размышлений мне, честно сказать, было не по себе – ведь мне самой пришлось когда-то противостоять влиянию Арнольда на мою жизнь. Имея за плечами достаточный жизненный опыт и понимая внутренние ощущения Арнольда, я все же нашла в себе силы простить его за все те огорчения, которые он доставил мне в жизни.
О проекте
О подписке