Начиная с 1995 г., в России достаточное внимание уделялось созданию основных актов в данной сфере: принят ряд крупных, имеющих не только природоохранное, но и идеологическое значение федеральных законов (например, Федеральный закон «Об охране озера Байкал»), многие из которых не имели аналогов в отечественном законодательстве (например, федеральные законы «Об экологической экспертизе», «Об отходах производства и потребления», «О безопасном обращении с пестицидами и агрохимикатами», «О промышленной безопасности опасных производственных объектов» и др.).

Таким образом, можно сказать, выработан основной корпус экологического законодательства, охватывающего практически все (за некоторыми, но очень существенными исключениями) сферы правового регулирования в области охраны окружающей среды. Продолжается работа над Федеральным законом «Об экологической информации». На сегодняшний день так и не приняты федеральные законы «Об охране растительного мира», «Об опасных химических веществах», «Об охоте», «Об охране водных биоресурсов» и некоторые другие.

Федеральные законы, принятые за последнее десятилетие, порой существенно различаются по качеству правового регулирования, но различия являются в некотором роде закономерными и, конечно, преодолимыми.

Задачи совершенствования экологического законодательства и его эффективной реализации вызывают необходимость обновления концепции его формирования, переосмысления накопленного опыта, учета стабильных и временных, традиционных и новых факторов, оказывающих влияние на его содержание, структуру, формы правотворчества. Многие из них, например, потеря в обществе и в отдельных социальных группах интереса к вопросам защиты окружающей среды, деэкологизация государственной власти, снижение профессионального уровня и качества работы правоохранительных органов, снижение финансирования природоохранительных мероприятий в госбюджете РФ носят отрицательный характер.^[95]

И это вполне свойственно нашей стране, переживающей период социально-политической и экономической трансформации. Одновременно нужно обратить внимание на те явления и процессы, в которых превалирует положительное начало и чье воздействие на формирование экологического законодательства, его институтов и норм носит преимущественно позитивный характер. Прежде всего, это само существование рассматриваемой отрасли и принятие за последние десять – пятнадцать лет множества федеральных законов, законов субъектов РФ; основание (или восстановление) специальных структур (экологической милиции, природоохранных прокуратур, экологической службы Вооруженных сил и пр.); политико-правовые решения о согласии с общеустановленными позициями международного права, об охране окружающей среды, об участии в межгосударственной деятельности по рациональному использованию природных ресурсов и т. и.

Специалисты до сих пор акцентируют внимание на недостаточно высоком качестве вновь принимаемых либо обновляемых законодательных или иных нормативно-правовых актов. Ряд норм носит декларативный характер, терминология, употребляемая в текстах актов, зачастую недостаточно отработана, между экологическими и иными отраслями законодательства существуют противоречия. Особый интерес приобретает такой феномен, как «абстрактность правотворчества», суть которого состоит в том, что разработчики акта не задумываются о механизмах его реализации, не предусматривают альтернативных путей обеспечения результативности применения, не принимают во внимание интересы налогоплательщиков (не подсчитывают даже приблизительно, во что обойдется налогоплательщикам та или иная норма). Обратной стороной этого феномена является лоббирование законов, принятие актов, от которых ожидаются сиюминутные материальные выгоды. Широко известна история с так называемым пакетом Законов о ввозе радиоактивных отходов в Россию. Минатом РФ и Комитет по экологии Государственной Думы РФ активно продвигали эти законы. В качестве главного аргумента называлась сумма, которую Россия получит в результате ввоза тепловыделяющих сборок ядерных реакторов – 20 млрд долларов. В СМИ при этом указывалось и на суммы взяток, и на то «незначительное» условие, что существенная часть упомянутой суммы должна быть израсходована на постройку предприятий по переработке радиоактивных отходов и оборудование мест их захоронения.^[96]

В области охраны окружающей среды возник законодательный хаос. По количеству нормативных актов в рассматриваемой области Россия занимает, пожалуй, первое место в мире. Но беда в том, что количество вовсе не означает качество. Учитывая все вышеперечисленные пробелы экологического законодательства, можно сказать, что ситуация далека от идеала. На сегодняшний день из-за дефектов законодательства правоприменитель сталкивается с чрезвычайными трудностями в данной сфере. Что же тогда говорить о простых гражданах, несведущих в юриспруденции? Помимо своей масштабности, противоречивости и изобилия норм отсылочного и бланкетного характера, законодательство отличается большим количеством пробелов юридической техники, касающихся языка. Так, например, согласно ст. 23 Закона «Об охране окружающей среды» «нормативы допустимых выбросов и сборов веществ и микроорганизмов устанавливаются для стационарных, передвижных и иных источников воздействия на окружающую среду субъектами хозяйственной и иной деятельности исходя из нормативов допустимой антропогенной нагрузки на окружающую среду, нормативов качества окружающей среды, а также технологических нормативов».^[97] Данная норма выражена весьма неопределенно, точнее, двусмысленно и может быть истолкована в том смысле, что нормативы устанавливаются субъектами хозяйственной и иной деятельности, а это недопустимо.

Как же следовать законам? Как не нарушать их? Как исполнять? Для кого они издаются?…

Вопросу правового регулирования отношений в области природопользования и экологии в нашей стране уделялось недостаточное внимание. Об этом свидетельствует тот факт, что за некоторые экологические правонарушения, которые являлись актуальными 20-30 лет назад, в уголовном законодательстве не было предусмотрено никакой ответственности.

Активизация правовой деятельности в природоохранной сфере, наблюдающаяся в последнее время, во многом связана с принятием нового УК РФ (1996 г.), который признал экологические интересы одним из объектов уголовно-правовой охраны. Наряду с УК был принят ряд федеральных законов, направленных на профилактику отдельных видов экологических преступлений.

Выделение особой главы, посвященной экологическим преступлениям, в ныне действующем УК РФ было долгожданным событием для ученых-криминалистов, которые в своих трудах указывали на серьезный недостаток УК РСФСР 1960 г. – разбросанность составов экологического характера по различным его главам.^[98]

Некоторые составы, однако, остались за рамками главы 26 УК и закреплены в статьях, содержащихся в других главах Кодекса:

– нарушение правил безопасности на объектах атомной энергетики (ст. 215 УК РФ);

– сокрытие информации об обстоятельствах, создающих опасность для жизни и здоровья людей (ст. 237 УК РФ);

– жестокое обращение с животными (ст. 245 УК РФ);

– экоцид (ст. 378 УК РФ).

Эти составы, как утверждает М. М. Бринчук, «по своему содержанию, несомненно, являются экологическими».^[99]

В современном российском экологическом законодательстве по сравнению с советским произошел ряд изменений: проведена дифференциация уголовной ответственности и наказания; расширен круг природных объектов, охраняемых уголовно-правовыми нормами; появилась тенденция утверждения в качестве основных ценностей тех свойств окружающей среды, которые связаны с обеспечением жизни людей и здоровья. Между тем, уголовно-правовые нормы, направленные на охрану окружающей среды, в целом по-прежнему отражают устаревшую концепцию приоритета экономических интересов над экологическими.

Некорректность, допущенная законодателем при формулировании объекта уголовно-правовой охраны, привела к смещению акцентов с природоохранных отношений на экономические.^[100] «Нарушение ветеринарных правил и правил, установленных для борьбы с болезнями и вредителями растений» (ст. 249 УК РФ); «Нарушение законодательства Российской Федерации о континентальном шельфе и об исключительной экономической зоне Российской Федерации» (ст. 253 УК РФ); «Нарушение правил и охраны использования недр» (ст. 255 УК РФ) – это прежде всего попытка законодателя предотвратить негативные экономические последствия.

Множество ученых-юристов указывает на несовершенство законодательства, предусматривающего уголовную ответственность за экологические преступления.

Правоприменители часто сталкиваются с проблемой квалификации из-за множества оценочных признаков и понятий, бланкетных диспозиций, недостатков содержательного плана уголовных норм. Все это затрудняет отграничение рассматриваемых преступлений от административных правонарушений при совпадении объективной стороны.

Статья 246 УК РФ по своей сути является довольно-таки сложной, поскольку в ней на фоне общего состава выделяется ряд основных составов преступления с альтернативными признаками. Кроме того, бланкетная диспозиция статьи предусматривает обязательное обращение к указанным в ней нормативным актам.

Статья 246 не включает в себя каких-либо ограничений относительно состава нарушения правил охраны окружающей среды. В совокупности с наступлением тяжких последствий любое нарушение правил по охране окружающей среды образует основание уголовной ответственности. Считается, что на практике эту позицию будет достаточно сложно выдержать, и она может привести к объективному вменению.^[101] Поэтому общая противоправность деяния должна быть определена в независимости от факта наступления последствий или только при их наступлении. Вместе с тем, в целях совершенствования формулировки «нарушение правил охраны окружающей среды» следует ввести признаки, ограничивающие состав данного преступления. Например, в Примечании к статье следует разъяснить, в целом какие правила нарушаются.^[102]

Известны случаи принятия Правительством РФ по экологически значимым вопросам постановлений и распоряжений, которые грубо нарушали и Конституцию РФ, и федеральные законы в области охраны окружающей среды при производстве действий, указанных в ст. 246 УК. Например, реализация проекта строительства высокоскоростной железнодорожной магистрали (ВСМ) Санкт-Петербург – Москва повлечет за собой необратимые тяжкие последствия для окружающей среды. Строительство магистрали затрагивает участки особо охраняемых природных территорий. Несмотря на отсутствие положительного заключения государственной экологической экспертизы данный проект активно внедрялся.^[103] Но вмешательство уголовного закона на данной стадии невозможно ввиду того, что последствия, указанные в ст. 246 УК, еще не наступили, а квалифицировать происходящее как неоконченное преступление (ст. 246 с учетом ч. 3 ст. 30 УК)^[104] невозможно, поскольку в данном случае преступление должно совершаться исключительно с прямым умыслом.

Статья 247 УК РФ является новой для экологического законодательства и бесспорно очень важной, так как устанавливает уголовную ответственность за нарушение правил всех видов и всех этапов обращения с веществами и отходами, признаваемых опасными, либо производство которых запрещено. Данная статья является очень сложной для применения, поскольку необходимо доказать наличие угрозы причинения существенного вреда здоровью человека или угрозы причинения существенного вреда окружающей среде, создаваемой в процессе нарушения правил обращения экологически опасных веществ и отходов. Вред может выражаться в ухудшении качества окружающей среды и состояния природных объектов, связанном с их загрязнением и отравлением. Вместе с тем, важно учитывать, что наличие и масштаб угрозы при производстве запрещенных видов опасных веществ и отходов совпадают, а ее содержание может быть различно.

Для квалификации деяний по указанной статье необходимо установить соответствие признаков преступления содержанию диспозиции статьи, констатировать отсутствие обстоятельств, исключающих преступность деяния (крайняя необходимость, обоснованный риск и др.). Кроме того, бланкетность диспозиции вызывает необходимость проверки российского законодательства на его согласованность с международными нормативными актами. Требуется выяснить, насколько полно и четко сформулированы нормативно-правовые акты, регулирующие вопросы обращения опасных веществ и отходов.

Помимо того, для эффективного применения данной статьи требуется детально изучить нормативные понятия «отходы», «опасные отходы», «запрещенные отходы», «радиоактивные отходы», «химические вещества» и «опасные химические вещества».

По ч. 2 данной статьи квалифицирующим признаком выступает совершение преступления в зоне экологического бедствия или в зоне чрезвычайной экологической ситуации. Эта норма в настоящее время по существу не является функционирующей, поскольку в российском экологическом и гражданском праве правовой статус подобного рода зон, порядок их официального объявления, социально-экономические последствия практически не разработаны. Статья 57 Федерального закона «Об охране окружающей среды» определяет порядок установления зон экологического бедствия и зон чрезвычайных ситуаций, но одной статьи здесь явно недостаточно. А принятие специального закона «О зонах экологического бедствия», проект которого был разработан более десяти лет назад, наталкивается на серьезное сопротивление со стороны большинства руководителей субъектов Федерации, усматривающих в нем угрозу для творящегося с их одобрения или молчаливого согласия «экологического беспредела».^[105]

Остальные статьи рассматриваемой главы также далеки от совершенства и вызывают трудности у правоприменителя. Так, требует своего дальнейшего законодательного уточнения содержание отдельных признаков преступлений, предусмотренных ст. 250, 251, 252, 254 УК РФ, поскольку отсутствие определенности данных признаков порождает трудности применения данных норм.

Приведенная ниже таблица свидетельствует о явной дефектности уголовно-правовых норм, которая, несомненно, негативно влияет на эффективность деятельности, направленной на охрану окружающей среды.

Таблица 1

Число лиц, привлеченных к уголовной ответственности и осужденных за экологические преступления^[106]

Из данной таблицы видно, что ряд статей применяется крайне редко или не применяется вовсе. Такое положение дел должно подтолкнуть ученых-юристов к действию с целью не допустить существования «мертвых» норм и как следствие произвольного их толкования, что в некоторых случаях в свою очередь может привести к правоприменительному произволу.

Тот факт, что законодатель поставил окружающую среду под охрану уголовно-правовых норм, несомненно, больший плюс. И хотя уголовная ответственность – это всегда крайняя мера, Россия уже давно подошла к критической отметке в сфере экологии и уголовная ответственность в некоторых случаях весьма справедлива. Другой вопрос, что к этой ответственности по ряду уже перечисленных ранее причин крайне сложно привлечь.

Создание жесткой правовой базы может сделать «законное» поведение более «безопасным» и, следовательно, предпочтительным для потенциального экологического преступника, хотя последний всегда будет искать лазейки для нарушения закона, поскольку экологически безопасное производство всегда дороже загрязняющего окружающую среду производства.^[107]

Хорошо работают только те законы, наказание за невыполнение которых неизбежно и неотвратимо. В период социального кризиса, переживаемого нашей страной, именно неизбежность и неотвратимость наказания могут дать желаемый эффект. Но для их обеспечения необходима тотальная система оперативного экологического контроля, например, в виде распространенной сети автоматических датчиков и сигнализаторов-пробоотборников. Они должны работать в реальном масштабе времени, регистрировать любую аномалию в природной среде и оперативно реагировать: подавать сигнал тревоги и отбирать представительную пробу для криминалистического исследования.^[108]

На наш взгляд, в качестве средства такого оперативного контроля может выступить АСЭПМ, основное назначение которой – обеспечение служб управления природоохранной, правоохранительной деятельности и экологической безопасности современной и достоверной информацией.