Руднев натягивает тетиву, долго прицеливается, выстрел – жёлтый кружок, выдохнул, доволен. А уже побаивался. Это хорошо.
Выходит Татьяна. Ну что, готова к борьбе? Нет. Всё, это конец, уже проиграла, может и не стрелять. В мишень то хоть попадёт? Ууу, руки гуляют, ну всё. Выстрел. В самый угол мишени. Отходит, расстроилась.
А вот и серьёзный противник. Выходит спокойно, уверен в себе, сосредоточился, поднял лук, прицелился. Выстрел. Есть. В яблочко. Молодец, нравится он мне, хороший стрелок. Повернулся, посмотрел на меня, подмигнул. Ну-ну.
Относят мишени ещё дальше, хорошее расстояние, а вот лук у меня плохой.
– Молодой человек, я видела, у вас в вагончике есть ещё луки. Могу я посмотреть другой для себя?
– Да, пойдёмте.
Пока шли к вагончику, подбежала Анна.
– Министр уже подсылал своего помощника к папе, спрашивал кто ты такая.
– Пусть спрашивает, его стрельба от этого лучше не станет.
– А он хорошо стреляет?
– Да неплохо, но сУчками нас, он зря назвал.
Мы подошли к вагончику организаторов. Отдельно вдоль стеночки, в ряд, стояло ещё несколько луков. Штук пять спортивных со съёмными плечами, и один красавец, настоящий английский long bow.
– Можно вот этот посмотреть? Тисовый?
– Конечно, но он тугой 30 кг.
– Как раз нормальный, я такие люблю.
Я взяла лук, покрутила в руке, длинный конечно, но хороший, легкий и цвет шикарный – матово-чёрный. Рукоятка удобно легла в руку, плечи ровные, гладкие, с какой-то рунической надписью на них.
– У него есть имя?
– Да, «Ворон».
– Отлично. Давайте тетиву натянем.
– Помочь?
– Нет, не нужно.
Натягиваю тетиву. Всё ровненько, ух как напружинился, красавец. Люблю красивые луки. Так, теперь надо переодеться.
– Аня мне нужно переодеться, в этом платье очень неудобно.
Увидела Викторию, позвала
– Сможешь найти мне футболку как у тебя и джинсы?
Она оценивающе сверху вниз пробежала по мне глазами.
– Да, почти мой размер, сейчас принесу
– Ещё прихвати две скатерти и длинное полотенце – к организатору. – А где стрелы? Не вижу, а вот.
Увидела связку стрел, отобрала себе десять штук и колчан за спину, хорошо. Подошла Вика с футболкой и джинсами.
– Отлично, давай сюда, а сами подержите скатерти, как на пляже, да вот так.
Девчонки загородили меня со всех сторон, я сняла платье, оставшись в одних тоненьких трусиках, ну сейчас начнут меня рассматривать. Посмотрела на Анну, глаза как блюдца. Представляю, что она сейчас чувствует, ну и шрамы мои тоже добавляют колорита. Быстро одела футболку и джинсы, чуть тесновато в груди и плечах, но это сейчас даже кстати. Взяла полотенце, перекинула его через плечо, и прижала левую грудь. Повернулась к Анне спиной:
– Затяни, пожалуйста, узел сзади. Да, так хорошо – хватит. Оторвала ленту от скатерти
– Вика есть ручка? Давай.
Взяла ручку и написала на ленте несколько иероглифов, после чего повязала на голову на самурайский манер. Подняла колчан, со стрелами и в этот момент:
– Вы Елена Тарханова? Можно сделать вам предложение?
Рядом стоял один из помощников Руднева
– Нет
– Хм. Министр Руднев..
– Министр готов продолжать?
– Мы хотим, чтобы вы дальше не продолжали.
– Невозможно
– Как это? Мы готовы компенсировать неудобства, вы ведь художник, мы можем предложить…
– Не тратьте время – неинтересно.
Я надела колчан за спину, взяла в руку long bow. Красавец, какой красавец – хочу пострелять из него.
– Передайте Рудневу, пусть готовиться к стрельбе.
Мы всей компанией пошли обратно к стрельбищу. Вокруг послышались возгласы удивления, да видОк у меня сейчас боевой. После платья и каблуков сильный контраст: узкие джинсы в обтяк, футболка с прижатой полотенцем левой грудью, за спиной колчан со стрелами и длинный английский лук в руках – хорошо. Аня в совершенном восторге идёт рядом, уже не боится за меня, молодец. Я её люблю.
Финал Брагин
– Гергий Николаевич, можно к вам на два слова
– Опять от Руднева?
– Да, он просил помочь уговорить вашу художницу отказаться от продолжения соревнования, он готов компенсировать ей деньгами или ещё чем-нибудь.
– Так пусть ей и предлагает, я то здесь причём?
– Ну, может, вам удастся поговорить с ней, нас она не стала слушать.
– Нет, меня тоже не станет слушать. Очень неуступчивая, да они все художники такие, чёрт его знает, что у них в голове.
Финал Руднев
-Что о себе думает эта сучка? А? Думает всё можно?
– Вон она идёт. Ни фига себе, настроена очень серьёзно.
– Где?
Министр посмотрел в направлении взгляда своего начальника охраны, и увидел, приближающуюся, Елену
– Блять…
Финал Брагин
– Смотри, смотри Сафроныч, вон она с моей дочерью
– Ипона мать, ты уверен что она художница?
Финал Анна-Мария
Вот это фигура, боже мой, какая фигура. Грудь, тяжёлая с тёмными сосками – обалдеть. Эта зараза Вика уставилась как в кино. Но фигура – мечта, как не уставиться. А раны какие страшные, ужас. Откуда у неё такие раны? Кто она на самом деле? Я боялась за неё, боялась, что она промахнётся – какая я дура. Что она там говорила про татуировку на плече? Охотник, из отряда бойцовых кошек – я люблю её.
– Мне нужно пристрелять лук, – Елена повернулась к устроителю, и показала на аиста на высоком шесте в ста пятидесяти метрах от стрельбища – Вон тот аист из чего сделан?
– Не знаю
– Сейчас узнаем.
– Далеко очень, не боитесь промах…
Елена ловко вытащила стрелу из колчана за плечами и, практически не целясь, выстрелила в аиста. Стрела, с характерным шипением пролетела над головами зрителей, и попала почти в самую середину туловища птицы.
После короткого замешательства устроитель брякнул:
– Понятно
Но больше добавить ничего не успел потому, что Елена сделала ещё четыре выстрела подряд, мгновенно доставая стрелы из колчана. Все четыре стрелы попали в голову аиста близко друг к другу.
– Отличный лук, просто прелесть, а не лук и имя ему подходит – «Ворон». Я готова.
В абсолютной тишине мы подошли к стрельбищу, все уставились на Тарханову как на пришельца из космоса.
Финал Брагин
– Не видишь Сафроныч, что у неё написано на повязке ? Не по русски что-то?
– Нет, не по-русски, иероглифы какие-то, но, наверное, что-то устрашающее, потому что я не вижу Руднева.
– Опа, струсил? С этим аистом она круто поступила, классика психологического давления, я бы на его месте тоже поостерёгся. Но зато Сафроныч, я теперь убедился что она не врала, я нашёл кого искал.
– Ты о чём это?
– Так, не обращай внимания.
Финал объявление
– В связи со срочными делами двое участников соревнований уехали в Москву. Поэтому безоговорочной победительницей наших соревнований признаётся Елена Тарханова. УРРРА
– Как уехали, а пострелять? Я не настрелялась ещё.
Елена с сожалением отдала лук устроителю, сняла колчан.
– Ну вот, только переодевались зря, Виктория, подождёте меня десять минут, я пойду переоденусь.
– Давайте мы опять подержим скатерти?
Анна-Мария
Перед глазами продолжает стоять картина переодевания Елены, обнажённые грудь, бёдра, живот, одновременно сильное и женственное тело. Две раны, одна под правой ключицей, а вторая под левой грудью, не только ничего не портили, а наоборот завораживали и притягивали к ней. Как пропасть, которая и пугает, и затягивает. Вот, сейчас оттолкнусь от обрыва и полечу. Вверх или вниз – не важно, я хочу почувствовать полёт. Я хочу почувствовать её. Я хочу её. Я стою рядом с ней и всем телом ощущаю исходящий от неё жар.
– Не нужно никаких скатертей, я знаю, где можно переодеться.
Прижимаю свои губы к самому её уху.
– Быстро пошли в твою комнату, я не могу больше терпеть.
Елена
Анна схватила меня под руку и, не глядя по сторонам, потащила к дому. Что она творит? Что она собирается делать? Но голос разума звучит очень тихо и неубедительно. Я тоже не могу больше терпеть. Здесь и сейчас. Я хочу её – здесь и сейчас. Тем более, не я принимаю решение, всё уже решено. Она ведёт себя очень решительно, и я хочу ей подчиняться. Я даю вести себя. Я хочу, чтобы меня вели. Меня возбуждает энергия этой девушки, мгновенно превратившейся из субтильной кошечки в голодную хищницу.
Вваливаемся в мою комнату, чудом не встретив кого-то по дороге. Она запирает дверь и оборачивается. Смотрим друг на друга. Я слышу её дыхание, это заводит, это лишает воли. Соски напряглись и ждут её рук, губы ждут её поцелуев. В низу живота разливается теплая истома. Я хочу её.
Она прижимается ко мне всем телом. Её губы находят мои, жадно целует, грудь ходит ходуном. Я почти готова, ещё несколько секунд и оргазм накроет меня с головой. Моя ладонь находит её грудь. Через ткань блузки ловлю её сосок и начинаю покручивать. Я чувствую, как её руки расстёгивают джинсы. Я жду её пальцы ТАМ и вздрагиваю от лёгких прикосновений. Вначале её ладонь двигается по животу, потом, плавно скользит под трусики, и останавливается между ног, а пальчик, продолжает нежно скользить дальше, и легко проникает во влажную глубину. У меня темнеет в глазах, оргазм выгибает тело дугой, я сильно сжимаю её сосок и начинаю кончать.
Анна-мария
Наконец-то она моя, я держу её в руках. Она не сопротивляется и я могу делать с ней всё что хочу. Руки трясутся, мне не хватает воздуха, я целую её как будто пью воду во время засухи, и ни как не могу напиться. Я хочу всё сразу, обнимать целовать, раздевать, смотреть. Непослушными пальцами расстёгиваю её джинсы и вот уже моя рука ТАМ. Какая горячая, какая влажная – моя. Вся моя, целиком. Её дыхание становиться чаще и сильнее, она со стоном выгибается и волна оргазма накрывает её. Она сильно сжимает мой сосок и вторая волна оргазма накрывает уже меня.
Гостевая комната Елена
Мы стоим посередине комнаты, крепко прижавшись друг к другу. Я не хочу её отпускать, мягкая, нежная, красивая. Я медленно целую её шею. Она всё ещё всхлипывает после оргазма. Как мне нравится это слышать, прижимаюсь ухом к её губам. Я люблю её.
Чуть-чуть отстраняюсь, смотрю на её лицо
– Фуух, что это было? Мы живы?
– Я не знаю, но я хочу ещё.
– Нет-нет-нет, не здесь и не сейчас. Тем более мы пришли переодеваться.
Отодвигаюсь от неё, смотрю вокруг, куда бы её посадить. Не вижу ни одного стула только кровать, провокационно, но выбора нет, помогаю сесть и отхожу. Отпустила, смотрит на меня, какой взгляд…
– Дай мне переодеться, не смотри так.
– Переодевайся при мне, я хочу смотреть на тебя
– Тогда мы всё повторим ещё раз
– Я не против
– Что будет, если нас застукают?
– Мне всё равно, я люблю тебя…
Именно в этот момент кому-то приспичило позвонить, ну что за люди. Беру трубку.
– Алё
– Елена? Это Георгий Николаевич
У меня всё опустилось, ничего себе
– Делаю страшные глаза, показывая Анне, что это её отец
– Да Георгий Николаевич, слушаю.
– Я бы хотел поговорить с Вами. Вы ещё не уехали?
– Нет, ещё.
– Хорошо, сможете подойти к столовой?
– Да могу, минут через тридцать, нужно привести себя в порядок после стрельбы.
– Конечно-конечно, жду Вас.
Нажимаю отбой на телефоне, и с удивлением смотрю на Анну.
– Ну, надо же, ему уже доложили что ли?
– Мне всё равно, пусть докладывают…
– Но голос вроде спокойный, что же тогда?
– У нас есть ещё целых полчаса, иди ко мне…
– Ну, пошла девочка в разнос.
Я сняла с себя джинсы и футболку, повернулась к Ане, показывая напряжённые соски
– Видишь? Видишь что ты творишь? Как мне сейчас с твоим родителем говорить?
– Иди сюда, я хочу посмотреть на них.
Медленно подхожу к ней, останавливаюсь почти вплотную и наклоняюсь так, чтобы соски оказались на уровне её глаз. Смотрит, потом наклоняется чуть вперёд и дотрагивается носом до одного соска, потом до другого и вдруг ловит левый сосок губами, сильно всасывает и начинает прикусывать. Крепче прижимаю её голову и начинаю стонать, электрические разряды мощными импульсами дёргают все тело после каждого прикусывания, ещё одна волна оргазма стремительно приближается
– Сильнее, сильнее, ещё сильнее, не бойся – прикуси сильнее.
Она сильно прижимает сосок зубами – ооо какой кайф и я теряю сознание.
Открываю глаза, лежу на спине, она смотрит на меня
– Невероятно, невероятно и безумно красиво, зачем мы так долго ждали?
Прижимаю рукой левую грудь, сосок сладко ноет.
– Очень сильно прикусила, совесть есть?
Смотрит на меня, довольная.
– Нету. Сама просила сильнее.
– Всё хватит – замолчи. Дай мне одеться, пожалуйста. Тебе придётся отнести футболку и джинсы официантке Виктории.
– Давай, и заодно скажу ей, что ловить тут больше нечего.
– Стерва ты всё-таки.
Просёлочная дорога, оперативная машина, капитан Марина Зенина
Телефонный звонок, смотрю на вызов – Лоскутов.
– Слушаю Зенина.
– Докладывай
– Ну что вы дёргаетесь, товарищ Подполковник? Ещё не пришла и не звонила, жду.
– Надо было тебе тоже пойти, или Валентину.
– Про Валентина я Вам всё уже сказала – вопрос закрыт, со мной он работать не будет. А мне идти опасно, вдруг она запомнила, и увидит. Ну что мы в пятый раз одно и тоже? Не дёргайтесь, я сразу позвоню, как появится информация. Всё отбой, а то линию занимаем.
Видать крепко жмёт начальство, раз так названивает – ничего полезно иногда. Интересно как там у них? Виктория, хороший оперативник и внешне то, что надо, но не лесбиянка, а они как-то чувствуют эти тонкости. Хотя, когда готовились к контакту, Вика не упиралась и на прямой вопрос – ляжет ли в постель с женщиной? – спокойно сказала, что готова. А я бы легла, если бы меня послали? Ого, как отреагировали соски, это что-то новенькое. Это значит – да? Мне интересно?
Звонок, наконец-то.
– Да Вика, слушаю.
– Всё, иду к вам, ничего не вышло. У них крепко всё с этой девочкой, сейчас подойду, расскажу.
Плохо, ну что, звонить Папе? Неохота, сейчас начнёт нервы мотать. А почему я довольна? Я довольна, что у Вики не получилось уложить в пастель Тарханову? Почему? После подумаю, вот она идёт, наконец.
Вика, открыла переднюю дверь машины и села.
– Фуу, ну это было что-то. Тарханова ваша – настоящая бомба, такое устроила на соревнованиях по стрельбе из лука, это что-то – на министра было больно смотреть. Она великолепный стрелок из лука..
– Давай о главном.
– Это и есть главное.
– Что это значит?
– Это значит, что она охотник из отряда бойцовых кошек. У неё на плече характерная татуировка в виде крадущейся кошки и она, как я уже сказала, великолепно стреляет из лука. Я не знаю подробностей, но то, что была – точно, а может и сейчас есть, очень закрытая организация, с названием «Отряд бойцовых кошек». Её членами могли быть только женщины, и в качестве опознавательных знаков они делали себе такие татуировки, а главное – все они обязательно отлично стреляли из лука. Эта организация что-то вроде скорой помощи для женщин, чаще всего с нестандартной ориентацией, попавших в беду. В настоящую беду, не муж пошёл налево, а я страдаю, а муж избил или покалечил. Или если изнасиловали, а подонков не нашли или не хотят найти, вот тогда подключается «Отряд бойцовых кошек» – найдут и накажут. Мне это рассказывала одна знакомая, да я тогда посмеялась над ней, а получается зря. То, что я сегодня увидела, говорит о том, что всё правда, что всё так и есть. А это значит, капитан Зенина, что я не буду больше в этом участвовать. В рапорте напишу всякую херню, без подробностей, что не получилось, что объект на контакт не пошёл и так далее. И Вам, капитан Зенина, не советую пытаться использовать Тарханову.
Очень внимательно посмотрела мне в глаза:
– Марина – послушай меня – им помогать надо, а не ловить, особенно нам бабам.
Разговор с Брагиным Елена
– Да… ну и шоу вы устроили
– Жаль, что они так быстро уехали, я бы ещё постреляла.
– А что было написано на вашей ленте?
Заканчивай уже политесы разводить, говори что нужно. Глаза внимательные, рассматривает прямо каждую деталь, а у меня, небось, на лбу написано, что я только что испытала два мощных оргазма. Слабость до сих пор. Сейчас спросит в лоб: – «что вы делали в комнате с моей дочерью?» Доложила, уже какая ни будь сволочь…
– Японские иероглифы, переводится – «Победа или смерть»
– Понятно теперь, почему Руднев сбежал. Ну хорошо, вот что я хотел предложить вам. Хочу попросить Вас сделать точную копию «Чёрного квадрата» Малевича.
Что?
2002 год
28 февраля Аукционный дом "Гелос" объявил о подготовке к продаже художественной коллекции разорившегося "Инкомбанка". Особую гордость собрания составляют три работы Казимира Малевича – "Черный квадрат", "Автопортрет" и "Портрет жены". По предварительным оценкам экспертов – стартовая цена "Черного квадрата" должна быть не менее 1-1,5 млн. долларов"
10 апреля, то есть за три дня до аукциона, в "Гелос" пришло письмо, подписанное руководителем департамента Минкультуры В.В. Петраковым. В нем представитель министерства сообщал, что в соответствии с законом Минкультуры "поставило на учет" картину Малевича "Черный квадрат", а также напоминал, что опять же согласно закону "при продаже памятников государство имеет преимущественное право покупки". Письмо заканчивалось словами: "В связи с вышеизложенным предлагаем Вам снять данную картину с открытых торгов".
27 апреля В Министерстве культуры РФ прошла пресс-конференция, на которой было объявлено, что "Черный квадрат" Казимира Малевича из коллекции Инкомбанка принадлежит теперь государству, а точнее – Государственному Эрмитажу. $1 млн для этого пожертвовал Владимир Потанин.
2001 год Брагин
– Георгий Николаевич, есть лёгкое задание
– Слушаю вас товарищ полковник
– Ты у нас любитель «культурки», вот и займись-ка «Черным квадратом» Малевича. Его планируется реализовать через аукцион, в составе коллекции, разорившегося «Инкомбанка». Есть пожелание сверху, чтобы картина попала в музей, а не в частные руки или не дай бог за кордон. Вот и займись этим.
– А причём здесь мы? Контора теперь и этим занимается? Это не по линии министерства культуры?
– Мы всем занимаемся
– Но у меня …
– Отставить, капитан Брагин, вот папочка, тут первичная информация и возможные источники.
– Слушаюсь
2001 год хранилище Минкультуры Брагин
– А сколько он на самом деле может стоить?
– От пятидесяти миллионов долларов и выше
– А почему на этих торгах назначается один миллион?
– Ну во первых, стартовая цена торгов совсем не означает, что по ней и будет продано, это ведь аукцион, на нём торгуются и как правило вверх. К тому же есть информация, что уже известны покупатели, которые готовы будут идти до пятнадцати миллионов
– А почему же вы говорите о пятидесяти миллионах?
– Это на международном рынке, вот если бы его выставили на Sotheby's или Cristie's, то да, выше пятидесяти миллионов гарантированно, и восемьдесят и сто совершенно реалистичные суммы.
– Ничего себе, за что? За то, что кто-то закрасил квадрат чёрной краской?
– Там нет чёрной краски, но это так к слову. В картине в первую очередь ценится её вклад в искусство, а вклад чёрного квадрата, наверное, самый весомый.
– Вы шутите?
– Нет. Мы пришли, кстати, вот он, можете на него посмотреть, и даже подержать в руках. Их было всего четыре штуки нарисовано. Ценность этого в том, что именно его несли за гробом на похоронах Казимира Малевича.
О проекте
О подписке