Я бросаюсь к двери и распахиваю ее настежь. На пороге, сгорбившись, стоит какой-то мужчина в лохмотьях. Я высовываюсь в подъезд, чтобы посмотреть, нет ли там кого. Но в коридоре пусто. И где же курьер?
– Привет, – говорит вдруг незнакомец, не поднимая головы. – Можете уделить мне минутку?
Мне немедленно становится стыдно за то, что я не обратила на него внимания.
– У меня нет денег. Но в холодильнике есть готовая еда, ее нужно только разогреть. Просто мама еще не ходила за продуктами.
– Очень любезно с вашей стороны, но я только что пообедал в роскошном ресторане.
– А, так вы не бездомный!
– Бездомный? О небо, конечно нет.
Тут он наконец поднимает голову, и я вижу аккуратную седую бородку. Оказывается, все это время незнакомец смотрел в свой планшет.
– Почему вы так решили?
– Да просто… – бормочу я, косясь на его залатанную одежду.
Заметив это, мужчина густо краснеет.
– К вашему сведению, мой наряд – последний писк моды в… кхм, забудьте. Вы случайно не Амари Питерс?
Ничего себе! Я невольно отступаю.
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Вот тут указано ваше имя, – тычет он пальцем в планшет. – Просто распишитесь в получении, и я отправлюсь дальше.
– Так вы… курьер? – недоверчиво спрашиваю я. – И у вас для меня посылка?
– Ага. – Он поворачивает планшет экраном ко мне. – От К. Питерса.
– Хотите сказать, вы привезли мне что-то от брата?
– Именно так. Если К. Питерс – ваш брат. Он отправил вам набор «Открой новые горизонты».
Горизонты? Те, о которых говорила мама?
– Вы шутите?
– Не думаю, – хмурится курьер. – Доставка, конечно, не основная моя работа, но я отношусь к ней очень серьезно.
– Ладно. Что бы вы ни принесли, я готова это забрать. – Тут я понимаю, что в руках у незнакомца нет ничего, кроме планшета. – Но где посылка?
– Боюсь, сначала вы должны поставить подпись.
Он протягивает мне планшет, и я не слишком аккуратно расписываюсь пальцем в нужном месте на экране. А потом выжидательно смотрю на курьера.
– Итак?
Он снова жмет на экран.
– Ваша посылка в шкафу в старой спальне К. Питерса.
– Вы что, заходили в квартиру?
– С разрешения К. Питерса, разумеется, – подтверждает курьер, затем громко прочищает горло. – А теперь, боюсь, я должен забрать ваше воспоминание о нашей встрече. Видите ли, «Тайная доставка» чрезвычайно гордится умением хранить анонимность своих клиентов. Не беспокойтесь, вы все равно сможете получить обещанное. Вскоре вас посетит внезапное и непреодолимое желание разобраться в нужном шкафу. Там вы и найдете посылку.
– Что вы хотите забрать? – Я делаю еще шаг назад.
– Всего одно воспоминание.
Курьер достает из кармана устройство, напоминающее пульт от телевизора. Потом снова проверяет что-то на планшете.
– Ох. Прошу прощения. Ваше имя есть в списке Нетронутых Воспоминаний. Должно быть, его туда внес кто-то из Управления. Ах, лучшие тридцать лет моей жизни. Что ж, всего доброго!
Я только моргнула, а он уже исчез. Да что тут происходит?
И что спрятано в шкафу моего брата?
Хотя прошло уже полгода после исчезновения Квинтона, я все еще невольно надеюсь услышать его возмущенный вопль, когда без спроса врываюсь к нему в комнату. Внутри ничего не изменилось: мятые постеры рэперов соседствуют с фотографиями Стивена Хокинга и Мартина Лютера Кинга, на кровати валяется покрывало, дальнюю стену занимают дипломы и награды за победы в олимпиадах.
В попытках найти зацепки и понять, куда пропал Квинтон, следователи перевернули комнату вверх дном, но мы с мамой все расставили по местам. Наверное, втайне мы обе рассчитывали обнаружить подсказки, понятные только членам семьи. Но этого не произошло. С тех пор мы сюда не заходили. Слишком уж это больно.
Я успеваю дойти до середины комнаты, когда на меня обрушиваются воспоминания. О том, как мы с братом играли вместе. Или как он включал музыку и мы просто лежали, болтали и шутили, что однажды захватим мир. Как собирались показать нашему отцу-неудачнику, который бросил маму, чего мы стоим. Как обещали всегда прикрывать друг друга несмотря ни на что. Квинтон старше меня на десять лет, но мы были не разлей вода.
Тик-так. Тик-так.
Ого. Раньше в комнате Квинтона ничего не тикало. У меня даже мурашки побежали.
Может, тот странный курьер говорил правду? Посылка должна быть в шкафу. Чем ближе я подхожу к нему, тем громче становится звук. Квинтон что, прислал мне часы?
Прикусив губу, я тяну на себя дверцу. Шкаф абсолютно пуст, не считая старого уродливого сундука. Он огромный; Квинтон давным-давно купил его на барахолке. Я рылась в коробке с подержанными куклами в поисках темнокожей Барби, а он углядел побитый жизнью сундук, на котором не хватало части кожаной обивки, и тут же заявил, что будет хранить в нем планы покорения мира.
Что бы ни прислал мне Квинтон, оно, судя по звуку, находится внутри. Замок на сундуке, к счастью, давно сломан, поэтому мне нужно лишь поднять крышку. Я зарываюсь в бесчисленные мятые папки и старые тетради в стремлении отыскать то, что тикает.
И нахожу: на самом дне лежит небольшой кожаный чемоданчик со стикером:
Только для Амари.
Это почерк Квинтона. Я поспешно достаю чемоданчик и кладу на пол. Что там внутри? Дергаю замки. Безуспешно. Тогда пытаюсь просто открыть его. Снова неудача. Но вот я замечаю еще один стикер:
Он откроется в полночь, когда закончится последний учебный день.
Сердце стучит быстро-быстро. Квинтон ни разу не упоминал об этом чемоданчике. Но его почерк я ни с чьим не спутаю.
Может быть, так он хочет объяснить, что с ним случилось. За полгода мы чуть с ума не сошли от беспокойства… Вдруг эта штука приведет нас к нему?
Я смотрю на часы Квинтона. 16:13. До полуночи еще почти восемь часов. Но что именно произойдет?
23:58.
Я сижу в изголовье кровати, подтянув колени к груди. Чемоданчик лежит в изножье и выглядит очень подозрительно.
Я снова выглядываю в коридор. Мама вернулась домой несколько часов назад, но в ее комнате темно. Наверное, она легла спать. Хорошо. Квинтон ясно дал понять: никто, кроме меня, не должен увидеть содержимое чемоданчика.
23:59
Я раскачиваюсь вперед-назад. Потому что я ужасно нервничаю, ясно? Честное слово, ну что может произойти?
0:00
ЩЕЛК! Ш-Ш-Ш-Ш-Ш…
От неожиданности я отпрыгиваю в сторону, потом возвращаюсь на кровать и усаживаюсь поудобнее. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и приподнимаю крышку чемоданчика. В глазах тут же начинает рябить от зеленых и пурпурных полосок.
Я вытаскиваю из чемоданчика сверток из мягкой ткани, и оказывается, что это – пиджак, официально самый уродливый пиджак на свете. К нему прилагаются брюки той же веселенькой расцветки. Понятия не имею, что происходит, но не могу сдержать улыбку: узнаю дурацкое чувство юмора Квинтона.
Еще на дне чемоданчика лежит конверт и пара прочных металлических очков. К ним приклеено сразу несколько стикеров:
№ 1. Пожалуйста, сначала ляг, а потом надевай их.
№ 2. Насчет «сначала ляг» я серьезно.
№ 3. Очень серьезно! Поклянись на мизинчике, что сначала ляжешь!
Ладно, ладно, поняла! Я подношу очки к лицу, чтобы получше рассмотреть. На вид обычные очки, только очень тяжелые. Но на три предупреждения все равно не тянут. От них голова кружится или что? Но раз уже надо поклясться на мизинчике, значит, дело и правда серьезное. Так и быть, лягу.
Отпихнув чемоданчик к краю кровати, я ложусь на спину и надеваю очки. Интересно, что сейчас…
– Амари?
Этот голос я узнаю всегда и везде.
Квинтон?!
Резко повернув голову, я обнаруживаю, что брат стоит посреди комнаты с нервной улыбкой на губах. Буквально скатившись с кровати, я спотыкаюсь о собственные ноги, а затем кидаюсь к Квинтону, чтобы крепко обхватить его за пояс. Я вся дрожу, когда он обнимает меня в ответ.
– Я тоже по тебе скучал, – смеется он.
Стоит мне ослабить хватку, он тут же делает шаг назад, разрывая объятие. Я так счастлива. Мой брат дома. Со мной.
– Как ты здесь оказался? Где ты был? Надо позвать маму!
Слова выскакивают сами собой, а я все смотрю на Квинтона. Вот же он, живой, здоровый, и на губах все та же широкая улыбка, и глаза те же, и челка неровная падает на лоб.
– Я все тебе объясню. Пока просто доверься мне, хорошо?
Конечно, я ему верю. Непонятно, правда, откуда он взялся.
– Ладно.
– Иди за мной.
Он выбегает из комнаты.
Я выскакиваю в коридор, но возле маминой двери останавливаюсь. Нужно сказать ей, что Квинтон вернулся. Нет больше поводов для грусти. Нет больше поводов для ссор. Все будет как раньше.
– На это нет времени! – кричит Квинтон из гостиной. – Нужно спешить.
Он открывает дверь и выбегает в подъезд. Я бросаю последний взгляд на дверь маминой спальни и спешу вслед за братом, по пути гадая, не разбудил ли он ее своим криком. Но я бы услышала щелчок выключателя.
К тому же сейчас я не могу отпустить Квинтона. Чтобы не отстать, бежать приходится изо всех сил.
– Куда мы?
– На крышу.
На крышу? Раньше мы постоянно туда лазили, хотя мама и говорила, что это опасно. Можно подумать, мы не сообразим держаться подальше от края.
Ступеньки так и мелькают под ногами – кажется, мы пробежали уже дюжину лестничных пролетов. Наконец мы выскакиваем на крышу. Здесь темно и пусто. Хотя…
– Это что, лодка?
– Точняк, – улыбается мне через плечо Квинтон.
Над крышей в самом деле висит лодка размером со школьный автобус. На корму кто-то водрузил маленькую лесную хижину. Из печной трубы на крыше идет дым. Передняя часть палубы огорожена блестящими золотистыми поручнями.
Все это выглядит настолько безумно, что я не могу сдержать смех. Что происходит?!
– Как она сюда попала?
– Нам надо торопиться! – говорит Квинтон, огибая лодку и скрываясь из виду.
Я следую за ним, скользя ладонью по округлому борту. Бока судна отполированы до блеска, я даже вижу в них свое отражение, обрамленное лунным светом.
Квинтон взмахом руки подзывает меня к себе. Потом дергает рычаг, и часть борта лодки отходит в сторону, открывая короткую лесенку. Квинтон первым забирается внутрь. Вдоль борта тянется длинная комната. В полумраке я различаю две койки и, кажется, мечи, но Квинтон уже ведет меня к ступенькам на корме.
Мы выбираемся на палубу и идем туда, где темнеют два огромных рулевых колеса. То, что перед нами, крутится вправо и влево, как любое нормальное колесо. Зато второе установлено под таким углом, что его можно только толкать вперед или назад.
Я дотрагиваюсь до обычного штурвала и подскакиваю от неожиданности, когда корабль вздрагивает и срывается с места.
– Сначала лучше набрать высоту, – смеется Квинтон и кивает на второе рулевое колесо.
Я отступаю, недоверчиво качая головой.
– Ты же сейчас шутишь?
– О, я более чем серьезен, – ухмыляется Квинтон и тянет на себя штурвал. Лодка взмывает в воздух, а я вцепляюсь в поручни, окаменев от ужаса. Наш дом, наш район становятся все меньше и меньше, а корабль поднимается все выше и выше. Но как?
Квинтон, похоже, давно так не веселился.
– Расслабься, это судно сбалансировано в трех плоскостях. С него невозможно упасть.
– Мы летим! По-твоему, это нормально?
– По-моему, да, – снова усмехается он, берется за обычный штурвал и направляет корабль вперед.
Мир за бортом сливается в размытое пятно, звезды над нашими головами превращаются в сияющие полосы. Ветер бьет в лицо, но, несмотря на сумасшедшую скорость, я не теряю равновесия, будто и правда стою на твердой земле.
Квинтон отпускает рулевое колесо, и лодка плавно останавливается, зависая в воздухе. Остро пахнет йодом и солью. Кругом, насколько хватает глаз, простирается водная гладь.
– Это океан?
Квинтон кивает.
– Там у поручней есть телескоп. Направь его вниз. Потом расскажешь, что увидела.
Направить вниз? Кто в здравом уме станет направлять телескоп вниз? Но я все равно прижимаюсь глазом к окуляру.
– Вижу только океан.
– Не торопись. Это непростой телескоп. Возможно, твоим глазам потребуется пара секунд, чтобы привыкнуть.
Я слегка прищуриваюсь. Нет там ничего. Хотя… Всего на долю секунды перед глазами мелькает росчерк белого света – будто молния блеснула на дне океана.
– Что это? – спрашиваю я.
– Продолжай смотреть. И покрути кольцо настройки.
Я следую совету Квинтона, и изображение увеличивается. Росчерки света превращаются в сияющие поезда, бегущие под водой.
– Да ладно, – изумленно шепчу я.
Я уменьшаю картинку и вижу множество поездов. От яркого света слезятся глаза. Тот первый поезд оказался лишь одним из тысячи, снующих далеко внизу. Их так много, что дно океана сияет не хуже звездного неба над головой. Это настоящий фейерверк – и все для меня одной.
Я поворачиваюсь к брату, в горле стоит ком:
– Так красиво.
Но его улыбка тает.
О проекте
О подписке