Цитаты из книги «Жизнь в балете. Семейные хроники Плисецких и Мессереров»

С самых первых дней на Кубе мне пришлось учиться терпимости, без которой, например, невозможно воспринимать патологическое отсутствие пунктуальности у местного населения. Например, если встреча назначена на 15:00, человек мог явиться на час позже и даже не извиниться за опоздание. На Кубе это никого не раздражает. Там никогда не войдет в обиход поговорка “не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня”, поскольку любимое слово всех кубинцев – “mañana”, то есть “завтра”. Практически на любую просьбу вы услышите в ответ традиционное “mañana”. Прошло некоторое время, прежде чем я научился воспринимать кубинцев такими, какие они есть. Толерантность, выработанная на Кубе, очень пригодилась мне позднее, когда я оказывался в других странах.

смерч, не зафиксированный больше нигде, кроме этого крошечного городка. Мощнейший вихрь срывал крыши, валил деревья и на какое-то время оставил население во мраке, после чего унесся прочь. Так стихия прощалась со стихией.

На прощании присутствовало человек пятнадцать. Разумеется, сам Щедрин, ближайшие друзья его и Майи по Мюнхену, Владимир Урин и мы с Любой. Звучала музыка из балетов, в которых когда-то танцевала Майя. Гроб был открыт, но Щедрин закрыл лицо Майи легкой вуалью, сказав, что смерть никого не украшает. Видны были только руки, к которым можно было прикоснуться и поцеловать. Прощание было недолгим. Мы сопроводили гроб до железных дверей печи крематория. Когда створки раздвинулись, оттуда пахнуло жаром. При виде пламени, которое вот-вот поглотит Майю, стало страшно. Гроб медленно покатился в адскую топку. Створки захлопнулись. Всё. После небольшого поминального обеда мы уехали в Лозанну. А на следующий день позвонил Щедрин и рассказал, что над Киссингом пронесся настоящий

Многие отрицательные черты Майя унаследовала от тетки и вменяла ей это в вину. Не раз она сокрушенно признавала: – Я, к сожалению, много переняла у нее. В этом отчасти тоже крылась причина раздора – Майя все явственней и резче узнавала в себе характер Миты и старалась бессознательно, а может, осознанно дистанцироваться от нее.

Мита – личность сложная, неоднозначная. Она могла окружить вниманием и заботой, но в следующий момент вдруг несправедливо обидеть и попрекнуть своими благодеяниями. Способная свернуть горы ради близких, Мита требовала взамен того же. Поэтому, когда Мишу после окончания хореографического училища приняли в Большой театр, она была уверена, что он в “Лебедином озере” в партии Зигфрида встанет в пару с Майей. Разумеется, Майя отказалась. Она не оказывала протекции родным братьям и, уж конечно, не собиралась поощрять двоюродного.

В Большом театре Миту недолюбливали. Причинами были ее конфликтный характер и желание все и всегда подчинять своей воле. Однако основной репертуар она начала вести довольно рано, пробыв в кордебалете чуть больше года. При этом влиятельных покровителей она не имела, искренне полагая, что всего можно добиться собственным трудом, без всякой протекции.

Она была отчаянной женщиной, наделенной взрывным темпераментом и неукротимой волей. Сама о себе говорила: “Есть у меня одно свойство – я норовлю пробивать лбом китайские стены, когда они вдруг передо мной возникают”.

И действительно, роль Миты в моей жизни сложно переоценить. Прима-балерина Большого театра, она не побоялась рискнуть собственной карьерой и вызволила из лагеря сестру, считавшуюся женой изменника родины. Мита сумела добиться не только прекращения маминого дела, но и разрешения ей вернуться в Москву. Возвращаться, правда, было некуда – квартиру в Гагаринском переулке конфисковали вместе со всем ее содержимым. Но и тут на помощь пришла Мита, приняв нас вчетвером в двух своих комнатах в коммуналке за Большим театром. Она содержала нас на свою зарплату, поскольку маму всюду отказывались брать на работу, а других доходов у нас не было. Разумеется, мама помогала по хозяйству, но обувала, одевала и кормила троих племянников Мита на свое жалованье. Наверняка мы ей страшно мешали, однако она терпела и ни намеком не давала понять, что родственники ей в тягость.

Я помню, как навестил его в больнице на Пироговке перед самой операцией. Когда Алика увозили на каталке в операционную, он помахал мне рукой. И я ему в ответ. Этот его жест на всю жизнь отпечатался в моей памяти. Врачи сделали все необходимое, но сердце не запустилось. Оно останавливалось, как только отключали аппарат жизнеобеспечения. Так я потерял брата. Майя не смогла заставить себя прийти на его похороны, хотя находилась в Москве. Это ее решение, скорее всего, было продиктовано чувством самосохранения, потребностью уберечь себя от страшных переживаний.

немилость со стороны органов госбезопасности, в которую попала Майя, самым серьезным образом отразились и на Алике. Из-за опальной сестры его перестали брать в зарубежные поездки, не занимали в спектаклях… Переживания за себя и Майю существенно подорвали его здоровье.