Цитаты из книги «Читая Лолиту в Тегеране»

Мы читаем «Гэтсби» не для того, чтобы узнать, хорошо это или плохо – супружеская измена. Мы читаем этот роман, чтобы понять, насколько сложны такие понятия, как измена, верность, брак. Великий роман обостряет чувства и восприимчивость к нюансам жизни и человеческой личности и препятствует фарисейству, рассматривающему мораль в виде незыблемых формулировок добра и зла…

Воображение в этих романах приравнивается к эмпатии: мы не можем испытать все, что пришлось пережить другим, но можем понять даже самых чудовищных персонажей из мира литературы. Хороший роман показывает человека во всей его сложности и создает пространство, в котором каждый из героев имеет возможность высказаться; поэтому роман называют демократическим жанром – не в том смысле, что он пропагандирует демократию, а в том, что он демократичен по своей сути. Как и во многих других великих романах, центральной темой «Великого Гэтсби» является эмпатия. Нет худшего греха, чем слепота к чужим проблемам и страданиям. Кто их не видит, отрицает их существование.

– Не впервые роман – аполитичный, заметьте, – попадает на скамью подсудимых. – Она развернулась, и хвостик взметнулся за ней. – Вспомните знаменитые процессы над «Госпожой Бовари», «Улиссом», «Любовником леди Чаттерлей», «Лолитой». Роман побеждал всегда.

у книг нет морали в привычном смысле этого слова. Можно сказать, что у романа есть мораль, если он заставляет нас выйти из ступора и бросить вызов абсолютам, в которые мы верим. Если это правда, «Гэтсби» достиг ошеломляющего успеха. Впервые в нашем классе книга вызвала столько споров.

цитата из «Жака-фаталиста и его Хозяина» Дидро: «Я считаю, что свобода художественной манеры [автора] почти гарантирует непорочность его нравов».

Несколько месяцев назад я решила разобрать старые папки и наткнулась на текст выступления Ниязи, написанный его безукоризненным почерком. Оно начиналось со слов «во имя Аллаха» – позднее эта фраза стала обязательной в шапках официальных писем и во всех публичных речах. Ниязи брал листы по одному, не пальцами, а зажимая в кулаке, словно боялся, что они выскользнут их рук.

Если вы не сможете войти в этот мир, если не перестанете дышать вместе с героями и не ощутите причастность к их судьбе, вы не испытаете эмпатию, а эмпатия – главное в романе. Так и надо его читать: вдыхая происходящее. Поэтому – начинайте дышать. Хочу, чтобы вы запомнили. Это все; урок окончен.

В итоге я уехала из Ирана лишь через одиннадцать лет: даже будучи уверенной, что мне разрешат, я не могла заставить себя пойти в паспортный стол и оформить загранпаспорт. Я ощущала себя бессильной, парализованной.

Америку, хорошо знакомую мне страну, где я прожила много лет, внезапно превратили в Страну, Которой Не Может Быть. Америка моего прошлого уже меркла, заменяясь громкими новыми определениями. Именно тогда Иран захватила легенда об Америке; даже те, кто желал ей смерти, были ею одержимы. Америка разом стала и логовом Сатаны, и потерянным раем. Именно тогда в иранцах разбудили тайный интерес к Америке, который со временем превратил захватчиков в заложники.

Я сказала, что мы еще не раз будем возвращаться к этому понятию – «ниспровержение устоев» – потому что мое понимание его отличалось от общепринятого определения. Я написала на доске одну из своих любимых цитат немецкого философа Теодора Адорно: «Высшая форма морали – даже в моменты полной уверенности в своей правоте не переставать сомневаться». Я объяснила, что большинство великих произведений, созданных человеческим воображением, призваны заставить читателя чувствовать себя чужим в его собственном доме. Хорошая литература всегда заставляет нас сомневаться во всем, что мы принимаем как должное. Она ставит под сомнение традиции и ожидания, когда те становятся слишком закостенелыми. Я попросила учеников читать произведения и думать о том, что именно их задевает, вызывает легкий дискомфорт, заставляет оглядеться вокруг и взглянуть на мир другими глазами, как Алиса в Стране чудес.