Цитаты из книги «Все мы смертны. Что для нас дорого в самом конце и чем тут может помочь медицина»

Оказывается, наследственность влияет на продолжительность жизни очень мало[42]. Джеймс Вопел из Института демографических исследований имени Макса Планка (Росток, Германия) говорит, что долголетие родителей лишь на 3 % определяет, сколько вы проживете, – а, скажем, ваш рост определен ростом родителей на 90 %. Даже генетически идентичные близнецы проживают совсем разную по длительности жизнь: средний разброс – более 15 лет.

Если до горизонта десятки лет, с точки зрения человека это все равно что вечность, и тогда тебе, конечно, сильнее всего хочется того, что находится на верхушке пирамиды Маслоу: творчества, достижений и прочих атрибутов самореализации. Но когда горизонт приближается, когда будущее твое ограниченно и неопределенно, внимание смещается на здесь и сейчас, на мелкие повседневные радости и на общение с самыми близкими людьми.

Почему футбольный болельщик позволяет нескольким неприятным минутам в конце матча стереть из его памяти полтора часа блаженства? Потому что футбольный матч – это связная история. А в любой истории очень важен финал.

Ученые выделяют три стадии развития системы здравоохранения, которое идет параллельно экономическому развитию страны[112]. На первой стадии, когда страна еще пребывает в глубокой бедности, люди обычно умирают дома, поскольку не имеют доступа к профессиональной диагностике и лечению. На второй стадии, когда экономика страны начинает развиваться и доход граждан постепенно увеличивается, рост ресурсов делает медицинскую помощь доступнее. Теперь больной может обратиться за помощью к системе здравоохранения. И конец своей жизни он достаточно часто встречает уже не дома, а в больнице. На третьей стадии, когда валовой доход страны достигает исторического максимума, у людей появляются возможности озаботиться качеством своей жизни даже во время болезни – и тогда количество смертей в домашних условиях снова возрастает.

Нельзя, например, говорить: “Мне очень жаль, что все так повернулось”. Надо говорить: “Мне бы хотелось, чтобы все было иначе”. Нельзя спрашивать: “Чего вы хотите сейчас, когда вы умираете?” Надо спрашивать: “Что для вас самое главное сейчас, когда время подходит к концу?”

Хоспис – это попытка предложить новый способ умирания. Хотя ритуалы хосписа нравятся не всем, но те, кто соглашается в них участвовать, помогают нам составить ars moriendi нашего времени. Но это потребует большой борьбы – не только со страданиями неизлечимо больного, но и с непреодолимой инерцией колоссальной медицинской машины.

Вопрос в том, как построить такую систему здравоохранения, которая помогала бы людям обрести то главное, что наиболее ценно для них на закате дней.

Лояльность, писал Ройс, разрешает парадокс повседневного существования, являя нам вовне какую-то идею, которой следует служить, а внутри – волю, которая лишь рада нести это служение. Волю, которой это служение не противоречит, а лишь обогащает ее и способствует ее проявлению.

Все понимали, что родители останутся жить у себя дома, а помогать им будет кто-то из детей, которых они вырастили. В современном же обществе старость и немощь перестали быть общей заботой нескольких поколений и превратились в нечто более или менее приватное, в нечто такое, что человек переживает в одиночестве или в обществе врачей в специальных учреждениях. Как так получилось?

Для себя мы хотим независимости, а для своих близких – безопасности