Лето заканчивалось и меня записали в общеобразовательную школу. Что бы было понятна разница между городской гимназией и сельской школой – всю начальную школу я пользовалась старыми знаниями. Благодаря Питерсону, автору моих первых в жизни учебников, я изучила за первый класс программу за все 4 года в общеобразовательной школе. И соответственно школа не вызывала интереса. А мама тем временем пыталась устроить свою личную жизнь. В моих воспоминаниях возле неё всегда кружилось много мужчин, и сейчас я понимаю, что она с ними флиртовала, смеялась и общалась. У неё никогда не было девушек подруг, только мужчины, а точнее мальчики, которых она старше лет на 10, наверное. Она носила обтягивающие вещи, её попа очень сильно выделялась на фоне невысокого роста и, относительно, стройной фигуры. Её попа всегда была в центре внимания мужчин и когда она поворачивалась к ним спиной, они все смотрели именно на попу. Мне было неприятно наблюдать за этим, но я молчала, ибо не понимала, как устроены отношения между мужчиной и женщиной, а только интуитивно догадывалась об их пошлых желаниях.

Второй класс прошёл относительно спокойно, ярких событий практически не происходило. Я постепенно привыкла к мысли, что папа больше с нами не живёт, что вокруг меня огромное количество родственников. В моей жизни появился новый родной человек, который в последствии заменил мне маму, когда та находилась по полгода без выходных на работе, занималась разделом имущества с нашим папой. Кстати все это время отец всячески пытался избежать ответственности и не хотел платить алименты. По крайней мере так говорила мама, и я склонна ей верить в этом вопросе. Так вот тот близкий человек – это моя крёстная мама. Она очень любит детей и старше меня всего на 12 лет. Это был единственный человек, который пытался защитить нас от мамы. Как-то раз очередным вечером мать пришла с работы и снова орала из-за чего-то. Я помню только, что плакали и стояли в углу мы с Соней каждый вечер и это не преувеличение, всегда был повод нас наказать, практически каждый вечер. И вот однажды крёстная не выдержала и набросилась её душить. Она кричала ей: «Что ты за мать такая, у которой дети каждый день в истерике бьются?». После этого они не разговаривали около года, находясь в соседних комнатах большую часть времени. После этого поступка она стала для меня стеной. Я стала всё ей рассказывать. Абсолютно всё, что у меня на душе и на сердце. Я точно знала, что эти тайны останутся только между нами. А когда она попала в аварию, я написала первый в моей жизни стих, посвящённый именно крёстной. Я назвала это своё первое поэтическое и, немножечко нескладное творение – «Мама». Эмоционально, она являлась для меня первой мамой. Я её не боялась, не ожидала агрессии. Она меня всему учила, причем не принудительно, а в мягкой форме. Она привила любовь к кулинарии, научила плести косички, научила подстригать правильно ногти и носить каблуки. Она научила меня позитивно мыслить и видеть во всём хорошее, в то время как от мамы я слышала только негатив и пессимизм. В разговоре с крёстной мне было невероятно легко. Она не вливала в меня свои проблемы, не обсуждала со мной мужиков, как это делала мама. Да, платила за меня мама. Я не должна сейчас так принижать её, но я говорю только то, что чувствовала в тот момент. На семейных ужинах, а нас было человек 7 за одним столом, в отсутствии мамы, нас спрашивали, хотим ли мы лишения родительских прав. За мамину грубость, побои и моральное уничтожение на глазах у всей родни, её хотели лишить родительских прав и сразу забрать нас из детского дома. И я всем сердцем этого хотела. Я не хотела больше слушать как ей трудно, какие мы с Соней неблагодарные и что мы уже взрослые, чтобы знать о её любовниках (в 10 то лет). Но все это были только разговоры, и никто не захотел с этим связываться. Даже сейчас погружаясь в эти воспоминания мне становится больно за своё детство. Мне снова жаль тех маленьких девочек, которые хотели просто гулять на улице, а не сидеть целыми днями дома. Мы хотели оставаться после школы с одноклассниками у кого-нибудь дома. Но нам не разрешала мама. И если мы опаздывали домой, то нас ждало наказание. Обычно это был домашний арест. Помню, как мы были наказаны на, 3 недели вперёд. Мы были постоянно в состоянии напряжения, мы не знали в какую минуту у мамы испортится настроение, и она наорёт на нас за какую-нибудь не значительную оплошность, или вспомнит старую. Я так плохо помню хорошие воспоминания, связанные с мамой в период с 7 до 10 лет. Мы её ненавидели всеми нашими маленькими сердцами. Но когда это время обговаривалось уже во взрослом возрасте мама пыталась оправдать свои поступки. Она и сейчас считает, что всем детям достаётся. Всех бьют и всех ругают и жизнь у неё была тяжёлая и уставала она и ещё много оправданий в свою пользу, и что мы придумали или преувеличили все события. Но я не сумасшедшая, и родственники подтверждают все эти истории. Я все помню, мне было так больно от её слов, что я никогда их не забуду. Однажды мы с сестрой не убрались вовремя, и она на нас наорала и наказала. Мы с Соней решили попросить у неё прощение и нарисовали ей рисунок. Сели на велосипед и поехали к магазину, где она работала. Она стояла у входа с каким-то мужчиной в своих отвратительных обтягивающих ярко-красных штанах, в которых очень сильно выделялась попа. Они смеялись, а когда она увидела нас с сестрой сказала следующую фразу, я запомнила её на всю жизнь: «Уёбывайте от сюда. Мне не нужны ваши рисунки, засуньте его в жопу себе, быстро домой». На тот момент мне было лет 9-10. И в этот момент во мне начала просыпаться гордость, я снова чувствовала себя униженной, мне было стыдно перед тем мужиком, обидно за сестру. И в этот момент мне хочется вспомнить какую-нибудь хорошую историю из жизни того периода. На ум приходят только путешествия, в которых не было мамы. Она в это время работала в магазине, чтобы нас взяли с собой. Что это значит? Моя бабушка со своей сестрой имели свой магазин, в котором и работали как продавцы. А когда собирались в какое-нибудь путешествие, просили маму поработать вместо них. Тогда нас брали без проблем. И если посмотреть с точки зрения мамы, то она пыталась делать для нас что-то хорошее. Она работала в магазине, а нас за это брали в путешествия. У нас даже много фотографий осталось с того времени. И рассматривая их я понимаю, что в детстве было много хорошего. Но все хорошее было без мамы. Само её отсутствие означало хороший день. И это так ужасно ненавидеть человека, которого природа сделала самым любимым. Безумно сложно сочетать в себе и любовь и ненависть к одному человеку. Это разрушает. Но это моё испытание, которое научило меня очень многому. Главное – молчать и терпеть.

Нашей учебой мама больше не интересовалась. Она приняла противоположную позицию. На смену тотальному контролю пришло полное равнодушие. Она просто говорила, что мы уже большие и она верит нам. Для меня это было таким облегчением. Я могла сама выбирать время для занятий. Никто не наказывал меня за ошибки. Морально я была свободна, учеба начала приносить удовольствие. Мне было легко учиться. Я вообще не напрягалась, программа была мне известна, навыки вычисления имелись благодаря аналитическому уму. К тому же мама уезжала на полгода к папе, родственники отпускали нас гулять и все было хорошо, спокойно. И учёба, и настроение и соответственно все остальные сферы жизни были в полном порядке.

За первые 3 года в Барнауле папа звонил только раз. Помню, как долго плакала от радости, ведь он наконец-то позвонил. Я скучала по нему, но, когда пыталась дозвониться, номер был не доступен и так 3 года. Я чётко помню тот его звонок. Вся семья отмечала чей-то день рождения во дворе под навесом. Мы с Соней сидели в нарядных платьях и жевали всякие вкусности, которыми взрослые обычно закусывают алкоголь. И одна из родственниц подносит мне к уху телефон, смотрит на меня, улыбается и произносит: «Бегите скорее в дом, это ваш папа». Я чётко помню эту эмоцию, мне было так радостно, что от переизбытка и концентрации эмоций полились слёзы. Видимо, мой организм не нашёл наилучшего способа выплеснуть эту эмоциональную струю. И это единственный раз в моей жизни, когда я расплакалась от счастья. Первый же вопрос, который меня интересовал, это почему папа нам так долго не звонил. И я искренне не понимала, что же такое случилось, не понимала, как можно просто так пропасть из жизни своих дочек. Возможно, любовь детей к родителям сильнее и безусловнее, нежели любовь родителей к детям. Ведь родители часто бросают детей, а дети не способны даже эмоционально бросить родителей, уже не упоминая о физической и финансовой стороне. Папа объяснил, когда мы вырастим, сами всё поймём. И сейчас я поняла. От брака по залёту не стоит ждать качественной, крепкой семьи. Мы ещё долго общались с папой, наверное, часа 2. Соня тоже с ним говорила, хотя она этого и не помнит. Но я помню. Я всё помню, что хоть как-то повлияло на меня. Будь то плохое или хорошее. Позже папа звонил нам примерно раз в полгода, и мне лично этого было достаточно. Хотя он просил не говорить маме о его звонках, она каким-то образом всё узнала, но не ругала нас. Просто с того момента начала рассказывать о нём как хорошее, так и плохое. Но вот что интересно, процентов 95 всей информации о нём из уст мамы это плохое. Но она же делала акцент на объективности своих слов. «Говорю, как есть, а что так много отрицательных качеств, так это он человек такой, но я вас не настраиваю против него, просто у него такой характер». Но моё мнение таково, не бывает плохих людей только с отрицательными чертами характерами. Каждый поступок человека – это следствие прошлого опыта. И даже если наш папа был настолько плох, то зачем говорить об этом детям? Но рассуждая уже сейчас, я понимаю и маму, но не оправдываю. Отец не платил алименты и ей было очень тяжело нас поднимать одной. Отсюда и злость на наго, и эмоциональные срывы на нас, и грубые, а порой и жестокие слова, но детская психика упорно не понимала этого, а воспринимала каждое такое слово, с этой отвратительной интонацией, как нелюбовь собственной мамы к своим детям. Всё это отпечаталось на нашей психике, сформировав не самые лучшие эмоциональные ассоциации и потерны со словом «мама». И хотя сейчас я в состоянии посмотреть на ситуацию её глазами, но в 8-10 лет сделать это было невозможно.

Через полгода мама вернулась. Разведенная, с мебелью из нашей старой квартиры, и постоянно в плохом настроении. Мы втроём жили в большой комнате, по соседству жила моя крёстная, а в последней комнате жила мамина тётя, которая и приютила нас на пару лет у себя. Я не помню точно, какие эмоции я испытывала от маминого приезда. Я не помню ни радости, ни грусти, ничего. Помню только последствия. Как изменилась наша жизнь. Теперь же мы с сестрой практически не гуляли. Только когда мама на работе. Мы снова, как и раньше постоянно стояли в углу и были наказанные на недели вперёд. Постоянные слёзы, крики, ругань надоели всем.

Примерно в то же время мама устроилась работать официанткой в большой санаторий. Для меня это было безмятежное время, так как мама уходила рано, а приходила поздно. До сих пор помню её график. Два дня потерпеть и два для пожить. Два дня мама отдыхала и два для работала. В Барнауле работа в общественном питании очень «сытная». После работы мама всегда приносила 2 больших пакета со вкусной едой. Я так любила разбирать эти пакеты, там всегда можно было заметить что-нибудь особенно вкусное, и соответственно съесть это первой, пока не съели другие домочадцы. Особенно запомнилась одна история, в которой участвовала моя сестра. В один из зимних дней, на каникулах, когда мама была на работе, от скуки мы решили построить домик в той большой комнате, что была выделена для нашей немногочисленной семьи. Мы нарядились в новогодние платья, обули белые праздничные туфли и принялись обыскивать весь дом в поисках больших одеял и покрывал. После непродолжительных розыскных операций, в самом центре комнаты уже лежалая целая куча «строительного материала». Разложив 2 кресла, соединив их вместе и накрыв всё это произведение искусства одеялами, мы получили незамысловатую, полупрозрачную каморку. И для полного комфорта и «одомашнивания» территории мы притащили кучу еды из холодильника. В ход пошли самые вкусные продукты, что были в холодильнике и чай, разбавленный холодной водой. Эта привычка передалась нам от мамы. Перетащив все эти атрибуты уюта и чревоугодия, мы принялись за еду прямо внутри домика. Соня сидела на подушках на полу, а я безуспешно пыталась поместиться повыше. Тарелки с едой стояли на кресле, причём не так уж и устойчиво. И как несложно догадаться, белые платья стали в разноцветную капельку из жира, свёклы и чая. Тарелки очень скоро оказались на наших платьях и полу. Разделочная доска с кружками чая благополучно оказались на ковре. А нашему смеху не было предела. И хотя мы понимали, что нам не избежать наказания,