Всё прошло, как и предполагалась. Ужасно. Я была не удел. Будь я мамаша, вымазанная в какой гадости, все восторженно бы восхищались, а так сплошные сочувствия по поводу возраста, отсутствия мужа, детей, самодостаточности и в дополнении- мой внешний неряшливый вид. Возвращаясь домой, я прихватила в местном баре бутылку красного вина. Оно всегда помогало пережить неудачи. Этакая чудная барышня в красном, с которой и поплакать не стыдно. Молодой сомелье был довольно мил и любезен, от этого я купила вино чуть дороже обычного. Мне не хотелось еще неодобрения и с его стороны. Выйдя из бара, я погрузилась в размышления. Мои обсуждаемые достижения и, правда, были малы. Подумаешь, квартира, работа на пару часов, трижды в неделю- и всё это в то время, когда мне уже тридцать. Почему женщине обязательно нужен муж, дети, когда успела единица так подскочить на рынке жизни, преумножая желания с помощью этих двух составляющих? Мне вот нравится читать лекции по ботанике, а искать стоящий заработок довольно тяжело. Да и зачем он мне нужен? Наша семья никогда не нуждалась в деньгах, а в мужьях тем более! Но поскольку мне перевалило за тридцать, мне просто необходимо было обзавестись мерой стыда, которая не позволяла брать деньги у отца, а отказывать себе в покупке дорогих вещей я не могла, и изредка уповала на отцовское расположение и при удобном случае просила денег. Он всегда вздыхал так тяжело, меняясь в лице, а я притворялась,будто не замечаю его возмущения, и так наивно, словно маленькая девочка, демонстрировала непонимание, но это тоже не всегда срабатывало. Его строгий взгляд ставил меня в тёмный угол, в самую страшную часть души, давя своим гневом, что стыдно было глаза поднять, не то, чтобы открыть рот. Я не любила семейные посиделки, чувствовала себя чужой, но тешила себя надеждами о том, что сегодня отец более благосклонен ко мне и мне не придётся унижаться и выпрашивать у него денег, ведь средств к существованию мне не хватало. Мои надежды гасли с каждым годом, так как я давно уже повзрослела и должна сама себя обеспечивать или уповать на плечо мужа, которого не было.
Добравшись до дома, я открыла бутылку вина и плюхнулась на диван от бессилия. Стянув с себя туфли, почувствовала легкое освобождение. Проклятые лодочки держали мои ноги в напряжении, будто целый вечер я проходила под дулом пистолета.
–Боже!– Выпустила я воздух.
Я откинула голову на спинку дивана, уперев взгляд в потолок, приглаживая волосы руками, подобно гребню. Выпив бокал, поморщилась и взглянула на прихожую. Кажется, этот запах одолевал меня не один день, только сейчас он стал более навязчивым, до изнеможения. Быть может, если закрыть глаза, можно пересилить тишину вокруг, почувствовать свою мысль, переместить её в пункт возможного и всё время обтачивать, пока не случится срыв. Пока не придёт понимание, что мы поменялись местами. И теперь эта самая мысль думает обо мне. Что я слаба, а она настолько сильна, что моё желание находит один верный путь- действовать. С этими соображениями я прикрыла глаза, раздвинула слегка свои ноги, опустилась, соскользнув с подушки дивана, и принялась медленно ласкать себя пальцами, наслаждаясь истомой. Запах мужской плоти обволакивал мое сознание и приобретал различные очертания мужчин, то симпатичного водителя такси, то прохожего и даже того милого сомелье из бара, что невольно выбрался из-под корки и начал нависать надо мной своим телом, проникая внутрь меня и теперь волна удовольствия усилилась приливом возбуждения, и я участила движения. Я напрягла и свела ноги, сжимая бедра для более яркого оргазма. По мне промчалась дрожь наслаждения, и кончики пальцев на ногах онемели. Наконец, я расслабилась. Ноги ослабли, тело стало мягкое и отдохнувшее. Я не заметила, как задремала.
Проснувшись до полуночи, я поднялась с дивана, надела тапочки и спустилась вниз к комендантше, тётушке Золушки. Прозвали её так за скрупулёзность, и редко кто звал её Антониной Исааковной. Антонина являлась довольно крупной женщиной, ширококостной, в годах и, на мой взгляд, ей самое место работать вышибалой в каком-нибудь заведении, причём в таком, где драки завсегда.
У стойки я поинтересовалась.
– Подскажите, вы знали того кто жил до меня в квартире?– во мне горела надежда найти прежнего хозяина. Шансов,конечно, было мало, что я отыщу нужного мне человека лишь по одному запаху.
–А тебе что за дело? – не отрываясь от своих забот, буркнула тётка.
Я решила схитрить, старые люди уж очень щепетильны к порядочности.
–Вещи остались, может ничего такого, бумаги и бумаги, но тем они и ценные, что чужие.
Я вытянула шею, с любопытством заглядывая через стойку.
–Может, есть карточка выписки?– произнесла я чуть ли не умоляющим голосом.
–Верно, говоришь! Ценные вещи надо возвращать!
Женщина натянула очки, облизала пальцы и принялась перебирать стопку картонных папок, что были всюду в маленькой тесной коморке, а она сама походила жадную купчиху, что неуклюже ворочала своими боками. Ее косившийся взгляд, полный сомнения, изредка переключался на меня. Может, её смутил мой запах алкоголя? Я отпрянула чуть назад, как бы уловив её вербальный посыл недовольства.
–Вот оно! -вытащила она нужный лист.
–Аркадий В.В
– А фамилии там нет?
–Ну, вот, что имеется, – женщина пожала плечами.
–Ладно, спасибо, – я грустно опустила глаза.
–Постой!– я поспешно вернулась.
–Ты ведь из двадцать второй?
Я кивнула в подтверждении.
– Значит, квартира принадлежала этому чудику, который всё опекал свои чертежи. Бегал с ними, как ошпаренный, и вечно бормотал себе под нос какую-то неразбериху, будто из ума выжил,– тётка помолчала, после добавила:
–На благо – его переезд, – и она отмахнулась, выдворяя из памяти остатки неприятных воспоминаний.
– А фамилия у него такая высокая, – женщина закатила глаза и мялась в сознании, выискивая нужное.
–Горный?
Я предложила первое, пришедшее на ум.
–Не-а!А, Вершилов! Аркадий Вершилов!
–А где мне его сейчас найти, знаете?
–Так он переехал вниз по улице, в большой красный дом. Он там живёт и работает. Поговаривают, домом этим дед его раньше владел, а до него прадед получил за какие-то там заслуги перед родиной. Небось, померли все. И распорядители сразу нашлись, -она ревностно проговорила, словно это ей должны были отписать дом. Ведь самой ей ничего не досталось ни от покойной матери, ни от сестры, которую хватил удар. С тех пор минуло, как лет пять, и всё нажитое отошло государству, так как в свое время никто из них не позаботился о присвоении земли, всё на потом откладывали. Ладно, хоть, их сбережений хватило на покупку квартиры во, вполне себе, престижном районе, и одну из комнат она сдавала в сезон наплыва туристов.
–Работает? – переспросила я с интересом.
–Ой, этого я не скажу, больно мудрёный он.
–Хорошо, спасибо!– я удалилась второпях.
Тётушка надменно сквасила губы.
Дело оставалось за малым. Я набрала имя, фамилию в графу поиска, принялась всё читать про «высокого» человека. Там оказалось много подробностей, кроме тех, что интересовали меня. В основном, доктор психологических наук владел умом. Прием вёл ежедневно с десяти до шести. Он – почти, что современная мать Тереза воплоти. Только дороже в раскаяньях. Жаль, фотографии нет, но мне он, почему-то, представлялся высоким и солидным мужчиной в костюме, вдоволь надушенным и обожаемый всеми женщинами, но нудный и скучный. По факту, я ненамного ошиблась в размышлениях.
– Боже, с таким и в постели будет, о чём поговорить, – мелькнуло у меня в мыслях, и я ободряюще усмехнулась.
Я не жалую умных мужчин. Они то и дело ковыряются в женщинах, подобно во вкусном блюде, но с излишками к его вкусу. Долго присматриваются, взвешивают все качества, там и любви нет места, скорее здравомыслящий расчёт.
Я замахнула ещё бокал вина, как-бы приглушив своё воодушевление. После ещё бокал. Следующее, что я помню, как оказалась в компании соседок. Как вообще можно докатиться до такого состояния, в котором не пошутить по поводу своей личной жизни, и любое слово звучит, как упрёк самой себе. По крайней мере, среди них я чувствовала себя в своей тарелке, такие же никчёмные, изгои собственной жизни, борцы за выживание. Они каждый вечер обсуждали весь дом. Я и сама порой не прочь исправить чужую жизнь пьяным волокущим языком в сторону правильных дел. Тем не менее, я не считалась с мнением других, а вот с собой вела активный счет в разногласии поступков. И вот, три девицы, выказывающие абсолютное равнодушие к каждой, о чём-то болтали. В основном они насмехались над мужчинами. Бурно обсуждая их достоинства и недостатки. Соседка справа, то и дело, маячила мимо меня своим силуэтом, прикрытом одной лишь маечкой, которая то и дело скользила по ее груди внушительных размеров. При хихиканье бултыхалась в разные стороны. И, как только часть её выпадала, я выпячивала глаза в надежде, что в этот момент меня никто не видит. В голове моей было скорее недоумение мужского неведения о том, как это возможно? При такой огромной груди- не замечать ее огромный нос. Левая же соседка поддакивала правой. Лиля, та, что с грудями, работала в табачной лавке среди дорогих сигар и всяких приспособлений, что напоминали скорее что-то интимное, хотя вот название " гильотина" было из разряда пыток и, судя по выражению лица самой Лили, когда она шла на работу, название полностью оправдывало этот аксессуар. Слово "пробойник" звучало вообще пошловато, на мой взгляд, или, быть может, у меня был такой взгляд на вещи, не могу сказать точно. Лиля часто нам рассказывала о богатых клиентах и их чудных пристрастиях.Помню, однажды напившись, она рассказала о случае, что произошёл с ней на одной из вечеринок, где она в костюме Мальвины разносила на подносе сигары в элитном мужском клубе, и ее попросили взять в рот толстую сигару, да не одну, а сразу три, конечно, я тут же представила, как это выглядит со стороны, и мне стало жаль бедную Лилю, хотя опыт у неё в подобных ситуациях имелся, если вы понимаете, о чем я. Ну, а что она хотела? Специально ведь пошла работать туда, дабы выйти замуж за престижного мужчину, и поэтому выучила все сорта и марки табака, чтобы впечатлять своих претендентов на её сердце, но пока у нее выходило плохо. Это тоже самое, как если бы женщина разбиралась во всех тонкостях карбюратора и могла с закрытыми глазами перебрать коробку передач, тем самым утерев мазутный нос любому хорошему технику в сервисе, а еще отсосать бензин из бензобака через шлаг, в знак уж совсем своей профессиональности, как и Лиля, что прикуривала по три сигары за раз. От неё всегда выходили солидные мужчины, от них пахло табаком то со вкусом темного шоколада, то спелой вишни, или просто крепкой горечью, они проносились по нашему тусклому коридору, как по подиуму, и ещё ни один мужчина не задерживался дольше, чем на одну ночь.
Другая соседка просто восхищалась Лилией и пережитыми ей бедами. Про неё я знала лишь то, что она приехала из какого-то захолустья, мечтая увидеть красоту города, больше особо её ничего не интересовало. Я готова спорить, что именно такие тихони в разы выбиваются в люди, чем те, кто горбатятся всю свою жизнь, не покладая сил. Я вообще не встречала в нашем доме счастливых людей с хорошими историями, будто тут собрались одни жалкие дезертиры жизни, имея за спиной множествопричин, остаться именно здесь. Наше сборище разошлось по домам ближе к ночи. Моя голова шла кругом, перед глазами до сих пор вертелись груди Лили. Пошарив по шкафам, найдя плотные полиэтиленовые пакеты, я наполнила их углы водой, закрутив толстым, тугим узлом. Эти две висячие грозди стали напоминать подобие грудей. Я повесила их на видное место возле прихожей. Такая атрибутика позабавила меня. Возможно, даже сама соседка стала мне менее ненавистной. Такие посиделки мне обходились головной болью, в прямом смысле этого слова, и взамен их я предпочитала бары. Интересное общество, будто спиртное пробуждает некие способности и помогает каждому бороться с чем-то своим. С виду всё выглядит одинаково громко, но непременно найдется доброволец, кто будет публично смеяться, словно он смеётся перед лицом ужаса. Такой бесстрашный смех, хоть и малость придурковатый, будто в нем отсутствует понимание, но зато он возносил его в глазах посетителей, и таких героев на неделе был не так уж и много, в основном все сидели, скучно погрузив свои головы в зыбучие мысли, от этого все они подпирали свои тяготы руками, приложив руки к подбородку. Одинокие бары это тоже подобие психоанализа, только рассказчик один, и слушатель и, как правило, оба после молчат.
–Вот видите, Аркадий Вершилов. У вас психология! У кого-то груди, а у меня шиш. Ну, не считая, конечно, отцовского обеспечения. Папенька-то у меня щедрый, особенно на брань, а уж потом и монеткой побалует, – я была изрядно пьяна, и мое тело качало по сторонам, словно я стояла на краю отвесной скалы, а в спину дул ветер. Я доковыляла до дивана, и рухнула лицом в подушку.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке