Мокрый снег залепил лобовое стекло, «дворники» активно работали. Из динамиков доносились страдания певца Уикнда, которого обожал слушать мамин водитель Вячеслав. Сама мама в это время громко разговаривала по телефону, весело обсуждая с подругой массажиста Лёнчика, закрутившего роман с их общей знакомой. Мамин нарочито счастливый голос раздражал. Она снова вела себя так, будто с утра ничего не произошло. Словно мы не ругались и не наговорили друг другу гадостей.
Каждый раз мама делает вид, что проблем нет, хотя проблем вокруг нас – целый океан. Потерпев страшное кораблекрушение, мы тонем в этих проблемах, барахтаемся в ледяной воде, от которой сводит все тело, захлебываемся, ловим воздух ртом. У меня есть возможность добыть нам с мамой спасательную шлюпку, выкарабкаться, выплыть, спастись… Но мама всячески игнорирует мои попытки помочь. Мало того, она готова утянуть и меня за собой на самое дно. Обвить вокруг моей шеи точно такую же веревку с булыжником, которую сама носит вот уже несколько лет, и утащить в вязкий ил, чтобы последнее, что я увидела, была полоска теплого желтого света – надежды на мое счастливое будущее. А все потому, что мама не хочет расстаться с отчимом, сколько бы я ни старалась открыть ей глаза на этого человека. Всякий раз, когда я завожу разговор об их отношениях, мама начинает рыдать, упрекать, давить на жалость… А закончив истерику, спустя полчаса делает вид, что ничего не было. Никаких слез и никаких упреков. Но я так не могу. С каждым днем моя ненависть к отчиму – человеку властному, грубому, черствому – только крепнет. И нет, этот мужчина не делает ничего страшного по отношению ко мне, но об маму он буквально вытирает ноги! Не понимаю, как она может это столько лет терпеть. Тем более что ни для нее, ни для меня не секрет, что у отчима на стороне есть другая женщина. Но мама требует доказательств.
Хотя перед публикой отчим все так же играет в идеальную семью. Охотно зовет гостей в дом, хвастается «домашним очагом» перед журналистами, которые по-прежнему включают его в ежегодный список богатейших людей города.
А еще это именно он настоял на том, чтобы я пошла учиться в наш университет на ненавистную специальность. И мама, несмотря на мои протесты, снова заняла его сторону, сказав мне, что отчим прав и в жизни мне это пригодится. Терпеть не могу экономический! Совсем о другой жизни я мечтаю…
Уикнд продолжал жалобно просить позвать его по имени[1], а мы из-за снегопада встали в пробку у самого университета. Я с раздражением посмотрела на наручные часы. Не хватало еще опоздать на экзамен. Хотя какая разница? Во время первой сессии я точно для себя решила, что не хочу больше мучить себя и учиться в этом университете. Несмотря на то что отчим уже выложил крупненькую сумму за обучение за весь год. А мама, будто подозревая, что я могу прогулять экзамен, вызвалась подвезти меня к универу, ведь ей все равно было по пути в салон красоты.
Наконец мама положила трубку и с натянутой улыбкой посмотрела на меня. Я боковым зрением видела, как она внимательно разглядывает мое лицо. Нахмурившись, я отвернулась и уставилась в окно на припорошенные снегом машины.
– Тебя забрать после экзамена? – спросила мама будничным тоном.
Я упрямо молчала. Мама метнула взгляд в сторону водителя, а затем снова посмотрела на меня.
– Агния, давай не при чужих людях, – прошептала она. – Кажется, мы дома уже все выяснили.
– Тебе кажется, мама, – рассерженно проговорила я, даже не пытаясь понизить голос.
Мама снова покосилась на своего водителя. Тот сидел за рулем с отсутствующим видом. Лишь незаметно прибавил громкость. Уикнд запел «Starboy», и водитель принялся пальцами отбивать в такт мелодии. Я тоже уставилась на мужчину. Вячеславу было чуть за тридцать. Черные волосы, как обычно, щедро намазаны гелем, залакированы и зачесаны назад, отчего он всегда напоминает мне пластмассового Кена.
В салоне было так тепло, что выходить на улицу в разыгравшуюся метель не хотелось. Если бы не мама… Сейчас она меня настолько раздражала, что я готова была выскочить без одежды хоть в Антарктиду. И пусть мое сердце остановилось бы от переохлаждения. Нет сил делать вид, будто в нашем доме не происходит ничего особенного.
– Агния, я утром тебе ясно дала понять… – снова начала мама все с той же натянутой неестественной улыбкой, которая в эту минуту уж точно была неуместна.
Я, не дав маме договорить, склонилась к переднему сиденью.
– Вячеслав, – громко обратилась я к маминому водителю. Мужчине пришлось снова убавить громкость. – Так, может, я все-таки здесь выскочу, а?
– Зачем? В такую непогоду… – снова подала голос мама.
– Необязательно довозить меня до самого крыльца. – Я даже не пыталась скрыть раздражение.
– Стрелка мигает, – кивнул на светофор Вячеслав. – Сейчас проскочим.
Его «проскочим» едва не обернулось аварией. Резко затормозив, Вячеслав нажал на клаксон. От протяжного громкого звука улыбка все-таки исчезла с маминого лица.
– Что там случилось?
– Да лезут под колеса всякие клуши! – проворчал Вячеслав.
– Я выйду здесь! – нервно выкрикнула я.
– Посреди дороги? Погодите, Агния, я хотя бы припаркуюсь.
Наконец я могла покинуть салон. До экзамена оставалось пятнадцать минут. В лицо тут же полетели хлопья мокрого снега. Поежившись, я направилась в сторону университета. Но не успела пройти и пары метров, как меня окликнула мама. Я обернулась. Мама помахала мне забытым телефоном. Наверное, из кармана дубленки выпал на сиденье. Чертыхнувшись, я засеменила обратно к машине.
Мама была без шапки. Ветер развевал ее длинные светлые волосы. Мама снова улыбалась, но глаза у нее при этом были ужасно грустными. Я подумала, какая же она у меня красивая и как маме идет улыбка… Но до чего ж она слабохарактерная! И снова ее напускная приветливость вызвала во мне лишь раздражение.
Выражение моего лица маме тоже явно не понравилось, потому как она тут же сделала мне замечание:
– Агния, не хмурься, морщина на переносице появится. Как у бабушки.
Я молча протянула руку к телефону.
– И прекрати этот цирк. Улыбнись мне в ответ. На нас люди смотрят.
– Пускай. Надоело улыбаться по заказу. Я уже давно не на соревнованиях. Извини. И плевать мне, кто там на кого смотрит.
Я едва ли не силой выдернула свой телефон из маминых рук и, развернувшись, решительно зашагала к корпусу своего факультета. В голове шумело. Меня снова захлестнула злость, как в детстве, даже на глазах выступили слезы. Я шла, не замечая никого вокруг. Сегодня снова был один из таких дней, когда мама не встала на мою сторону. Казалось бы, к этому уже давно можно привыкнуть. Но я не могу. Обида все так же пронзает ребра, делая дыру в груди все больше.
В коридоре возле аудитории уже толпились ребята с потока. Я подошла к окну и бросила сумку на подоконник. Тут же ко мне подскочила Галя с раскрытой тетрадью. Она была единственной девчонкой, с которой я общалась в группе. И то лишь потому, что мы жили в одном коттеджном поселке и время от времени приходилось подвозить ее на машине до универа. Кажется, Галя даже успела запасть на маминого «Кена».
– Учила? – спросила она у меня вместо приветствия.
– Ну так, – поморщилась я.
Сама даже тетрадь не открыла. Какой толк повторять то, что вызывает в тебе лишь уныние? Перед смертью не надышишься.
В конце коридора показалась второкурсница Вероника Колокольцева с подругой – миниатюрной рыжеволосой девчонкой, которая едва доставала высокой Колокольцевой до плеча. Они напоминали мне Болека и Лелека из старого польского мультфильма. Я все время забывала, как эту рыжую подругу зовут, а та постоянно сердито пялилась на меня, будто я увела у нее парня. Впрочем, и такое не исключено. В моей жизни всякое бывало. Разве о каждом конфликте упомнишь? Я быстро опустила голову. Вот уж перед кем стыдно облажаться, так это перед Роней, а не перед преподом или отчимом. Вероника так печется о моей успеваемости, что мне даже неудобно. Ей точно нужно было идти в педагогический, а не на экономфак. Мои неуды расстраивали ее больше, чем меня. Точнее, меня мои неудачи в универе совсем не парили. Это не то, чем я болела всей душой. Последние несколько лет я горела совсем другим, до чего, впрочем, никому из моих близких не было особого дела. Потому что это непрестижно и не принесет мне «бабок».
Мне надоело пялиться на носки черных сапог, и я подняла голову. Тут же встретилась взглядом с Вероникой. Та будто только и ждала, когда я на нее посмотрю. Мы еле заметно кивнули друг другу. А потом Роня вдруг проговорила одними губами: «Все бу-дет…» И показала большой палец. Я лишь усмехнулась. Главное, чтобы не отправили на пересдачу. Мне бы и тройки хватило, хотя отчим по-любому разорется.
Я снова уставилась на свои ноги, крепко сжимая в руках телефон. Галя продолжала трещать под ухом, как она день и ночь готовилась к этому экзамену, но все равно сомневается в том, что сдаст. Ворчала, что снег за городом пошел раньше и ее автобус застрял на выезде в сугробе. Говорила она это с укором, мол, я могла бы и подвезти ее, но почему-то никогда первой не звоню, а сама она совсем не любит навязываться… И бла-бла-бла.
– Ты, кажется, повторить материал хотела? – не выдержала я.
Галя тут же насупилась.
– Хотела.
– Ну так повторяй. Чего ко мне привязалась?
Галя фыркнула и, снова уткнувшись в тетрадь, наконец отошла. А в моих руках завибрировал телефон, оповещая о новом сообщении. Я взглянула на имя отправителя, и сердце заколотилось в сумасшедшем ритме. Инициалы TD. Хорошо, что сообщение не пришло в тот момент, когда я оставила телефон в машине. Если бы мама увидела…
«Встретимся через полчаса в «Пташке»? Я голоден. В другое время сегодня не могу».
«Но у меня экзамен», – напечатала я дрожащими от волнения пальцами.
«Хорошо. Тогда завтра вечером, в семь. Там же».
Я быстро ответила: «Хорошо, я обязательно буду», но сообщение так и не дошло до адресата.
В субботу утром меня разбудил телефонный звонок. А ведь так хотелось в законный выходной подольше поспать…
– Алло? – сонно отозвалась я. Вытащив ступни из-под одеяла, сладко потянулась. На улице уже давно рассвело. На голых ветвях липы, что росла напротив нашего окна, громко щебетали синицы. Из кормушки, которую мы соорудили с бабушкой и прикрепили на присосках к пластиковому карнизу, доносился дробный стук. Каждый день я добросовестно подсыпала туда пшено, чтобы по утрам просыпаться под этот счастливый птичий гомон.
– Рота, подъем! – скомандовала Юлька. – Роня, ты мне срочно нужна!
– В субботу, в такую рань? – кисло отозвалась я.
– Колокольцева, обалдела, что ли? Какая рань? Десять утра!
Я зевнула в трубку.
– Планировала до двенадцати поваляться. Тем более бабушка к подруге сегодня ушла. Та бабулю в покер играть научила, прикинь? Днями теперь в гостях пропадает. Я даже не подозревала, что бабушка у меня такая азартная.
– Ага, все это очень мило. Потом подробности расскажешь. А пока давай подтягивайся к универу. К корпусу химфака.
– К корпусу химфака? – удивилась я. – А это еще зачем?
– Давай, давай! Жду тебя.
И Юля нагло сбросила вызов. Я вздохнула. Жди, подруга, жди… Не дождешься. Хотя кого я обманываю? Я никогда не смогу отказать Юльке. И все потому, что не умею говорить людям «нет». А иногда это очень важное качество, между прочим. Оно бы так пригодилось мне в жизни…
Я откинула в сторону одеяло и нехотя поднялась с кровати. Подошла к окну, распугав всех синиц. Термометр показывал минус девятнадцать градусов. Нет, Юлька издевается! Я тут же вспомнила, как вчера вечером бабушка, предварительно спросив, есть ли у меня планы на субботу, загрузила мои теплые вещи в стирку. В том числе и пуховик. Отличная отмазка. Не пойду же я голой, верно? Одежда наверняка не успела высохнуть. Коварно улыбнувшись, я набрала Юлькин номер, но подруга не брала трубку.
– Вот зараза! – проворчала я.
Все-таки придется ехать. Что-то ведь у Юли стряслось, раз она в срочном порядке вызвала меня по телефону. И что она забыла в субботу возле универа? Тем более у корпуса химического факультета.
Пуховик, разумеется, не высох. Вязаная шапка тоже была еще влажной. Пришлось лезть на антресоли, где лежали старые шарфы, головные уборы и варежки. Я долго копошилась в сумке, пока не выудила на свет две подходящие шапки. В одной я ходила, когда еще училась в школе. Она показалась мне совсем уж пестрой и детской. А вторая – меховая ушанка. Новая, между прочим. Родители у меня теперь работали вахтовым методом в Краснодаре, поэтому эта шапка маме была ни к чему. Я тут же нацепила ушанку и, посмотрев на себя в зеркало, страшно расстроилась. Уж до чего эта вещь к лицу маме, так совсем не идет мне… Но другого выхода нет. Вот еще, наряжаться ради Юльки! Да я туда и обратно. Тем более в субботу в каникулы у универа не должно быть много народа. Да и кто меня знает с химфака?
Я быстро умылась, позавтракала сама и покормила нашего кота Малыша, который до этого все время крутился под ногами и требовательно мяукал. Толстый, но вечно голодный, он шагу не давал ступить, пока его не накормят до отвала.
Одеться решила потеплее. Гамаши, свитер, шерстяные носки… Вместо пуховика пришлось надеть старое мамино зимнее пальто. Оно было слишком длинным даже для меня, но деваться некуда. Тем более что Юля снова уже звонила два раза, нагло поторапливая меня.
На улице ощущались все минус тридцать. Я брела от дома к остановке, громко скрипя снегом. Сверкающий, чистый, он слепил глаза. В субботу в такой мороз народу на улице было немного. Я заползла в обледенелый старый троллейбус. Зная, что сиденья здесь без подогрева, встала у входа. Смотрела сквозь морозные узоры, как мимо проплывает притихший город. Троллейбус полз мимо покрытых белой пеленой улиц, заснеженной набережной и обросших инеем деревьев. Какая красота! Мне казалось, что я еду не к студгородку, а в гости к Снежной королеве…
Юльку я заметила у крыльца корпуса химфака. Подруга подпрыгивала на месте и вертела головой из стороны в сторону, будто не зная, откуда я появлюсь. А заприметив меня, долго и внимательно разглядывала. Затем расплылась в широкой улыбке. Когда я подошла к ней практически вплотную, Юлька уже ржала как ненормальная.
– Кто там? – спросила она, давясь от смеха.
– Где там? – не поняла я. – Кто?
– Это я – почтальон Печкин, – продолжила ржать Юлька. – Принес заметку про вашего мальчика.
– Вот ты дура! – вспыхнула я, кутаясь в мамино пальто. От мороза щипало щеки.
– А ты че так вырядилась? – не унималась Юля.
– Бабушка вчера пуховик постирала и шапку. Я вообще планировала всю субботу дома проторчать на законных основаниях. А тут ты… Чего надо-то от меня? – рассердилась я. Тащилась к ней в двадцатиградусный мороз, а она ржет, надрывается.
– Да так… – замялась Юля, перестав смеяться. – Просто скучно.
– Скучно? – поразилась я. – В выходной возле универа в минус миллион градусов? Ты больная?
– Что ты развопился-то, Иван Федорович Крузенштерн – человек и пароход, – попыталась угомонить меня Юлька. – Понимаешь, меня папа сюда привез на симпозиум молодых ученых.
– А ты-то здесь при чем? – искренне удивилась я. Не смогла сдержать улыбку. – Где ученые, Адамова, и где ты…
– Да Веник меня подставил, – сердито принялась объяснять Юлька. Раз уж подруга назвала своего парня «Веником», значит, действительно сильно на него злится. – Когда я с папой его знакомила, он согласился студента-химика изображать. Даже не прокололся ни разу. Про опыты разные рассказывал. Ты, кстати, знала, что в домашних условиях можно сделать плавающие мыльные пузыри?
– Плавающие? – выдохнула я, выпуская пар изо рта.
– Ну да. При помощи соды.
– Очень интересно.
– Только надо еще аквариум с широким дном. У вас дома нет такого аквариума?
Я только поежилась:
– Юля, у меня от холода ноздри слипаются. Нельзя ли побыстрее? На фига ты вообще меня позвала?
– Венька все про опыты заливал, в издевку папе моему сказал, что кандидатскую потом напишет по химии. Представляешь? А перед своим уходом такую подлянку учинил… Говорит, ваша дочь, дядя Антон, благодаря мне так полюбила химию! Все хотела на студенческий симпозиум ученых попасть, но пригласительные еще в ноябре разобрали. Но мне удалось достать для нее проходку… Вот!
Юлька полезла в карман дутого пуховика и достала оттуда какой-то билет. Принялась трясти им у меня перед носом. Я даже не сразу разобрала, что там написано…
– Низкотемпературный синтез гибридных систем магнетита и маггемита с диоксидином, – протарабанила подруга, поняв, что я все-таки не смогу это прочитать. – Я пока в фойе толклась, тебя ждала, наизусть все заучила. Не знаю, где этот гад билет на химический симпозиум взял, только папка мой в восторг пришел. Говорит, это так интересно, я тебя с утречка отвезу и встречу, чтоб ты по морозу не шаталась. Нет, ну ты прикинь?
Теперь настала моя очередь злорадно хохотать. Аж в горле защипало.
– А сам Венька где?
– Где, где… На репетиции! У них сегодня корпорат. Свадьба. Если он думал, я два часа буду на этих лекциях сидеть, то у него с головой не в порядке. Прошвырнемся по студгородку? Пока папа не приехал. Только мне к часу снова нужно здесь быть. Давай где-нибудь посидим?
– Ты врешь, а мне страдать, – вздохнула я. Юлька взяла меня под руку, и мы, хрустя снегом, побрели вдоль белой аллеи. – По такому морозу тащилась к тебе через весь город…
– Да ладно. Вон шапка на тебе какая теплая! – с издевкой произнесла Юлька.
– Да иди ты.
– Серьезно, где взяла?
– Это мамина.
– А-а…
В субботу студентов на улице было мало. Сессия подходила к концу, впереди каникулы. Мы с Юлькой шли молча, думая каждая о своем. Я, конечно же, злилась на подругу, но в то же время и злорадствовала, что Венька наконец решил проучить свою девушку. Интересно, с чего это вдруг он так осмелел? Получилось здорово. Правда, зная мстительную Адамову, я сомневалась, что она это так просто оставит.
– Что там, кстати, с покером у твоей бабушки? – нарушила тишину Юля.
– Давай в тепле поговорим, – ответила я. – Холодно. Вот доберемся до кафе…
Однако, едва мы добрались до кафе, нас постигло разочарование. На стеклянной двери красовалась табличка: «Закрыто по техническим причинам».
О проекте
О подписке