– Инна, мой руки и живо садись за стол, картошку с мясом погрею.

Когда я села обедать, напряжение достигло своего пика.

– А чего пришел-то? – не выдержала я.

– По делам, – ответила за бывшего мужа мама.

– Ух, какой деловой мужчина!

Папа строго заметил:

– Ты на поворотах-то поаккуратнее. Все-таки я тебе родной отец.

Да, это я в папу такая «ласковая».

– А пришел я действительно по делу. У нас с твоей мамой есть кое-какое нажитое совместное имущество. Я обещал до твоего совершеннолетия этот участок не трогать, но раз тебе в ноябре исполнится восемнадцать…

– Ты не только деловой, но еще и очень благородный мужчина, – сделала я вывод. – А я думала, ты просто соскучился.

Вновь возникла неловкая пауза.

– Инна, давай без клоунады? – тихо попросила мама.

А я не могу без клоунады! Мне обидно до чертиков. Ведь он с нами прожил восемь лет. Также первое время ночами не спал, гулял со мной, на море возил, за руку в первый класс провожал, а потом? Неужели так просто вычеркнуть из жизни родного человека, ребенка? При том что в нем твоя кровь, твои холодные серые глаза, твой непростой характер. Просто был у тебя ребенок, и вдруг его не стало. Хотя он жив-здоров. Будто все это было в прошлой жизни…

– Да пошел он к черту, – глядя в тарелку, ответила я.

– Инна, Инна! – непонятно чего испугалась мама и сорвалась на крик. – Извинись! Извинись немедленно!..

Это я еще и извиняться должна? Я? Приехали!

– Наташа, – тихо перебил ее отец. – Не надо, не стоит.

– Конечно, не надо! – согласилась я. – Перед кем извиняться-то? Мама, ты тут кого-то разве видишь?

Я встала из-за стола и, не доев, ушла в свою комнату. По закону жанра, громко хлопнув дверью.

* * *

Больше всего на свете я люблю вечера пятницы. Несмотря на то, что у нас в школе шестидневка. Не покидает ощущение, что сложная рабочая неделя позади. Обычно такой вечер я посвящаю фильмам. Особенно люблю драмы, основанные на реальных событиях. Вот теперь листаю планшет, смотрю, что бы такое глянуть, чего еще не видела.

Утром Маринка сказала, что идет на прогулку с Кораблевым и вечером обязательно напишет, как все прошло. «Жду не дождусь!» – с раздражением подумала я. Какое-то непонятное чувство тревоги, связанное с этой парочкой, не покидало меня. А почему, сама не знаю.

В «ВКонтакте» мне пришло сообщение. От Маринки.

«Ты готова к подробностям?)) Он – нечто!»

Слово «нечто» у меня почему-то ассоциируется с «ничто». Я ухмыльнулась и написала:

«Валяй свои подробности!»

Тут же вновь пришло сообщение. А, это от Сашки:

«Вы уже проходили Пастернака?»

Господи, ну что за зануда? Я тут валяюсь в кровати, поедаю жареный арахис и, внимание, отдыхаю от школы!

«Отвали, пожалуйста, со своим Пастернаком», – написала я в ответ.

Вновь звуковое оповещение.

«Значит, слушай! Мы пошли в кино. Фильм выбрала я. Правда, он такой занудный был, но в компании Антона мне это было только на руку. Знаешь, на середине фильма он в темноте взял мою руку в свою и подул мне на костяшки пальцев… Это было так мило и очень трогательно))».

«В зале, что ли, холодно было?» – искренне удивилась я.

«Нет! Инна, какая ты неромантичная!»

Куда уж мне.

«Ознакомься с эпистолярным романом Цветаевой и Пастернака». – Это Сашок не сдается, строчит. – «Тебе понравится».

Я решила ничего ему не отвечать. Ну, не понимает человек, что своим занудством меня в могилу загонит. Пойду лучше орешков еще пожарю.

Когда я вернулась к ноутбуку, мигали непрочитанными два сообщения. Одно от Марины:

«Мы поцеловались у подъезда, когда он меня провожал. Боже, Инна, у меня подкосились ноги))) Как думаешь, я не тороплюсь?»

А второе от Саши:

«Просто когда ты рядом, мне так спокойно и хорошо, и никого больше не надо»

У меня резко вспыхнули щеки, и сердце ухнуло куда-то вниз. Вот это переход, конечно, от Пастернака до признаний в любви.

«Ты чего?)) Головой стукнулся?» – решила я сначала ответить Сашке. Тут же пришел от него ответ:

«Блин))) Ин-Ин, это не тебе, прошу прощения».

Что? Серьезно? Как в старых добрых анекдотах. Надо еще Маринке написать, она ждет. Ее сообщение так и мигало без ответа.

«Откуда мне знать, торопишься ты или нет? Я подобного никогда не испытывала. К сожалению».

Настроение почему-то было окончательно испорчено. Вот тебе и любимый вечер пятницы.

Звуковое уведомление известило о новом сообщении. От Саши. Сердце гулко забилось, на сей раз послание для меня:

 
«Пастернак – это сплошное настежь:
все двери с петли: в Жизнь.
 

М. Цветаева

 
Входи, мой друг, входи без стука.
Для нашей дружбы нет двери.
Мои стихи к тебе послушай,
Я – вся внимание – твои.
 
 
Входи, мой друг. Ведь дверь взлетела.
Ее, как перышко, несли
Те письма – белые метели,
Любви и дружбы корабли.
Входи, мой друг, – родней не будет,
И знай: не стоит и гроша,
Когда жена тебя ревнует, —
Ведь я с тобою – лишь Душа…
 
 
Придешь без стука ты на помощь
Как ангел дочери моей.
Ты все, что с нами было, помнишь,
Мой самый близкий из людей…»
 

Далее Сашка написал: «Правда, эта дружба больше, чем любовь? И это классно».

«Правда», – ответила я. – «Только спать очень хочется. В выходные увидимся!»

* * *

В выставочном зале на этой неделе современное искусство. И я, честно говоря, в этом совсем не разбираюсь.

Молча слонялась от картины к картине и откровенно сдерживала зевок, так как Саша велел притащиться сюда к самому открытию. И это в воскресенье! В единственный законный выходной.

– Саша, что означает этот нарисованный крючок? – шепотом спросила я друга, чтобы его приятели-снобы не дай бог не услышали.

– Какой крючок? – искренне удивился Сашка. – А! Это скрипка!

– Какая скрипка? – в свою очередь удивилась я. – Вот это? Вот это скрипка? Ты смеешься? Я что, не знаю, как скрипки выглядят? А где тогда палка эта…

– Палка?

– Ну, прутик такой!

– Ты имеешь в виду смычок?

– Ага, – радостно закивала головой я. Саша, глядя на меня, просто махнул рукой. Мол, чего с тебя взять.

Немного погодя выставка мне эта вообще наскучила. Но уйти я не могла, потому что до сих пор не увидела здесь самого главного – Лизу.

– Ну, где твоя подлиза? – пристала я опять к Сашке.

– Ты о ком? – сделал непонимающий придурковатый вид он.

– О твоей новой пассии.

– Она задерживается.

– Какая непунктуальная Луиза, – сердито заметила я.

– Да что с тобой сегодня? Ты чего на нее уже взъелась?

И, правда, чего взъелась, не знаю. Обычно мне плевать на Сашкиных пассий. Может, я просто чувствую, что она неприятная особа, и хочу предостеречь друга от разочарований?

– О, вот она! – Саша со всей дури заехал мне локтем в живот. Я чуть ли пополам не согнулась.

– Ты совсем уже чокнулся, что ли?..

Но Сашки уже рядом со мной не было. Вернее, не было обычного, уверенного в себе Сашки. Вместо него рядом стояла подбоченившаяся кисейная барышня, томно вздыхающая при появлении той самой Лизы. А вздыхать там есть по кому. Ноги от ушей, фигура как у модели с обложки журнала «Спортс Иллюстрейтед», и роскошные темно-русые кудри до поясницы. Причем кудри свои! А не эти безвкусные локоны, накрученные на плойку…

– Она тебе понравится! – весело сообщил мне Саша.

– Да я вообще ее уже люблю, – криво улыбнулась я.

Пока ясно одно: в современном искусстве она разбирается так же, как и я. В глазах Лизы-подлизы паника и даже некая брезгливость. Оставшись один на один с той самой, как оказалось, музыкальной картиной (пока Сашка-сноб вступил в полемику со своими друзьями-снобами), Лиза достала телефон и… Что она там делает, не вижу! Чекинится?

– Хрень полная, верно? – подкралась я к ней сзади.

– Что, прости? – Оторвавшись от телефона, Лиза натянуто улыбнулась мне.

– Ты ведь Лиза? Я – Инна! Сашина подруга. И я о картине: согласись, чушь?

– Ну, зачем же ты так.

Так! Это что означает?

– Вот этот крючок – скрипка, представляешь? Больше похоже на крошечный гнутый гвоздь.

– Вы о чем? – К нам подрулил Саша.

– Твоя подруга Инна, – начала каким-то странным грудным голосом Лиза, – делилась впечатлением об этой картине. Говорит, что это, как она выразилась, хрень полная. А вот я не согласна!

А?

– Еще бы! – восторженно ответил Саша. – А ты что думаешь об этом?

– По-моему, это чудесно, Саша!

Что? Я сплю?

– Смотрю на эту картину и не могу оторвать взгляда. Так и слышу скрипичные звуки.

А я так и слышу скрип своих зубов.

– А я о чем! – чересчур громко откликнулся Сашка. – Это же некая отсылка к скрипке Пикассо. Правда, у современного автора все менее масштабно.

Я бы даже сказала: менее-менее масштабно. Да я эту закорюльку еле разглядела!

– Вот! Учись у Лизы, Инна, видеть прекрасное, – назидательно произнес Сашка и ласково щелкнул меня по носу. Как несмышленого ребенка. На сей раз его жест не вызвал во мне никаких мурашек. Захотелось в ответ кулаком треснуть в нос обоих.

– Ладненько, вы восторгайтесь дальше, а я пройдусь еще посмотрю, что тут есть. Буду выгуливать свою темную глупую душонку.

Фу, как бесит! Так она и слышит скрипичные звуки. Ей бы лучше скрипичным ключом по кудрявой башке…

Так я забрела в античный зал. Не скажу, что раздетые древние статуи подействовали на меня умиротворяюще. Но тут хотя бы видно – это люди. А не осьминоги со скрипками в щупальцах.

В этом зале было прохладно и немноголюдно. Поэтому я без труда заприметила уже известную ядовито-оранжевую ветровку. Кораблев. Рядом с ним стояла хрупкая светловолосая девушка. Антон, как обычно, травил байки, а его спутница тихо хихикала. И если это Маринка, с которой он недавно целовался, то, значит, я ее сто лет не видела. Как девчонка изменилась.

– Вот черт! – прошипела я. Будет некстати, если одноклассник заметит меня. Ведь тут к гадалке не ходи, что я обо всем доложу подруге.

Я решила понаблюдать за парочкой со стороны. Вот ведь чувствовала, что он еще тот козел. И правда, хорош!

Я не нашла ничего более умного, чем спрятаться за статую какого-то раздетого античного мужчины. Периодически выглядывая у него из-за спины.

Антон с белобрысой еще потоптались минут десять у каких-то древних сосудов и, наконец, перешли в зал современного искусства. Класс, кажется, меня не заметили.

– Зырянцева! – зашипел кто-то мне в ухо.

– А? – растерянно отозвалась я.

– У тебя гормончики заиграли, что ли? – это Сашка. Вот дурак, о чем он? – Ты чего к голому мужику пристроилась?

– Тише ты! Не привлекай ко мне внимание. А то меня вон та пожилая тетенька из зала выставит.

– И правильно сделает. Смотри, уже недобро глядит на тебя. Поди, это ее ухажер.

– Да ну тебя! Скучная выставка, я домой.

– Погоди, мы с Лизой тоже уходим, проводим тебя до остановки.

– Какая честь! – проворчала я.

За прошедшие несколько дней погода существенно испортилась. Как только мы вышли из здания, в лицо ударил прохладный, почти октябрьский ветер. На улице пахло дождем и жухлыми листьями. Лиза со смехом подхватила развевающуюся юбку. Холодный воздух оголил ее стройные длинные ноги. Сашка пялился на свою пассию с откровенным восхищением. На ступеньках я поравнялась с этой кудряшкой Сью. Боже, какая она дылда! Это притом, что мой рост тоже выше среднего. Ну, конечно, она была на каблуках! Причем шла на них так плавно и уверенно, что мне ничего не оставалось, как крякнуть от зависти. Я посмотрела на свои старые пыльные «конверсы» и вздохнула. Наверное, пора уделять внешнему виду больше внимания. И мама, и Сашка всегда твердят, что мне можно и не краситься. У меня эта самая… природная красота. А бабушка обычно добавляет: «В тебе есть порода!» Но бабулины слова нужно делить надвое. Это же родная бабуля! Так, допустим, с косметикой мы разобрались. Но вот загвоздка: я так и не смогла вспомнить, расчесывала ли утром волосы…

Когда мы уже стояли на остановке, Лиза пропела:

– Все-таки выставка восхитительная! К тому же масса новых приятных дружелюбных людей. Инна, я очень рада была познакомиться с тобой!

И при этом у нее так хищно блеснули глаза, что я аж невольно отпрянула. Где-то вдалеке очень кстати прогремел гром. Льстит. Врет. Не отношу себя к массе приятных и дружелюбных людей. И выставка ей вряд ли понравилась, всю свободную минуту противная подлиза не вылезала из смартфона. Вот как это называется у людей? Лицемерие или банальная вежливость? Как мне этому научиться?

– Спасибо, Лиза, мне приятно. А ты восхитительна так же, как и эта выставка. О, пока, ребята, мой транспорт! – Я сделала дурашливый книксен на прощание и припустила навстречу приближающемуся трамваю. На асфальт, в такт моим быстрым шагам, начали падать крупные дождевые капли.