Я не выбирала быть любовницей женатого. Никогда не хотела никому причинять боль! Ошиблась, повелась, наделала глупостей, но ведь бросила все, отказалась от всего, что у меня было, чтобы исправить эту ошибку.

Решила начать все с нового листа!

Добровольно пожертвовала тем, о чем в нашем городе мечтает каждая девчонка.

Все, все, все, заберите у меня вообще все!

Но зачем забирать еще и мою душу?..

Зачем…

Мне показалось, что все еще возможно. Что Светка была права: сегодня самое время возрождаться. Начинать новую жизнь.

И вот он – мой подарок! По-настоящему мой.

Мне казалось, что я знаю Богдана всю жизнь. Такие знакомые до боли жесты, повороты головы – даже к моему браслету он прикасался привычным, машинальным движением. Заразительная улыбка, смешные и не злые, хотя и немного ехидные шутки. Как он успевал перекинуться парой слов с каждым из друзей, никого не забывая.

И обжечь взглядом меня…

Почему я умудрилась решить, что он свободен? Разве такой мужчина может быть свободен?

Если бы я раньше сложила два и два: что подругу Светки зовут Алла и вечеринка проходит у нее. Что празднуем день рождения Богдана, и он ведет себя тут по-хозяйски, успевая проследить, чтобы гостям за столом всего хватало. То гораздо быстрее поняла бы, кто они друг другу.

Но я плавала в розовом сиропе, булькающем у меня в голове, и как можно незаметнее касалась языком верхней губы, которую он трогал своим языком во время поцелуя.

Тихонько улыбалась. Еще не успевая настроить планов.

Правильно.

Я не собиралась сегодня пить вообще, но под тост за Богдана одним глотком осушила свой бокал и даже почувствовала себя лучше от резкой терпкой кислоты выдержанного вина.

За Богдана. За любимого и верного мужа Аллы.

Момент моего шока прошел незамеченным, все снова расселись по местам, заговорили громче, потянулись накладывать еду, Алла убежала на кухню и торжественно вынесла запеченную с розмарином баранью ногу. Под это дело решили, что вино уже не то, нужно что-то покрепче. И картошечки. Поползли галстуки, раскраснелись лица, стали проскальзывать визгливо-пьяные нотки в женских голосах и агрессивно-непримиримые – в мужских.

Громче зазвучала музыка.

Светка, которая все время о чем-то болтала с Богданом, в сторону которого я старалась больше не смотреть, ткнула меня в бок:

– Пойдем покурим.

– Я не ку… – Получив еще один тычок, я согласилась: – Пойдем.

Светка поволокла меня через темный коридор куда-то вглубь квартиры, не включая света, протащила через комнату, в которой, в отличие от гостиной, пахло свежестью и листвой, и вытолкнула на открытый балкон, под мелкий мартовский дождик. Над нами была крыша, но ветер задувал под нее морось, и она противно оседала на лице.

Подруга достала две тонкие сигаретки, подкурила и сунула мне одну из них. Я не стала спорить, просто держала ее в пальцах и ежилась: не додумалась накинуть даже палантин, а платье было слишком легким для такой погоды.

– Короче, слушай. – Светка постучала ногтем большого пальца по зубам. – Алка, конечно, дала. Столько меда и патоки… Что-то она подозревает.

– В смысле? – Я обняла себя двумя руками, пытаясь унять нервную дрожь.

– Ну, что я нацелилась на ее Богдашу. За ней раньше такого не водилось, она, наоборот, любит его в больших компаниях поопускать. Какой он типа няша безответный. Другой бы за танцы с мужиками в зубы дал, а этот смотрит, улыбается. «Доверяю тебе», – говорит. Ну и чморит его вечно за то, что машину меняет раз в три года, не чаще. Не покупает ей каждую новую модель айфона, да и в отпуск они ездили почему-то в «грязный» Марокко, а она хотела на Мальдивы.

– Ужасный мужчина, как она с ним живет, – процедила я сквозь зубы, не удержавшись.

– Вот! Ты меня понимаешь, Дашка! – Света чуть не кинулась мне на шею, я еле успела увернуться от тлеющего кончика ее сигареты. – Если баба не ценит своего счастья, оценю я!

– Думаю, если он свистнет, будет очередь ценительниц.

– Не без того. Поэтому брать его надо горяченьким, не дав выйти на рынок холостяков даже на минуточку! А то он заметит, что там следующее поколение уже подросло!

Я рассматривала свою сигарету. Как огонек то разгорается, то затухает под порывами ветра. У дыма был легкий вишневый привкус.

Мы помолчали. Светка курила, я просто стояла, чувствуя, как растекается в сердце холод и темнота.

Так хотелось весны… Мая, белых лепестков цветущих вишен, упругой южной черешни, теплого солнца на лице, а не вот этого промозглого разговора.

Поискала, обо что затушить сигарету, но не нашла ни намека на пепельницу. Светка, раздраженно зашипев, вырвала окурок у меня из руки и вместе со своим выбросила с балкона.

– Ну что, пошли на войну?..

Она поправила грудь, чтоб та казалась повыше, тряхнула волосами и вдруг замерла:

– Оу… Ты смотри…

Я обернулась. В полутьме комнаты мелькнула белая рубашка, и я сразу, без сомнений, узнала Богдана. Словно кто-то прописал в мой код ДНК безупречный компас, указывающий на этого мужчину.

Светка встрепенулась, как боевая лошадь, заслышавшая звук горна, и сама распахнула ему навстречу балконную дверь.

На меня он не посмотрел.

– Гости заскучали? – спросил у Светки.

– Нет, что ты… – Светка притерлась поближе к нему, провела пальчиком по узлу галстука, стрельнула глазками. – Просто покурить отходили, а теперь идем танцевать. Идем, Богдан? Ты как именинник должен танец каждой женщине!

– Да, конечно… – Богдан тряхнул своей пачкой сигарет, но открывать ее не спешил. – Покурю и потанцуем, Светик, когда я тебе отказывал?

Он протиснулся на балкон, как-то незаметно поменявшись с ней местами и оставив ее в комнате. Потянулся закрыть дверь.

‍‌‌ ‌‌‌ ‌‌‌‌ ‌‌‌‌‌‌ ‌‌ ‌‌‌‌ ‌‌‌‍Светкина улыбка стала натужной, но она помахала ему и направилась в гостиную. А Богдан развернулся ко мне, и только тут я заметила, что у него в руках плед.

Он шагнул вперед, накрывая им мои плечи.

Молча.

Клятвы

Холодная мартовская ночь, свежий ветер треплет волосы. Я снова влюблена в женатого мужчину, и все плохо – но от этого простого жеста я согреваюсь мгновенно. Потому что его пальцы коснулись моей кожи.

И так велико искушение…

Я борюсь с ним как могу. Первая начинаю разговор:

– Прости, пожалуйста, я не должна была так делать… на лестнице. – Я отвожу глаза, потому что он стоит слишком близко и смотрит слишком внимательно. Слушает. – У меня, наверное, с непривычки голова закружилась от местного воздуха. – Я неловко усмехаюсь. – После Москвы он тут слишком свежий, экология у нас хорошая.

– Даш, – прерывает он меня. – Не надо. Ты отлично понимаешь, что не в воздухе было дело.

– Да неважно… – бормочу я, не решаясь поднять на него глаза. Слишком боюсь не устоять, сломаться. Слишком меня тянет к нему, сильно, до боли.

– Важно, – твердо говорит Богдан.

– Ты женат.

– Да, но это не главное.

Кусаю губы, упорно глядя в сторону. Балкон выходит во внутреннюю часть двора, ничего интересного там не происходит. Светятся разноцветными огоньками чужие квартиры, освещает холодным светом фонарь пустую детскую площадку. Но я смотрю туда так упорно, что начинают слезиться глаза. Говорю тихо:

– Только не говори, что вы не настоящие муж и жена, а просто живете вместе.

– Нет, не просто.

– Что она тебя никогда не понимала…

– Понимала.

– Что между вами нет секса уже год, а то и больше.

– Есть.

Вскидываю на него глаза, рву по живому, по недавно зажившему шраму на сердце:

– Разве ты не собираешься врать, чтобы затащить меня в постель?

Он встречает мой взгляд очень спокойно. Руки засунуты в карманы брюк, пачка сигарет в кармане рубашки, галстук он уже поправил, разгладил, как смог. Внешне он совершенно невозмутим, но каким-то десятым чувством я чувствую, как внутри него горит безжалостный огонь. Как вибрируют на бешеном ветру натянутые стальные канаты его нервов. Что руки в карманах сжаты в кулаки, потому что больше всего на свете ему хочется меня обнять.

Чувствую, потому что внутри меня все то же самое.

– Нет, – говорит он, и я успеваю умереть за крошечную паузу между фразами. – Я собираюсь развестись, чтобы затащить тебя в постель.

Отшатываюсь. Голос срывается почти на крик, но я успеваю его приглушить:

– Ты больной, что ли?!

Нет! Нельзя! Что ты творишь?

– Пару недель назад диспансеризацию проходил, все в порядке, могу справку показать. – Он перекатывается с пятки на носок, на мгновение становясь ко мне ближе на пару сантиметров, и мне кажется – зря. Потому что еще чуть-чуть – и наша взаимная гравитация станет непреодолимой и… случится что-то страшное.

– На голову больной! – сиплю я сорванным голосом. Сорванным от крика внутри себя самой, от усилия сдержать этот крик, не выпустить. Что ты делаешь?!

– Психиатр тоже был, – усмехается Богдан.

– Ты просто искал повод для развода? – перебираю я хоть какие-то объяснения его поведению.

– До сегодняшнего вечера даже не думал об этом, – пожимает он плечами.

– Что изменилось?

– Ты.

Так спокойно. Так буднично. Словно каждый день мужчины встречают женщин, целуют их в первую минуту знакомства и тут же решают развестись.

– Прекрати, – прошу я.

Потому что мне слишком хочется поверить. Разорванным по свежему шву кровоточащим сердцем – хочется!

– Ты сама спросила, – пожимает он плечами.

– Никто так не делает… – шепчу я почти неслышно, одними губами.

– Я делаю.

Я мотаю головой, отступая от него шаг за шагом, пока не упираюсь спиной в ограду балкона. Дальше – некуда. А Богдан все еще слишком близко.

– У тебя просто крыша потекла, – говорю быстро, тараторю, чтобы потоком слов удержать его на расстоянии… удержать хотя бы его. – Нельзя разводиться, если ты просто поцеловал кого-то! Если просто возбудился! Подожди – и тебя отпустит! Если б все в таких случаях разводились, статистика была бы еще хуже, чем сейчас. Знаешь, почему наши бабушки и дедушки столько лет вместе жили? Потому что не бросались очертя голову в каждый омут, что…

– Даш… – Он прерывает меня одним прикосновением.

Одним-единственным касанием пальцами моих пальцев, что нервно комкают ткань пледа. Абсолютно невинным. Но меня встряхивает так, что кажется – бригада врачей подъехала с дефибриллятором и шарахнула максимальным зарядом.

– Нет! Не трожь! – вскрикиваю в отчаянии.

Он убирает руку, но я смотрю на его подрагивающие пальцы и жалею, жалею, жалею…

– Завтра утром я подам заявление на развод, – говорит Богдан так, будто на сто процентов уверен в своем решении.

– А жена знает? – горько усмехаюсь я.

– Узнает.

– Тебе ее не жалко?

Богдан впервые за разговор отводит от меня взгляд. Отворачивается, любуясь на все тот же тихий темный двор. Там шумят под весенним холодным ветром деревья, мигает умирающая лампочка у подъезда напротив. У кого-то в квартире гаснет желтый свет на кухне и начинают вспыхивать голубые отсветы телевизора в спальне.

Ничего интересного.

Но он молчит и смотрит туда довольно долго, пока я упорно разглядываю темную тень щетины на его челюсти. Скольжу взглядом по рукам, упирающимся в ограду балкона, по мятым манжетам рубашки: он застегнул их, скрывая мой подарок.

...

3 4 5

...

Стандарт

4.53

(230 оценок)