Цитаты из книги «Одноклассники бывшими не бывают»

неторопливо, будто огромный океанский лайнер, пытается развернуться в наших дворах белоснежный лимузин «Хаммер», вибрирующий от басов гремящей внутри музыки. Он был похож на огромное инопланетное чудовище, бесконечно чуждое окружающей действительности в виде облезлых качелей, чахлых кустов крыжовника и изрисованного мелками асфальта. Вписаться в проезды, подходящие для скромных машинок жителей нашего дома, ему было нелегко, но он справился. Негоже инопланетным чудовищам отступать из-за таких мелочей.

пытаясь сообразить, как от драки мои одноклассники умудрились перейти к такой глубокой любви, что готовы снова увидеться уже через неделю.

помнит интернет и не забывает меня дергать с вопросом, не хочу ли я поздравить бывшую подругу. Не хочу. Но поздравлю.

Отрыв был отличным, мне понравилось. Не зря деньги потратила. Но Золушка возвращается с бала домой. Причем вовремя.

То счастье, бесконечное и яркое, которое я воображала себе в прошлом, было именно таким. Ярким и бесконечным. Радость – такой же сильной и искренней. Как будто мне подарили велосипед сейчас, но он внезапно появился и в детстве тоже. И радует, что там, что тут. По-настоящему. Только… мне больше некуда на нем ездить. Так и будет стоять в прихожей, вызывая всплески восторга при взгляде на него. Пока не примелькается. Он был бы исполнившейся мечтой тогда – и был бы нужным. А сейчас он просто – исполнившаяся мечта. Это невероятно много. Но чуть-чуть меньше, чем надо бы. Две прямые, которые однажды пересеклись, расходятся навсегда.

Не надо слов. Мы просто закрываем гештальты. Просто восстанавливаем справедливость и исправляем ошибки. Его кожа пахнет как цветущие яблони в саду за школой. Его губы на вкус как пронзительно-кислый барбарис, который растет у забора. Мы словно потерялись в долгом летнем вечере, в теплых сумерках, когда голоса разносятся далеко-далеко и догорает золотой закат. Пусть так и останется. Это не было быстрой яркой страстью, когда не успеваешь даже до конца снять одежду, жадной, голодной, короткой. Это не было неумелой робостью, когда движешься наугад и дрожишь как безумная только от этой неловкости. Не было жаркой жаждой, пережигающей нервы, испепеляющей, после которой остаются синяки, засосы и невидимые огненные печати в сердце. Это не было ничем, что я могла бы вообразить, если бы осмелилась мечтать о таком. Но я никогда не дерзала думать дальше первого поцелуя. Поэтому то, что происходило сейчас – крепкие поцелуи, нежные объятия, – и наоборот – рождало внутри какой-то запредельно теплый свет. Раскатывало альтернативную реальность, в которой получаешь все, что хотела, и еще сверх того. Я знала, что он видит меня той, семнадцатилетней и свежей. Как я вижу его тем – прежним. Но лучше. Все происходящее было обычной любовной историей двух одноклассников, которые вдруг поняли, что не везде друг друга потрогали. Но лучше. Как тот образ, который мне создали в салоне красоты. Вроде бы я. Но лучше. Все было как надо. Без неловкости и неудач, неизбежных в первый раз с новым человеком. Словно мы уже давно вместе, но недостаточно давно, чтобы упустить из ладоней хоть каплю страсти.

Но мы были взрослыми людьми, и привычки брали свое. Тела наши – горящая кожа, дрожащие пальцы, свернувшееся внутри звенящее напряжение – требовали свое. Мы держали их под контролем, но каждое касание отдавалось дрожью. Я вела пальцами по его упрямым губам, тонкому прямому носу, острым скулам, твердой линии челюсти, замечая раздвоившимся сознанием, как поверх тонких черт нездешней красоты кто-то за прошедшие годы нарисовал сильный характер и горькие приметы потерь. Он изменился, и это было правильно, потому что только нынешний мужчина мог привести упрямого подростка в себе сюда. А я… наоборот. Выпустила из сердца ту нежную девочку, чтобы ее влюбленными глазами смотреть в его глаза. Вспоминать, как когда-то болели от желания прикоснуться кончики пальцев – и касаться сейчас, наполняя водой тот иссохший колодец. Как захватывало дух, когда я только воображала то, что сейчас происходит наяву. Как плакала, сжимаясь от мучительной боли несбыточного. Восторг от воплощенной в реальность мечты сменялся тягой попробовать ее на вкус по-настоящему.

Я больше не видела этого рослого ловкого мужчину с уверенным взглядом и четкими движениями – я закинула руки на шею нескладному мальчику с тонкими чертами лица. И сама больше не была усталой и циничной женщиной – мое сердце трепыхалось в груди как в пятнадцать, я умирала от волнения и счастья, когда этот изломанный, резкий, слишком умный мальчишка касался моих губ с трепетом и нежностью, которых я никогда прежде не знала. Целовался ли он сам в том возрасте? Может быть, как и мне, ему было не с кем? Может быть, как и я, он пропустил эту часть. И сейчас мы вернулись обратно и повторяли непройденный материал вместе. Целуясь как в первый раз в жизни. Мы отрывались друг от друга совсем ненадолго. Просто для того, чтобы посмотреть безумными глазами, выдохнуть, попытаться вернуть реальность на место, не справиться – и снова нырнуть в сумасшедшую весну полжизни назад.

Я пропустила весь целовальный период в школе. Те годы, когда еще никто и не мыслит о постели, когда бешено бьется сердце, оттого что просто держишься за руки, когда поцелуи – главная часть свидания. Самодостаточная и сладкая. Когда можно целоваться часами до опухших губ, до головокружения, до растворения друг в друге. Вот это самое волнующее время с двенадцати до шестнадцати – я была одна. Ни единого свидания, никаких поцелуев, записочек, долгих разговоров по ночам. Мой первый поцелуй был с Игорем – и он сразу хотел идти дальше. Потом, через пару лет, когда в институте я превратилась из куколки в бабочку и начала кружить головы поклонникам, поцелуи уже были просто частью прелюдии. Кое-что никогда уже не вернуть. Или?.. С мужем все поцелуи давно были дежурно-регламентированными: чмок при встрече и прощании, два глубоких перед сексом, один нежный – после.

Я вдруг как-то устала от этой придуманной роли записной стервы. Наташка в ней смотрелась органичнее. А мне хотелось насладиться этим моментом, будучи самой собой. Сбылась моя самая заветная мечта. С опозданием минимум на пятнадцать лет, но ведь сбылась!