Для Софии вопрос развития военной промышленности становился одним из главных как в хозяйственно-экономическом, так и политическом отношениях, что было обусловлено возможностями мощностей оборонных заводов, способных производить вооружение в больших, чем предусматривалось в рамках Варшавского пакта, масштабах. Данный факт рассматривался в руководстве Болгарии и её высших военных кругах с точки зрения расширения торговли оружием в стратегически важных для коммунистического блока регионах Ближнего и Среднего Востока^[99].

Таблица 3

Советское вооружение и техника, поставленные к концу 1961 г.

Балканским странам-членам Варшавского блока^[100]

Развитие военной промышленности государств-членов ОВД, включая балканских участников блока, давало в начале 1960 г. основания американской разведке делать вывод о том, что «оборонная продукция блока будет оставаться недостаточной для потребностей военного времени, но тем не менее будет более чем достаточной [в случае необходимости] обеспечить нападение, которое может быть предпринято против сил НАТО в Европе»^[101].

Таблица 4

СПРАВКА

«Об объемах взаимных поставок военной техники между странами-участницами Варшавского Договора в 1961-1965 гг. (исключается Советский Союз) (в млн руб. в ценах 1961 г.)»^[102]

Проблема укрепления региональной обороны Варшавского пакта применительно к Балканскому полуострову рассматривалась в Москве как один из важнейших вопросов всей оборонной политики блока. В этой связи повышалась значимость тех из членов ОВД, которые имели непосредственный выход в Средиземноморье. Одновременно этот же аспект воспринимался соответствующим образом теми из балканских членов Организации Варшавского Договора, кто усиливал свою самостоятельность в рамках этого альянса. Визит Н. С. Хрущева в конце мая – начале июня 1959 г. в Тирану рассматривался как инициирующий фактор, повлиявший на выдвижение второй румынской инициативы от 10 июня 1959 г. Именно во время пребывания главы СССР в Албании им были сделаны достаточно жёсткие заявления в адрес Афин и Анкары, давших согласие на размещение ракетного ядерного оружия США на греческой^[103] и турецкой территориях. Суть его позиции сводилась к тому, что в ответ на действия Вашингтона Москва готова разместить ядерное оружие в Албании^[104]. Таким образом, члены советской делегации – Н. Хрущёв, министр обороны Р. Я. Малиновский, замминистра иностранных дел Η. П. Фирюбин – фактически продемонстрировали перед албанской стороной и, в частности, лично Э. Ходжей, заинтересованность не только в укреплении советского военно-морского присутствия в Средиземноморье, но и размещении в регионе советского ракетного оружия, ссылаясь при этом на общие интересы стран-участниц Варшавского пакта.

В свою очередь, руководство Югославии позитивно восприняло заявление Хрущева, а официальные югославские лица сообщили советской стороне, что «югославское правительство протестовало против создания американских ракетных установок на территории Италии и что оно относится крайне отрицательно к созданию атомных и ракетных баз на территории Греции»^[105]. Одновременно Белград поддержал планы Бухареста относительно созыва общебалканской конференции и выступил за приглашение Италии на неё^[106].

Реакция албанской стороны на румынскую инициативу создания безъядерной зоны была положительной, однако Тирана старалась выяснить точку зрения на этот план у советских союзников. Именно поэтому министр иностранных дел НРА Б. Штюла рассматривал возможность выступления с предложением о включении в повестку дня XIV сессии ООН одного из двух вариантов после того, как «тов. А. А. Громыко посоветуется с другими социалистическими странами». Первый из них предусматривал создание безъядерной зоны «безотносительно отдельных районов», а второй – по конкретным районам в «центральной Европе; на Балканах; на севере Европы – Швеции, Норвегии и других; в зоне стран Дальнего Востока»^[107].

Активизация противостоявших военно-политических блоков – НАТО и Варшавского пакта, а также их главных участников – США и СССР в балкано-средиземноморском секторе во второй половине 50-х гг. XX в. приобрела конкретные формы, так как касалась попыток каждой из сторон максимально усилить своё присутствие здесь. Помимо расширения деятельности военно-морских флотов, рассматривалась возможность размещения на территории стран, максимально приближенных к «основному противнику», т. е. СССР и США, ракетного оружия. Летом 1959 г. советский руководитель Н. С. Хрущёв заявил вице-президенту США Р. Никсону о том, что в виду решения Вашингтона разместить ракеты на американских базах в Греции, Италии и Турции, Москва может предпринять ответные шаги, разместив своё ракетное оружие в Албании и Болгарии^[108].

Степень вовлеченности конкретных стран-членов ОВД в советские планы укрепления блока определялась характером их взаимоотношений с СССР. Поэтому особо тесные болгаро-советские связи обусловили и соответствующее поведение Болгарии на международной арене. Попытка Софии предпринять в сентябре 1959 г. аналогичные румынской инициативе шаги, но с учётом неудачных для Бухареста результатов, закончились выдвижением балканского регионального плана разоружения без ссылок на Центральную Европу или существующее межблоковое противостояние. Однако этот сценарий подвергся критике со стороны Тираны, считавшей, что в результате реализации исключительно регионального подхода к проблеме сокращения вооружений и разоружения, она может потерять поддержку Восточного блока в постоянно будируемом ею конфликте с Белградом и Афинами. Именно из-за всё более проявляющихся различий в позициях членов советского блока из числа Балканских государств и становившихся очевидными для западных политических наблюдателей разногласий между ними, среди специалистов, занимающихся анализом складывающейся в регионе ситуации, начинала доминировать (и небезосновательно) уверенность в том, что «если балканское мирное наступление и имеет шанс на успех, то оно должно быть скоординированным и совместным. На протяжении последних двух месяцев оно, в большинстве случаев, не было ни скоординированным, ни совместным»^[109].

Тем временем ситуация, складывавшаяся в Багдадском пакте весной-летом 1959 г., свидетельствовала о серьезном кризисе, связанном с выходом из этого блока 24 марта Ирака, новое революционное правительство которого заняло антизападную позицию. Имея в виду значимость с военной точки зрения этого военно-политического союза для Восточного блока в целом и его балканских членов в частности, вопрос о дальнейшей судьбе Багдадского пакта рассматривался в Организации Варшавского договора как один из важных и влияющих на его оборонную политику, включая особые интересы СССР на Среднем и Ближнем Востоке, а также в Средиземноморье.

Для Болгарии, граничившей с Турцией – членом НАТО, относящимся к «болгарской зоне оперативной» ответственности в Балканском секторе, пути трансформации Багдадского пакта представляли также стратегический интерес. В начале июля 1959 г. болгарская разведка, основываясь на открытых данных, а также (судя по характеру изложения материала в составленной разведсводке) отрывочных сведениях и циркулировавшей в дипломатических кругах Анкары информации, делала вывод о превращении этого объединения в новую организацию – Анкарский пакт, членами которой могли остаться, как и прежде, Британия, Иран и Турция без формального участия в нём США, но при серьезной экономической помощи с их стороны^[110]. Перенос штаб-квартиры блока из Багдада в столицу Турции осенью 1959 г. и активность турецкой стороны в деле усиления этого союза подтвердили отчасти справедливость сделанных выводов, но не полностью, так как в измененном названии пакта (Организация центрального договора – CENTO) роль Турции не подчеркивалась. Не менее значимым для Софии являлось греческое направление оборонного интереса, так как Болгария была ориентирована на него в системе распределения ответственности в рамках Варшавского блока. Встреча Генсека НАТО с министром иностранных дел Греции Э. Авероффым-Тосицей в Афинах 27 июня 1959 г. и обсуждение на этих переговорах роли Турции и Греции в средиземноморской и ближневосточной оборонной политике Североатлантического союза рассматривалась болгарской разведкой с позиций возможных действий двух стран в деле предотвращения проникновения Восточного блока в ближневосточный регион^[111]. Особое внимание в контексте как общих оборонных интересов Варшавского пакта, так и Болгарии, уделялось болгарской стороной факту возможного размещения ракет в Греции, что, по словам Генерального секретаря НАТО П.-А. Спаака, «необходимо было не только по военным соображениям, а якобы будет использовано и для оказания давления на СССР на переговорах (по разоружению – Ар. У.) в Женеве»^[112]. Конфиденциальная информация о переговорах Генсека НАТО и греческого министра иностранных дел представляла интерес для Софии и Москвы, так как затрагивала военно-политическую ситуацию на Балканах. В глазах Кремля первостепенную значимость имело само существование военных баз НАТО и США в регионе, а для болгарского партийно-государственного руководства – ещё и характер взаимоотношений с соседями по региону, где София пыталась усилить свои позиции. Именно поэтому любые сведения об отношении Югославии к плану размещения ракетного оружия в Греции интересовали болгарскую сторону. Однако полученная по каналам болгарской разведки информация не давала возможности сделать однозначного вывода о реакции Белграда по вопросу о базах в соседней Греции. С одной стороны, существовали данные о том, что югославская сторона отнесётся индифферентно к действиям НАТО (это утверждал Спаак на переговорах с Авероффомм), а, с другой, были свидетельства (их привёл сам Аверофф в беседе с Генсеком НАТО со ссылкой на К. Поповича, главу югославского МИДа и ближайшего сподвижника И. Броз Тито) о негативной реакции руководства Югославии и «фатальных последствиях для греко-югославских отношений» факта размещения ракет^[113].

Географический фактор стратегического планирования являлся в контексте противостояния Западного и Восточного блоков одним из важнейших. В соответствии с оценками Военного комитета НАТО, сделанными в мае 1957 г., Западная Европа представляла собой «рубеж обороны (front line of defense) против распространения коммунизма», Южная Европа – барьер между СССР и Средиземноморьем, т. е. «бастион против распространения коммунизма на Среднем Востоке и в Северной Африке», а также являлась важным со стратегической точки зрения географическим пространством, позволяющим вести боевые действия против СССР в случае его нападения на Западный блок^[114]. При этом южно-европейское пространство разделялось в концепции НАТО на три составных части: Италию, контролируемую Североатлантическим союзом часть Балкан и Азиатскую Турцию. Оборона «балканского сектора» предполагала размещение механизированных сил в северной Греции и в районе гряды Вермион-Олимп, а также в так называемом Монастирском проходе (Монастирской долине) к югу, во Фракии и на Анатолийском плато. Именно эти районы рассматривались в Военном комитете НАТО как наиболее опасные с точки зрения возможного наступления сил Восточного блока. Географические особенности Югославии и её стратегическое положение на полуострове оценивались с точки зрения важности обороны всего региона, а Албании – как важного члена

Варшавского договора, хотя и изолированного географически от большинства его участников, но имеющего выход в стратегически значимый район Средиземноморья^[115]. В складывавшейся ситуации позиции Белграда на международной арене продолжали сохранять свою важность для Вашингтона. Военно-техническое сотрудничество Югославии и США накануне и после создания Балканского пакта, в 1950-1957 гг., позволило получить югославской стороне американскую помощь в размере 745 млн долларов США^[116]. Примечательным фактом в данном контексте была характеристика, даваемая в секретных документах разведки США общественно-политической системе Югославии как «югославской коммунистической диктатуре»^[117]. Несмотря на начавшуюся нормализацию отношений Белграда с Москвой, оценка американским военным ведомством роли и места Югославии в системе обороны Западного блока к осени 1958 г. не претерпела серьезных изменений. Об этом свидетельствовал доклад от 22 сентября, направленный Пентагоном в адрес Совета национальной безопасности, в котором заявлялось о том, что «наиболее сильные наши союзники в европейском регионе – наши союзники по НАТО. Вооруженные силы государств НАТО, а также Испании и Югославии являются внушительными по своему размеру»^[118].

Однако для определения значимости конкретных стран для существовавших военно-политических блоков были важны не только численность и оснащенность их вооруженных сил. Так, в частности, в конце 50-х – начале 60-х гг., буквально на заключительном этапе пребывания Д. Эйзенхауэра на посту президента США, был разработан план нанесения ядерного удара по Албании в критический момент противостояния между двумя блоками^[119]. Это обуславливалось важностью находившихся на её территории радарных установок, позволявших силам ПВО ОВД получать важную информацию о ситуации в воздушном пространстве по широкому региональному периметру Значение Албании для всей системы обороны ОВД являлось причиной пристального внимания к ней как со стороны СССР – главного союзника НРА, так и США – ведущей силы Североатлантического альянса. Достаточно точно политика советского блока в Балканском регионе оценивалась аналитиками «Радиостанции “Свобода/Свободная Европа”». Они отмечали в декабре 1960 г. особенности поведения Москвы в отношении стран полуострова в предыдущие годы: Греция и Турция рассматривались советской стороной как цели политики «мирного наступления», а Албания, Болгария и Румыния – как инструменты её реализации^[120]. В свою очередь, в советских государственных институтах власти, включая КГБ при СМ СССР, оценка происходящего в начале 1960 г. формулировалась в жёсткой и агрессивной тональности. Так, в частности, заявлялось о том, что «Основными направлениями, стратегическими задачами идеологических диверсий империализма являются: а) подрыв единства социалистических стран. Главная роль отводится возбуждению враждебности по отношению к Советскому Союзу в других социалистических странах путем провокаций, клеветы, активизации буржуазно-националистических, а также ревизионистских и догматических элементов; б) подрыв авторитета и влияния Советского Союза и других социалистических стран на международной арене; в) ослабление морально-политического состояния социалистических стран»^[121]. Таким образом, поиск слабого звена в «противостоявшем лагере» становился основой тактики двух военно-политических блоков и их ведущих сил – США и СССР.