Дикар лежал на койке, его глаза были еще закрыты, он вспоминал свой сон, сопоставлял то, что увидел в нем, с тем, что знал, и видел, что это объясняет очень многое всегда удивлявшее его.
Это объясняет Правило, что в костре можно жечь только сухие дрова, не дающие дыма, и Правило, что нельзя зажигать огонь ночью, кроме большого огня на Огненном Камне, и почему большой Огонь не в центре пространства между Домом Мальчиком и Домом Девочек, но в одном конце, где его скрывает от неба лиственная крона огромного дуба. Это объясняет Правило, что, когда в небе слышен гул, подобный жужжанию пчелы, все должны бежать в Дома или в лес и оставаться неподвижными, пока звук не прекратится.
Но прежде всего это объясняет главное Не-Должны: нельзя выходить из края леса и подходить к краю Обрыва.
Они там внизу, в лесу за камнями на дне Обрыва, под которыми лежат Старшие. Одетые в зеленое, с черным и с желтыми лицами, Они в лесу и во всей далекой местности, которую мог видеть Дикар, когда забирался на дерево. Если Они увидят кого-нибудь из Группы на краю Обрыва и узнают, что Группа живет на Горе, Они придут и сделают с Группой то, что сделали с детьми в том ужасном сне о Давным-Давно.
Теперь Дикар знал, как Группа оказалась на Горе; он знал также, что Группа не сможет вечно оставаться на Горе. Однажды ему придется повести Группу вниз, по Обрыву, в зеленую страну, которая складка за складкой уходит навстречу небу. Теперь Дикар был рад, что он Босс Группы и поведет ее…
Но сегодня утром он может перестать быть Боссом.
Дикар вспомнил, что должен сразиться с Томболлом за право быть Боссом; он вспомнил, что сделал Томболл и что он говорил ночью, между сном и сном. Дикар откинул одеяло и вскочил с койки, и вдоль всего Дома Мальчиков бронзовые фигуры поднимались с коек, и отдергивалась завеса, и светило солнце.
Но Мальчики не смеялись при виде солнца, не смеялись и не шутили друг с другом, когда бежали вслед за Дикаром через дверь в стене Дома Мальчиков подальше от Дома Девочек, бежали через лес к ручью, который с карниза наверху падал в бассейн внизу, а потом выбегал из бассейна и тек к краю Обрыва, чтобы перевалить через него и обрушиться на камни далеко внизу.
Мальчики не кричали, когда вслед за Дикаром прыгали в ледяную воду, никто не плыл рядом с ним, никто вслед за ним не выбирался из бассейна в том месте, где ручей вливается в бассейн, и не позволял воде омывать себя.
Но когда – вся его кожа звенела от холодной воды – Дикар побежал через лес назад к Дому Мальчиков, маленький Джимлейн побежал рядом с ним.
– Дикар, – отдуваясь, говорил Джимлейн, – о, Дикар, они говорят, что Томболл точно побьет тебя. Они говорят, что он слишком силен для тебя. И многие говорят, что это хорошо, они устали от тебя как Босса, и что, когда Боссом будет Томболл, у нас будет больше времени для Игр, особенно с Девочками.
Дикар бежал, с его тела срывались брызги и блестели на солнце, а под желтой бородой напряглись мышцы челюсти, но он молчал.
– И Томболл говорит, что прикончит меня, когда станет Боссом, – скулил Джимлейн. – Я боюсь, Дикар. Я ужасно боюсь.
Дикар посмотрел на маленького приятеля и увидел испуганные глаза на прыщавом лице и дрожащие серые губы.
– Не бойся, малыш, – сказал он. – Томболл не победит.
Но сам он не был в этом уверен.
Завтрак кончился, и вся Группа собралась кольцом на пространстве между Домами, Мальчики с одной стороны, Девочки с другой, и Мэрили сидела на Сидении Босса под гигантским дубом, ее каштановые волосы все еще не расчесаны, а маленькое лицо бледное и лишено цвета. Перед ней стоят Дикар и Томболл, и Мэрили говорит:
– Вы будете драться, – чистым, ясным голосом сказала Мэрили, – за то, чтобы стать Боссом, и Группа признает Боссом того, кто победит. Вы будете драться на кулаках и будете драться честно. Вы начнете, когда я скажу слово, и кончите, когда один из вас будет побежден. – Ее карие глаза, устремленные на Дикара, говорили, что он не должен быть побежден. – Это все.
Дикар повернулся и прошел в один конец расчищенного пространства, вокруг которого стояла, переговариваясь, Группа. Трава под босыми ногами была холодной и упругой.
Мэрили приказала тщательно прочесать площадку, чтобы не было веток, за которые можно зацепиться пальцами, и не было мелких камней, чтобы не ушибиться, когда упадешь. Из травы вычесали много веток, листьев и мелких камней, и Дикар был так хладнокровен, что заметил даже¸ что камни размещены по большой окружности, обозначая границы пространства, в котором они должны драться; за пределами этой окружности стояли кучками Мальчики и Девочки.
Дикар прошел к концу этого пространства и повернулся; он увидел, как на другом конце поворачивается Томболл. Фрэдальтон что-то прошептал на ухо Томболлу, и Томболл кивнул, улыбаясь толстыми губами.
– Начинайте! – крикнула Мэрили. Дикар пошел назад к Томболлу, а Томболл двинулся ему навстречу; он шел, чуть пригнувшись, на его заросшем черной щетиной лице свирепое выражение, большие мышцы на косматой груди напряжены, волосатый живот втянут.
Дикар легко двигался по прочищенной траве, его борода желтым цветом сверкала в солнечных лучах, на конечностях пушок светлых волос.
Неожиданно Томболл оказался рядом и ударил Дикара по щеке, щека заныла от боли, голова закружилась.
Но кулак Дикара соединился с волосатой грудью Томболла, и неожиданно Дикар перестал ощущать боль. Он стоял грудь к груди со своим врагом, его руки превратились в дубины, бившие по смуглому лицу и волосатому телу, которое он ненавидел. Во рту был соленый, но приятный вкус, и в каждом нанесенном им ударе была радость, и даже в полученных ударах тоже была радость.
Он не пытался уклониться от ударов Томболла, и Томболл не защищался от ударов Дикара. Они сражались, как звери, стараясь только причинить боль, вынудить противника сдаться.
А вокруг кричала Группа.
В красном тумане, застилавшем глаза, Дикар размахивал руками, такими тяжелыми, что он едва поднимал их. Где-то в этом тумане было более тяжелое тело, которое передвигалось впереди, и именно его Дикар бил своими руками. Иногда попадал, чаще нет, и тогда тяжесть рук лишала его равновесия, и он начинал падать, но почему-то не падал.
Иногда Дикар получал из тумана удары и покачивался на ногах, которые лишались силы, и почти падал: но не позволял себе упасть и продолжал стоять, хотя и не понимал больше почему.
И из этого тумана доносился непрерывный поток криков.
Дикар снова ударил по смутно различимому корпусу, который был его врагом, промахнулся и покачнулся, и в это мгновение корпус ударил по нему, и у Дикара подогнулись ноги, и он упал. Зрение прояснилось, и он увидел наклонившееся красное тело Томболла и его искаженное лицо. Каким-то образом Дикар поднял тяжелую руку и ударил Томболла, и Томболл отшатнулся.
Но не упал, а остался, раскачиваясь, стоять. Дикар, лежавший на траве, знал, что, когда Томболл вернет себе равновесие, он покончит с Дикаром, но ему теперь стало все равно…
– Дикар! – услышал он в бесконечном реве высокий чистый голос. – Нет! – Мэрили! – Нет, Дикар, нет!
И неожиданно Дикару стало не все равно, что Томболл его побьет, и его лежащее тело задрожало от усилий, когда он попытался встать, но у него не осталось сил…
– Вставай, Дикар, – пропищал голос, и совсем рядом с лицом Дикара оказалось прыщавое лицо Джимлейна, и рука Джимлейна тянула Дикара, заставляла встать. – Теперь ты можешь побить его, Дикар!
Дикар встал, и рука Джимлейна сжала его руку в кулак. И Томболл, улыбаясь сквозь закрывавший его красный туман, приблизился, чтобы снова свалить Дикара.
Дикар поднял тяжелую руку и ударил Томболла, и удар пришелся Томболлу в лоб. Томболл упал и неподвижной грудой лежал на траве, а Дикар стоял над ним, качаясь, свесив руки по бокам, в ушах его был оглушительный рев.
И из рева послышался голос Мэрили, ее щеки раскраснелись, глаза горели:
– О, Дикар!
Это было все, что она сказала, но Дикар распрямился, чувствуя, как к нему возвращается сила, отчетливо слыша крики «ура» Группы, зная, что это «ура» за него.
Мэрили взяла его руку, чтобы поднять ее и объявить его победителем.
Цвет исчез с ее лица и с ее губ, погас огонь в глазах, которые устремились на все еще сжатую в кулак руку Дикара.
Дикар посмотрел туда, куда смотрела Мэрили, и увидел то, что увидела она. В кулаке, которым он свалил Томболла, был зажат камень, и на камне была кровь. Кровь Томболла.
Теперь Дикар понял, почему Джимлейн сжал его руку в кулак, почему, поднимая его, Джимлейн сказал: «Теперь ты можешь побить его, Дикар!» Джимлейн…
– Дикар, – всхлипнула Мэрили. – О, Дикар!
И она подняла руку Дикара, чтобы все увидели, что у него в кулаке, и крики «ура» прекратились, и наступила тишина.
И в этой ужасной тишине четко и ясно прозвучал голос Мэрили:
– Я объявляю, что Дикар дрался нечестно. Я объявляю Томболла победителем. Я объявляю Томболла Боссом всей Группы.
Мэрили оттолкнула руку Дикара, словно отбросила его самого, и отвернулась. Дикару показалось, что он слышал, как Мэрили всхлипнула, но она отошла с высоко поднятой головой и гордой прямой спиной. Губы Дикара шевельнулись, но он не произнес ни слова; он понимал: бесполезно говорить, что он не знал, что у него в руке камень.
Необычный низкий звук послышался от Группы, он стал громче. Камень ударился о плечо Дикара, еще один, и Дикар увидел, что все поднимают камни, чтобы бросить в него.
– Беги! – закричал Джимлейн. – Беги, Дикар.
И Дикар повернулся и побежал, а вокруг него падали камни; он бежал спотыкаясь, прямо на полные ненависти лица, и Группа расступилась перед ним, и Дикар побежал в лес, а камни продолжали падать.
Дикар бежал в темном лесу, пока не упал, а потом пополз и полз до тех пор, пока мог, а потом лежал неподвижно, и его поглотила болезненная пустота.
Дикар жил в лесу, как живут звери, и, как заживают раны на зверях, зажили и его раны. Он ставил ловушки на кроликов и птиц, которых было так много в лесу, и готовил их на маленьком костре. Он находил камни с острыми краями и пользовался ими как ножами; чтобы изготовить себе лук, он сушил кишки кролика на тетиву и делал стрелы, оперял их, а из коры березы изготовил колчан.
Он охотился луком и стрелами и долгими часами лежал на мшистой поляне вблизи вершины Горы, глядя, как играют маленькие зверьки, иногда заглядывал в большие прекрасные глаза оленя, который смотрел на него из кустов, или наблюдал за тем, как чирикают птицы в ветвях дерева над ним.
Была весна, и маленькие существа всегда играли парами, и олени ходили парами, и птицы. И, видя это, Дикар думал о Мэрили.
Да, раны Дикара залечились, но боль внутри него не проходила.
Иногда Дикар забирался на самую верхнюю ветку высокого дерева, которое росло на самой вершине Горы. Он оставался здесь дотемна, глядя на далекую зеленую землю, которая складка за складкой уходила туда, где навстречу ей спускалось небо. Он думал о том, что видел во сне в последнюю ночь, когда был Боссом: он думал тогда о дне, когда поведет Группу вниз в эту приятную землю, и на душе у него было тяжело.
Весна перешла в лето, лето становилось все жарче.
Каждый вечер Дикар прокрадывался по лесу, пока не приходил к деревьям, которые казались черными на фоне красного блеска Огня; он прятался за стволом какого-нибудь дерева и смотрел на пространство между Домами. Он осмеливался делать это только после Времени Сна, когда знал, что большинство Группы в Домах и опасность, что его кто-нибудь увидит, невелика.
Дикар слышал их «Я-ложусь-спать», вставал на колени и тоже говорил это, как будто он один из них. Когда он сжимал руки и закрывал глаза, ему казалось, что он стоит у своей койки в Доме Мальчиков, что он еще один из Группы.
Но, сказав свое «Я-ложусь-спать», Дикар оставался здесь и слушал, о чем говорят Мальчики и Девочки, чья очередь была ухаживать за Огнем.
И от того, что он слышал, на сердце у него становилось тяжело. Как он и опасался, Томболл позволял Группе нарушать одно Правило за другим, он делал поблажки своим приятелям и возлагал двойную работу на тех, кого не любил; он не уделял внимания множеству мелочей, которые, как хорошо знал Дикар, необходимы для того, чтобы Группе было тепло, удобно и безопасно, когда придет холод и выпадет снег.
Одно из Правил, которое разрешал нарушать Томболл, – никто не мог уходить со своей койки после Времени Сна. Дикар видел, как Девочки выходили из своего Дома и исчезали в лесу, и Мальчики делали то же самое. Часто они не возвращались к тому времени, когда Дикар, устав от наблюдений, уходил к своему убежищу, которое сплел из ветвей. Одно обстоятельство больше всего тревожило Дикара. Он ни разу не видел, чтобы Мэрили ухаживала за Огнем. То, что она не была из тех, кто по вечерам уходил в лес, было ему приятно, но странно, что она никогда не дежурила у Огня.
Однажды ночью Дикар узнал причину. Он услышал, что в тот день, когда в него бросали камни, Мэрили сказала, что больше не будет Боссом Девочек; она сказала, что Боссом будет Бессальтон при условии, что сама Мэрилин не будет ухаживать за Огнем и выполнять любые другие дела, при которых она должна быть одна, не с другими Девочками. Потому что Томболл хотел, чтобы Мэрили пошла с ним в лес, а Мэрили этого боялась.
У Дикара перехватило дыхание, когда он это услышал. Он с рычанием встал, чтобы выйти в свет Огня и вызвать Томболла на бой, но не на кулаках, а с луком и стрелами и с ножами, – на бой насмерть. Гнев ослепил его, он запутался в кусте, который не видел, и не успел освободиться, когда услышал, что еще сказали Джимлейн и Биллтомас. Они сегодня следили за Огнем, и это они говорили о Томболле и Мэрили.
– Если бы Дикар снова стал Боссом, все пошло бы по-другому, но на это нет шансов, потому что стоит ему показаться, Группа снова забросает его камнями, как приказал Томболл, и тогда ему не уйти.
Дикар похолодел¸ вспомнив, как летели в него камни, и застыл, стоя за кустом.
– Группа не будет бросать в Дикара камни, – очень тихо и испуганно оглядываясь, сказал Биллтомас, – если ты расскажешь. Что бы ни приказал Томболл, в Дикара не станут бросать камни, если узнают, что он дрался честно.
– Я не смею рассказать. – Глаза Джимлейна на белом лицеи казались огромными. – Ты помнишь: я тебе рассказал, и ты ответил, что тогда Группа побьет камнями меня.
– Помню.
– Ну, я не мог успокоиться и все рассказал Томболлу, и Томболл так избил меня, что я едва мог ходить. Помнишь, я тогда сказал, что упал в яму в лесу. А после того как он меня побил, Томболл сказал, что, если я кому-нибудь расскажу, он убьет меня и убьет того, кому я рассказал.
– Он так сказал? – Теперь в голосе и на лице Биллтомаса тоже был страх. – Ты не должен был мне это рассказывать, Джимлейн. Если Томболл узнает, что я знаю…
О проекте
О подписке