Уверенная в том, что с мужем случилось что-то неладное, миссис Сент-Клер бросилась вниз по лестнице – так как дом этот был не что иное, как притон, в котором вы видели меня сегодня, – и, пробежав через комнату, выходящую на улицу, хотела подняться в первый этаж. Но внизу лестницы ее встретил негодяй малаец, о котором я говорил вам, и с помощью слуги-датчанина вытолкал ее на улицу. Охваченная безумным ужасом, она бросилась бежать по аллее и, к величайшему счастью, на Фресно-стрит встретила несколько констеблей, совершавших обход под начальством инспектора. Последний, с двумя полицейскими, пошел с миссис Сент-Клер, и, несмотря на упорное сопротивление хозяина, все они вошли в комнату, из окна которой она видела мужа. Но там не оказалось и следа его. Во всем этаже нашли только какого-то калеку ужасного вида, который, как кажется, живет тут. И он, и малаец клялись, что в передней комнате никого не было в этот день. Они говорили так уверенно, что инспектор стал сомневаться, не ошиблась ли миссис Сент-Клер, как вдруг она с криком бросилась к небольшому деревянному ящику, стоявшему на столе, и сорвала с него крышку. Оттуда выпали кубики, – игрушка, которую ее муж обещал привезти сыну из города.
Это открытие и смущение, выказанное при этом калекой, убедили инспектора в серьезности дела. Комнаты были тщательно обысканы, и результатом явилось предположение об ужасном преступлении.
Передняя комната, обставленная как гостиная, вела в маленькую спальню, выходившую на задворки одной из верфей. Между верфью и окном спальни есть узкий канал, сухой во время отлива, но наполняющийся водой в прилив, по крайней мере на четыре с половиною фута. Окно в спальне широкое и открывается снизу. При осмотре на подоконнике оказались следы крови; капли крови виднелись также и на деревянном полу комнаты. За занавеской, в передней комнате, была свалена одежда мистера Невилла Сент-Клера: сапоги, носки, шляпа, часы, – все за исключением сюртука. На одежде не было заметно никаких следов преступления. Что же касается самого мистера Невилла, то остается предполагать, что он мог исчезнуть только через окно, причем кровавые пятна на подоконнике указывают на то, что вряд ли он мог спастись вплавь, так как в то время должен был быть сильный прилив.
Теперь обратимся к негодяям, на которых может пасть подозрение. Малаец известен как человек самой плохой репутации, но из рассказа миссис Сент-Клер мы знаем, что он был внизу лестницы через несколько секунд после появления ее мужа у окна, так что он является разве только соучастником преступления. Он говорит, что ничего не знает ни о преступлении, ни о Хью Буне и не может объяснить появления одежды Сент-Клера в квартире своего жильца.
Вот все, что известно о малайце. Что же касается до страшного калеки, Хью Буна, то он живет над притоном и, несомненно, последний видел Сент-Клера. Его отвратительное лицо известно всем бывающим в Сити. Он профессиональный нищий, хотя торгует восковыми спичками, чтоб избежать преследований полиции. Как вы знаете, на улице Треднидл-стрит в стене есть ниша. Бун ежедневно сидит там, поджав ноги, и предлагает прохожим свой небольшой запас спичек. Его жалкий вид вызывает сострадание добрых людей, и монеты так и сыплются в засаленную шапку, лежащую около него на мостовой. Я часто наблюдал за этим малым, когда еще не думал, что придется иметь дело с ним, и всегда удивлялся, сколько денег набирал он в короткое время. Его наружность невольно бросается в глаза. Целая шапка ярко-рыжих волос, бледное лицо, обезображенное ужасным шрамом, захватывающим верхнюю губу, подбородок как у бульдога и проницательные темные глаза, составляющие странный контраст с цветом волос, – все это выделяет его из общего уровня нищих, равно как и его остроумные ответы на шутки прохожих. Таков человек, который живет в известном нам притоне и последним видел Сент-Клера.
– Но что же мог сделать калека с человеком в полном расцвете сил? – заметил я.
– Он калека только в том отношении, что хром на одну ногу; в общем же это, кажется, сильный, хорошо развитой человек. Вы, Ватсон, как врач, конечно, знаете, как часто слабость одного члена вознаграждается необычайной силой других.
– Пожалуйста, продолжайте ваш рассказ.
– При виде крови миссис Сент-Клер лишилась чувств, и полиция отправила ее домой в кебе, так как ее присутствие не могло помочь розыскам. Инспектор Бартон тщательно обыскал все помещение, но ничего не выяснил. Сделали ошибку, что не сразу арестовали Буна и дали ему возможность переговорить с малайцем. Однако скоро спохватились и исправили эту ошибку. Буна арестовали и обыскали, но не нашли никаких улик против него. Правда, на правом рукаве рубашки у него оказались следы крови, но он показал палец, на котором виднелся порез, и объяснил, что, по всем вероятиям, следы крови на подоконнике являются следствием этого пореза, так как он подходил к окну, когда у него шла кровь из пореза. Он упорно утверждал, что никогда не видел мистера Сент-Клера, и клялся, что совершенно не знает, каким образом платье этого джентльмена попало в его комнату. Что же касается до слов миссис Сент-Клер о появлении у окна ее мужа, то это или почудилось ей, или она просто помешалась. Его увели, причем он громко протестовал против насилия, а инспектор остался ожидать отлива в надежде открыть что-либо.
Ожидания его увенчались успехом, хотя он нашел не то, что ожидал.
В канале нашли не самого Невилла Сент-Клера, а его сюртук. И как вы думаете, что было в кармане сюртука?
– Представить себе не могу.
– Да, трудно угадать. Карманы были набиты пенсами и полу пенсами – 421 пенс и 271 полу пенс. Неудивительно, что прилив не унес сюртука. Человеческое тело – дело иное. Между верфью и домом сильное течение. Понятно, что тяжелый сюртук остался на дне, а тело унесено течением в реку.
– Но ведь другие вещи остались в комнате. Неужели же на теле был только сюртук?
– Нет, сэр, но этому можно найти объяснение. Предположим, что Бун выбросил из окна Невилла Сент-Клера так, что никто не видел этого. Что же дальше? Наверно, ему пришла в голову мысль, что надо отделаться от улик в виде платья. Он схватывает сюртук и уже готов выбросить его в окно, как вдруг вспоминает, что сюртук не опустится на дно, а всплывет наверх. Времени у него мало, так как он слышит суматоху на лестнице, слышит, как жена Сент-Клера требует, чтобы ее пустили к мужу, а может быть, и малаец, сообщник его, успел предупредить его о приближении полиции. Нельзя терять ни одного мгновения. Он бросается в укромный уголок, где спрятаны его сбережения, и набивает карманы сюртука попавшимися ему под руку монетами. Затем он выбрасывает сюртук и хочет сделать то же с остальными вещами, но слышит шум шагов на лестнице и еле успевает захлопнуть окно до появления полиции.
– Это правдоподобно.
– Примем эту гипотезу за неимением лучшей. Бун, как я уже говорил вам, был арестован и приведен в полицейское управление, но против него нельзя ничего было сказать. В продолжение нескольких лет он известен как профессиональный нищий, но ведет жизнь очень скромную. Так обстоит дело в настоящее время. Вопросы о том, что делал Невилл Сент-Клер в этой трущобе, что случилось с ним там, где он теперь, и какую роль играет в его исчезновении Кью Бун – остаются по-прежнему неразрешенными…
Пока Шерлок Холмс рассказывал мне подробности этого странного приключения, мы проехали мимо последних домов предместья громадного города и выехали на дорогу, тянувшуюся между двумя рядами заборов. Как раз в ту минуту, когда он окончил свой рассказ, мы увидели огоньки в домах двух деревень, лежавших по сторонам дороги.
– Мы въезжаем в Ли, – сказал Холмс. – За нашу короткую поездку мы проехали по трем английским графствам: начав с Миддлсекса, мы проехали частью по Суррей и заканчиваем в Кенте. Вот «Кедры». Там, под лампой, сидит женщина, которая, наверно, тревожно прислушивается к шуму копыт наших лошадей.
– Но отчего вы не ведете дела, сидя у себя на Бейкер-стрит? – спросил я.
– Потому что много справок приходится наводить здесь. Миссис Сент-Клер чрезвычайно любезно предоставила в мое распоряжение две комнаты, и можете быть уверены, что она радушно встретит моего друга и помощника. Очень неприятно мне встретиться с ней, не имея вестей о ее муже, Ватсон. Вот мы приехали. Тпру! Стой.
Мы остановились перед большой виллой, окруженной лугами. Конюх подбежал, чтобы взять лошадь, а мы с Холмсом пошли по усыпанной песком дорожке к дому. При нашем приближении дверь открылась, и на пороге показалась маленькая блондинка в светлом легком платье с отделкой из розового шифона на рукавах и вороте. Фигура ее ясно выделялась в потоке света, падавшего из дома, и вся она, одной рукой держась за дверь, другую приподняв от нетерпения, с наклоненным туловищем, с жадно устремленными вперед глазами и раскрытыми губами, казалась олицетворенным вопросом.
– Ну, что? Как? – спросила она.
Увидав, что нас двое, она радостно вскрикнула, но восклицание это перешло в стон, когда она заметила, что мой товарищ покачал головой и пожал плечами.
– Нет хороших вестей?
– Нет.
– А дурных?
– Тоже нет.
– И то слава Богу. Но входите же. Ведь вы, наверно, устали.
– Вот мой друг доктор Ватсон. Он был чрезвычайно полезен мне во многих важных делах, и, по счастливой случайности, мне удалось привезти его сюда и уговорить помочь мне в наших поисках.
– Очень рада вас видеть, – сказала она, горячо пожимая мне руку. – Надеюсь, вы извините, если найдете какие-нибудь беспорядки в доме, и примете во внимание неожиданно постигший нас удар.
– Сударыня, я отставной солдат, – ответил я, – да к тому же вам нечего извиняться. Я буду очень счастлив, если могу помочь вам и моему другу.
– Мистер Шерлок Холмс, – сказала она, вводя нас в ярко освещенную столовую, где на столе был приготовлен холодный ужин, – я хочу предложить вам несколько откровенных вопросов, на которые прошу вас дать такие же прямые и откровенные ответы.
– Извольте, сударыня.
– Не щадите моих чувств. Со мной не бывает ни истерик, ни обмороков. Я хочу выслушать ваше откровенное мнение.
– Насчет чего?
– Скажите, думаете ли вы в глубине души, что Невилл жив?
Шерлок Холмс, казалось, смутился.
– Говорите откровенно! – повторила миссис Сент-Клер, стоя перед Шерлоком Холмсом, сидевшим на стуле, и пристально смотря ему в глаза.
– Откровенно говоря, сударыня, я не думаю, чтобы он был жив.
– Вы думаете, что он умер?
– Да.
– Убит?
– Я не говорю этого. Может быть.
– Когда же он умер?
– В понедельник.
– Тогда, может быть, вы объясните мне, мистер Шерлок Холмс, каким образом я могла получить от него сегодня это письмо?
Шерлок Холмс вскочил со стула, словно от электрического удара.
– Что такое?! – закричал он.
– Да, сегодня.
Она, улыбаясь, показала ему клочок бумаги.
– Можно посмотреть?
– Пожалуйста.
Холмс поспешно схватил записку, положил ее на стол, разгладил и стал пристально рассматривать ее при свете лампы. Я встал с места и заглянул ему через плечо. Конверт был очень грубым, с грейвсендским штемпелем и помечен сегодняшним, вернее, вчерашним днем, так как было уже позже полуночи.
– Грубый почерк! – пробормотал Холмс. – Наверно, это не почерк вашего мужа, сударыня?
– Не его – на конверте, но письмо написано им.
– Я замечаю, что тому, кто подписывал конверт, пришлось справляться об адресе.
– Почему вы так думаете?
– Как видите, имя и фамилия написаны черными чернилами, которые высохли сами собой. Остальной адрес – какого-то серого цвета. Очевидно, тут прикладывали промокательную бумагу. Если бы весь адрес был написан сразу и промокательная бумага была приложена к нему, то часть его не была бы так черна. Кто-то написал сначала имя и фамилию и только через несколько времени прибавил адрес, которого не знал раньше. Конечно, это пустяк, но пустяки имеют важное значение. Дайте мне взглянуть на письмо. Ага! Здесь было вложено что-то.
– Да, кольцо. Его кольцо с печатью.
– Вы уверены, что это почерк вашего мужа?
– Да, один из его почерков.
– Как, один из его почерков?
– Он пишет так, когда торопится. В другое время его почерк совсем иной.
– «Не беспокойтесь, дорогая. Все кончится благополучно. Очевидно, тут вышло какое-то большое недоразумение, для выяснения которого придется потратить немало времени. Имейте терпение. Невилл», – написано карандашом на листке, вырванном из книги формата in octavo[20]. Гм! Отправлено сегодня в Грейвсенде человеком с грязным большим пальцем. Ага! Лицо, которое заклеивало конверт, если не ошибаюсь, жует табак. Вы не сомневаетесь, сударыня, что это почерк вашего мужа?
– Нисколько. Эти слова написаны Невиллом.
– А письмо послано сегодня из Грейвсенда! Ну, миссис Сент-Клер, тучи начинают расходиться, хотя не могу сказать, что опасность уже вполне прошла.
– Но ведь он жив, мистер Холмс?
– Если только это не ловкая подделка, чтобы направить нас на ложный след. Кольцо еще ничего не досказывает. Его могли отнять.
– Нет-нет, письмо написано им.
– Хорошо. Но ведь оно могло бы быть написано в понедельник, а послано сегодня.
– Это возможно.
– Ну, а за этот промежуток многое могло случиться.
– О, не разочаровывайте меня, мистер Холмс. Я знаю, что с ним ничего не случилось. При той симпатии, которая существует между нами, я бы почувствовала, если бы с ним произошло что-либо дурное. В тот самый день, когда я видела его в последний раз, он порезал себе палец в спальне. Я была в это время в столовой и бросилась наверх, так как была уверена, что с ним случилось что-то. Неужели вы думаете, что я не чувствовала бы его смерти, когда даже такой пустяк влияет на меня!
– Я видел на своем веку слишком много для того, чтобы не знать, насколько женская впечатлительность может быть иногда ценнее логического размышления. И это письмо, конечно, служит важным подтверждением вашего мнения. Но если ваш муж и в состоянии писать письма, то отчего он не с вами?
– Не знаю и не могу придумать.
– В понедельник, при отъезде, он не говорил ничего особенного?
– Нет.
– Вы очень удивились, увидя его на Суондем-лейн?
– Очень.
– Окно было открыто?
– Да.
– Так что он мог крикнуть вам?
– Да, мог.
– А между тем, насколько я помню, у него вырвалось только какое-то бессвязное восклицание?
– Да.
– Вы подумали, что он зовет на помощь?
– Да. Он взмахнул руками.
– Но, может быть, это был возглас удивления. Он мог всплеснуть руками от изумления, неожиданно увидев вас.
– Это возможно.
– Вам показалось, что его оттащили от окна?
– Он исчез так внезапно…
– Может быть, он просто отскочил от окна. Вы не видели, чтобы в комнате был еще кто-нибудь?
– Нет, но ведь отвратительный нищий признался, что был там, а малаец стоял внизу лестницы.
– Совершенно верно. Насколько вы могли разглядеть, ваш муж был одет как всегда?
– Да, но без воротничка и галстука. Я ясно видела, что шея у него была обнажена.
– Говорил он когда-нибудь с вами о Соундем-лейн?
– Никогда.
– Не было ли признаков, указывавших на то, что он курил опиум?
– Не было.
– Благодарю вас, миссис Сент-Клер. Это главные вопросы, требовавшие выяснения. Теперь мы поужинаем и затем удалимся в свои комнаты, так как завтра нам, быть может, предстоит много работы.
О проекте
О подписке