Глава VI. Расследование дела Холмсом

– Ну, Ватсон, теперь у нас с вами полчасика свободных, – сказал Холмс, потирая руки. – Воспользуемся же этим временем. Как я уже говорил вам, для меня дело почти решено, но не будем слишком самоуверенны. Как ни просто кажется это дело, но, может быть, в нем скрывается что-нибудь более глубокое.

– Просто! – вскрикнул я.

– Конечно, – сказал он с видом профессора, объясняющего болезнь своим студентам. – Сядьте вот там в углу, чтобы ваши следы не усложнили дела. Ну, за работу! Во-первых, как пришли сюда эти люди и как ушли отсюда? Дверь не отпиралась со вчерашнего вечера. Как окно? – Он подошел к окну с лампой в руках, все время бормоча вслух замечания, но обращаясь скорее к себе, чем ко мне. – Окно отворяется изнутри. Рама прочная. Сбоку нет петель. Откроем его. Вблизи нет желоба. До крыши не добраться. Но кто-то поднялся в окно. Вчера вечером шел небольшой дождь. На подоконнике след грязной ноги. А вот круглое грязное пятно, вот еще на полу и еще у стола. Взгляните, Ватсон! Это, право, хорошие доказательства.

Я взглянул на круглые, ясно очерченные пятна грязи.

– Это не след ноги, – сказал я.

– Это нечто гораздо более драгоценное для нас. Это отпечаток деревяшки. Вот видите, здесь на подоконнике след большого, тяжелого сапога с металлическим каблуком, а рядом след деревянного носка.

– Это человек с деревянной ногой…

– Вот именно. Но был еще кто-то другой… Очень искусный и важный помощник. Можете вы подняться на эту стену, доктор?

Я выглянул в открытое окно. Месяц по-прежнему ярко освещал этот угол дома. Мы были на добрых шестьдесят футов от земли, и сколько я ни смотрел – в кирпичной стене не было ни щели, ничего такого, за что могла бы зацепиться нога.

– Совершенно невозможно, – ответил я.

– Без помощи – да. Но предположим, что у вас здесь был бы приятель, который спустил бы вам вот ту хорошую толстую веревку, что я вижу в углу, прикрепив один конец к этому большому крюку в стене. В таком случае, будь вы ловкий человек, вы могли бы подняться наверх, несмотря на деревянную ногу. Тем же самым способом вы ушли бы прочь, а ваш сообщник втянул бы веревку, отвязал ее от крюка, запер окно и ушел бы так же, как пришел… Как на одну из мелких подробностей, – продолжал он, перебирая веревку, – можно указать на то, что наш друг с деревянной ногой, хотя и умеет хорошо лазать, все же не профессиональный матрос. Руки у него далеко не мозолистые. В лупу видно на веревке, особенно на конце, несколько пятен крови, из чего я заключаю, что он спустился так быстро, что сорвал себе кожу на руках.

– Все это очень хорошо, – сказал я, – но дело все более запутывается. Кто этот таинственный сообщник? Как он попал в комнату?

– Да, сообщник! – задумчиво повторил Холмс. – Этот сообщник – чрезвычайно любопытный тип. Его участие выдвигает это дело из ряда обыкновенных. Мне кажется, этот сообщник вносит новую струю в анналы преступлений нашей страны… хотя подобного рода случаи встречаются в Индии и, если не ошибаюсь, в Сенегамбии.

– Как же он попал сюда? – повторил я. – Дверь заперта, до окна не добраться. Не через камин ли?

– Труба слишком узка, – ответил он. – Я уже думал об этом.

– Ну, так как же?

– Вы не хотите применить мой способ, – сказал он, покачивая головой. – Сколько раз говорил я вам, что если вы исключите невозможное, все остальное, хотя бы и невероятное, должно быть правдой. Мы знаем, что он не вошел ни в дверь, ни в окно, ни через камин. Знаем, что он не мог скрываться в комнате, так как здесь невозможно скрыться. Откуда же он явился?

– Через отверстие в крыше! – крикнул я.

– Конечно. Он вышел оттуда. Будьте так добры, подержите лампу; мы займемся теперь исследованиями в комнате наверху – в потайной комнате, где был найден клад.

Он поднялся по ступенькам, ухватился обеими руками за стропила и очутился на чердаке. Потом он лег ничком, взял от меня лампу и держал ее в руках, пока я следовал его примеру.

Комната, в которой мы находились, имела около десяти футов в одну сторону и шести в другую. Полом для нее служили балки с промежутками из тонких слоев дранки и штукатурки, так что приходилось переходить с балки на балку. Мебели вовсе не было, и пыль, накопившаяся годами, лежала на полу толстыми слоями.

– Вот видите, – сказал Шерлок Холмс, прислоняясь рукой к покатой стене. – Это подъемная дверь, ведущая на крышу. Я мог поднять ее, а вот и крыша, покатая под небольшим углом. Этим путем и прошел номер первый. Посмотрим, не найдется ли каких-нибудь других примет его личности.

Он опустил лампу к полу, и во второй раз за этот вечер я увидел выражение изумления на его лице. Дрожь пробежала по моему телу, когда я посмотрел по направлению его взгляда. Пол был покрыт бесчисленными отпечатками босых ног. Следы были ясны, вполне определенны, но нога, оставлявшая их, была чуть ли не вполовину меньше ноги обыкновенного человека.

– Холмс, – шепотом проговорил я, – тот, кто сотворил это ужасное дело, еще ребенок.

В одно мгновение он овладел собой.

– Сначала я был сбит, – сказал он, – но все это вполне естественно. Мне изменила память, не то я мог бы предсказать это. Ну, теперь здесь нечего делать. Пойдемте вниз.

– Какая же у вас мысль насчет этих следов? – поспешно спросил я, когда мы снова очутились в комнате.

– Мой милый Ватсон, попробуйте анализировать сами, – несколько нетерпеливо ответил Холмс. – Вы знаете мой метод. Воспользуйтесь им. Будет чрезвычайно полезно сравнить наши выводы.

– Я не могу придумать ничего, что подтверждалось бы фактами, – сказал я.

– Скоро все станет ясным для вас, – резко сказал он, – я думаю, здесь нет ничего важного, но посмотреть все же следует.

Он вынул лупу и сантиметр и стал быстро ползать на коленях по комнате, измеряя, сравнивая, разглядывая. Его тонкий, длинный нос почти касался досок; похожие на бисер, его глубоко посаженные, как у птицы, глаза ярко блестели. Его быстрые, бесшумные, тихие движения, словно у опытной гончей, ищущей след, заставили меня невольно подумать, каким бы он был страшным преступником, если бы обратил свою энергию и ум на борьбу с законом вместо того, чтобы защищать его. В продолжение всего этого времени он постоянно бормотал что-то про себя и, наконец, громко вскрикнул от восторга.

– Нам действительно везет, – сказал он. – Теперь нам остается немного работы. Номер первый имел несчастье наступить на креозот. Видите очертания края его маленькой ноги рядом с этим скверно пахнущим месивом? Сосуд лопнул, как видите, и жидкость вытекла.

– Ну, так что же?

– Только то, что мы поймали его, – ответил Холмс, – вот и все. Я знаю собаку, которая пойдет по этому следу на край света. Если свора собак может бежать по запаху селедки на расстоянии целого графства, то как далеко может специально обученная собака бежать по следам с таким сильным запахом? Теперь все это стало как арифметическая задача. Ответ даст нам… Ага! Вот и аккредитованные представители закона.

Снизу доносились тяжелые шаги и звуки громких голосов, и входная дверь закрылась с сильным стуком.

– Прежде чем они придут, – сказал Холмс, – дотроньтесь рукой до руки бедняги вот здесь, а тут до его ноги. Что вы чувствуете?

– Мускулы тверды, как доска, – ответил я.

– Вот именно. Они находятся в состоянии чрезвычайного сокращения, сильно превосходящего обыкновенные «rigor mortes». В соединении с этой судорогой лица, с гиппократовской улыбкой, или «risus sardonicus», как называли ее древние писатели, какое предположение приходит вам на ум?

– Смерть от какого-нибудь сильного растительного алкалоида, – ответил я, – от какого-нибудь вещества вроде стрихнина, вызывающего столбняк.

– Эта идея сразу пришла мне в голову при виде его искаженного лица. Войдя в комнату, я тотчас же стал искать, каким образом яд мог попасть внутрь. Как вы видели, я нашел иглу или колючку из терна, которая была воткнута или брошена в голову покойного. Вы замечаете, что пораженное место приходится как раз в стороне отверстия в потолке, если покойный сидел в своем кресле. Теперь поглядите на эту иглу.

Я осторожно взял ее и осветил фонарем. Игла была длинная, острая, из темного терна, на кончике ее как будто засохло какое-то смолистое вещество. Тупой конец был обточен ножом.

– Это английский терн? – спросил Холмс.

– Нет, наверно нет.

– Из этих данных вы можете вывести какое-нибудь верное заключение. Но вот являются регулярные войска; вспомогательные должны удалиться.

Как раз в это время шаги, которые все приближались, громко раздались в коридоре, и в комнату вошел очень толстый полнокровный, дородный человек в серой одежде, с красным лицом, очень маленькими, мигающими глазами, зорко выглядывавшими из-под опухших век. За ним шел полицейский инспектор в форме и все еще продолжавший дрожать Таддеуш Шольто.

– Вот так история! – крикнул вновь пришедший глухим голосом. – Славная история. Но кто эти люди? Дом, кажется, переполнен, как кроличий садок!

– Я думаю, вы должны помнить меня, мистер Этелни Джонс, – спокойно проговорил Холмс.

– Конечно, помню, – просопел он. – Вы – мистер Шерлок Холмс, теоретик. Помню ли я вас! Никогда не забуду, как вы читали нам лекцию о причинах, следствиях и результатах в деле драгоценностей Бишопгэта. Правда, вы навели нас на верный след, но сознайтесь, что это скорее благодаря удаче, чем хорошему руководству.

– Это было очень простое рассуждение.

– Ну вот! Перестаньте, пожалуйста. Никогда не стыдитесь сознаться. А что это здесь? Плохое дело! Плохое дело! Тут строгие факты – теориям нет места. Какое счастье, что я случайно попал в Норвуд по другому делу! Я был на станции, когда получил это известие. От чего, вы думаете, умер этот человек?

– О, это дело, в котором нет места моим теориям, – сухо сказал Холмс.

– Да, да. Впрочем, нельзя отрицать, что иногда вы попадали в точку. Боже мой! Как кажется, дверь была заперта. Пропало драгоценностей на пол миллиона. Как окно?

– Заперто, но на подоконнике есть следы.

– Ну-ну, если окно заперто, то следы не имеют никакого значения. Здравый смысл говорит это. Покойник мог умереть от припадка; но драгоценности-то исчезли. Ага! У меня есть своя теория. Временами на меня находит вдохновение. Пожалуйста, сержант и мистер Шольто, выйдите прочь. Ваш друг может остаться. Что вы думаете об этом, Холмс? Шольто, по собственному его признанию, был вчера вечером у брата. Брат умер от припадка, а Шольто ушел, унеся с собой драгоценности. Как вы находите это?

– После чего покойный чрезвычайно предупредительно встал и запер дверь изнутри.

– Гм! Да, тут в моем рассуждении изъян. Ну-с, взглянем здраво на дело. Этот Таддеуш Шольто был у своего брата; они поссорились – это нам хорошо известно. Брат умер, а драгоценности пропали. И это известно нам. Никто не видел брата после того, как Таддеуш ушел от него. Кровать его не смята. Таддеуш очевидно сильно расстроен. Вид его… ну, скажем, непривлекателен. Вы видите, что я начинаю расставлять сети вокруг Таддеуша. Сети начинают сходиться над ним. Подходит ли это к вашей теории?

– Вы еще не знаете всех фактов, – сказал Холмс. – Эта колючка, которую я имею все основания считать отравленной, была в черепе убитого; вы можете видеть след ее; этот исписанный клочок бумаги лежал на столе, а рядом с ним этот довольно интересный предмет с каменным набалдашником.

– Все это только подтверждает мои предположения, – торжественно сказал толстый сыщик. – Дом полон индийских редкостей. Таддеуш принес эту вещь, и если заноза ядовита, Таддеуш мог точно так, как и всякий другой, воспользоваться ею для убийства. Бумага – не что иное, как фокус-покус, ширма для отвода глаз. Весь вопрос в том, как он вышел отсюда? А, конечно, в крыше есть отверстие!

С быстротой, удивительной при его полноте, он поднялся по ступеням и втиснулся на чердак. Немедленно вслед за тем мы услышали, как он с восторгом кричал, что нашел подъемную дверь.

– Он может сделать кое-что, – заметил Холмс, пожимая плечами, – у него бывают иногда проблески мысли. «II n’уа pas des sots si incommodes que ceux qui ont de I’esprit»^[5].

– Видите! – сказал Этелни Джонс, снова появляясь на лестнице, – факты-то лучше всяких теорий. Мой взгляд на дело нашел себе подтверждение. Оказывается, есть подъемная дверь, выходящая на крышу, и она не совсем прикрыта.

– Я открыл ее.

– О, в самом деле! Значит, вы заметили ее.

Казалось, это открытие неприятно подействовало на него.

– Ну, кто бы ни заметил эту дверь, во всяком случае, теперь видно, как ушел наш молодчик. Инспектор!

– Здесь, сэр! – ответил тот из коридора.

– Попросите мистера Шольто прийти сюда… Мистер Шольто, я должен предупредить вас, что все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Именем королевы я арестую вас, как замешанного в убийстве вашего брата.

– Ну вот. Не говорил ли я вам! – крикнул бедный человечек, всплескивая руками и смотря то на одного, то на другого из нас.

– Не тревожьтесь, мистер Шольто, – сказал Холмс. – Мне кажется, я могу поручиться, что сниму с вас это обвинение.

– Эй, не обещайте слишком многого, господин теоретик, не обещайте! – резко проговорил сыщик. – Это дело может оказаться гораздо труднее, чем вы ожидаете.

– Я не только сниму с него подозрение, мистер Джонс, но еще сделаю вам подарок, сказав фамилию и приметы одного из лиц, бывших вчера ночью в этой комнате. У меня есть все причины предполагать, что этого человека зовут Джонатан Смолль. Он плохо воспитанный, живой человек маленького роста, без правой ноги, на деревяшке, износившейся с внутренней стороны. На левой ноге у него грубый сапог с квадратным носком, с каблуком, обитым железом. Он человек средних лет, очень загорелый и бывший каторжник. Эти указания в соединении с фактом, что у него на ладони сильно содрана кожа, могут несколько помочь вам. Что касается другого…

– А! Другого? – проговорил Этелни Джонс насмешливым тоном, но я видел, что уверенность Холмса произвела на него сильное впечатление.

– Это довольно странная личность, – сказал Шерлок Холмс, поворачиваясь на каблуках. – Надеюсь, что мне довольно скоро удастся представить вам обоих. На одно слово, Ватсон.

Он вышел со мной на площадку лестницы.

– Этот неожиданный случай заставил нас забыть первоначальную причину нашей поездки, – сказал он.

– Я только что думал об этом, – ответил я. – Мисс Морстэн не следует оставаться в доме, где произошло такое страшное событие.

– Да. Вы должны проводить ее домой. Она живет с миссис Сесиль Форрестер, в Нижнем Кембервелле, так что это не очень далеко отсюда. Я подожду вас здесь, если хотите. Или, может быть, вы слишком устали?

– Нисколько. Мне кажется, я не успокоюсь, пока не узнаю что-нибудь об этом загадочном деле. Многое мне пришлось видеть в жизни, но даю вам слово, эти страшные сюрпризы, так быстро следующие друг за другом, сильно взволновали меня. Но мне бы все-таки хотелось посмотреть вместе с вами, как окончится это дело.

– Ваше присутствие будет очень полезно мне, – ответил Холмс. – Мы с вами займемся отдельно, а Джонс пускай придумывает себе, что угодно, и приходит в восторг от своих выдумок. Мне хочется, чтобы вы после того, как отвезете мисс Морстэн, заехали в дом № 3 в переулке Пинчин, на берегу у Ламбета. Третий дом справа принадлежит продавцу чучел по фамилии Шерман. Вы увидите в окне ласочку, держащую молодого кролика. Постучитесь к старику Шерману, кланяйтесь ему от меня и скажите, что мне нужен сейчас Тоби. Привезите Тоби с собой в кебе.

– Это, вероятно, собака?

– Да, странный ублюдок с удивительным чутьем. Помощь Тоби я предпочитаю всем сыщикам Лондона.

– Ну, так я привезу его, – сказал я. – Теперь час. Я должен вернуться до трех, если попадется свежая лошадь.

– А я посмотрю, нельзя ли узнать что-нибудь от миссис Бернстон и слуги-индуса, который, как говорил мне мистер Таддеуш, спит рядом на чердаке, – сказал Холмс. – Потом я стану изучать метод великого Джонса и выслушивать его не слишком деликатные сарказмы. “Wir sind gewӧhnt dass die Menschen verhohnen was sie nicht verstehen”^[6]. Гете всегда выразителен.