Все эти подробности я заметил позже. Сначала мое внимание целиком сосредоточилось на одной мрачной неподвижной фигуре, которая распростерлась на дощатом полу, устремив свой равнодушный, невидящий взгляд в полинявший потолок. Это был труп человека лет сорока трех или сорока четырех, среднего роста, широкоплечего, с черными курчавыми волосами и короткой щетинистой бородкой. Его костюм составляли сюртук из плотного сукна, жилетка, светлые брюки и безупречный воротничок с манжетами. Рядом, на полу, валялся начищенный до блеска цилиндр. Руки мертвого, сжатые в кулаки, были раскинуты в стороны, а ноги цеплялись одна за другую, что говорило об отчаянной борьбе со смертью. Его черты исказила гримаса ужаса, смешанного, как мне почудилось, с ненавистью, – такого выражения мне еще ни разу не доводилось наблюдать на человеческом лице. Эта жуткая, злобная мина в сочетании с низким лбом, коротким носом и выступающей нижней челюстью придавала мертвецу бросающееся в глаза сходство с крупной обезьяной, которое еще более усугублялось его неестественной позой. Я видел смерть в разных обличьях, но никогда еще она не казалась мне такой страшной, как в этой темной, прокопченной комнате близ одной из главных магистралей лондонских окраин.

Лестрейд, как всегда тощий и похожий на хорька, появился на пороге и приветствовал нас с Холмсом.

– Шумиха подымется изрядная, сэр, – заметил он. – Мне такие дела еще не попадались, а я ведь тертый калач.

– И никаких зацепок? – спросил Грегсон.

– Ни единой, – в тон ему отозвался Лестрейд.

Шерлок Холмс приблизился к телу и, став на колени, внимательно его осмотрел.

– Вы уверены, что ран нет? – спросил он, указывая на многочисленные пятна и брызги крови вокруг.

– Абсолютно! – воскликнули оба детектива.

– Тогда, очевидно, это кровь другого человека – предположительно убийцы, если здесь было совершено убийство. Это напоминает мне обстоятельства смерти Ван Янсена в Утрехте в тридцать четвертом году. Помните это дело, Грегсон?

– Нет, сэр.

– Почитайте о нем, не пожалеете. Нет ничего нового под солнцем! Все уже бывало прежде.

Пока он говорил, его ловкие пальцы так и летали над трупом, ощупывая, надавливая, расстегивая, изучая, тогда как в глазах у него застыло то самое отсутствующее выражение, которое я подмечал раньше. Осмотр был произведен настолько быстро, что посторонний легко мог бы усомниться в его тщательности. Под конец Холмс понюхал губы трупа и мельком взглянул на подошвы его лакированных туфель.

– Его совсем не перемещали? – спросил он.

– Разве что самую малость, во время осмотра.

– Можно отправлять в морг, – сказал Холмс. – Нам он больше не пригодится.

За дверью уже дожидались четверо полицейских с носилками. По команде Грегсона они вошли в комнату, забрали мертвеца и вынесли за порог. Когда они поднимали тело, что-то вдруг звякнуло, и по полу покатилось колечко. Лестрейд схватил его и вперился в него недоумевающим взором.

– Тут была женщина! – вскричал он. – Это женское обручальное кольцо.

Он протянул к нам ладонь с кольцом. Мы подошли ближе и принялись рассматривать найденную вещицу. Не было никаких сомнений в том, что когда-то этот тонкий ободок из чистого золота блестел на пальце невесты.

– Это усложняет дело, – сказал Грегсон. – А оно, видит Бог, и так достаточно сложное.

– Вы уверены, что не упрощает? – возразил Холмс. – Ну да что толку на него глазеть. Что вы нашли у мертвого в карманах?

– Все здесь, – ответил Грегсон, указывая на кучку предметов на одной из нижних ступеней лестницы. – Золотые часы номер 97163 производства «Барро», Лондон. Цепочка для часов, тоже золотая, очень прочная и массивная. Золотой перстень с масонской эмблемой. Золотая булавка – голова бульдога с рубинами вместо глаз. Кожаная визитница с карточками на имя Инока Дж. Дреббера из Кливленда, что соответствует инициалам на белье – И. Дж. Д. Кошелька нет, но деньги имеются, на общую сумму семь фунтов тринадцать шиллингов. Карманное издание «Декамерона» Боккаччо с именем «Джозеф Стенджерсон» на форзаце. Два письма – одно адресовано И. Дж. Дребберу, второе все тому же Джозефу Стенджерсону.

– На какой адрес?

– Американская биржа на Стренде, до востребования. Оба отправлены Гуйонской пароходной компанией и оба содержат расписание отхода ее судов из Ливерпуля. Ясно, что этот несчастный собирался возвращаться в Нью-Йорк.

– Вы навели справки об этом Стенджерсоне?

– Сразу же, сэр, – ответил Грегсон. – Я велел дать объявления во все газеты, а один из моих людей отправился на Американскую биржу, но еще не вернулся.

– В Кливленд сообщили?

– Телеграммой, нынче утром.

– В каких словах?

– Просто описали ситуацию и сказали, что будем благодарны за любые полезные сведения.

– Вы не интересовались подробностями, которые показались вам особенно важными?

– Я спросил о Стенджерсоне.

– И только? Разве в этом деле нет обстоятельства, от которого зависит все остальное? Вы не думаете послать еще одну телеграмму?

– Я написал все, что считал нужным, – с обидой в голосе ответил Грегсон.

Шерлок Холмс усмехнулся себе под нос и хотел было отпустить какое-то замечание, но вдруг из столовой – наш разговор происходил в коридоре – показался Лестрейд, потирающий руки с видом глубочайшего довольства собой.

– Мистер Грегсон, – сказал он, – я только что сделал открытие исключительной важности, которое так и оста лось бы для нас тайной, если бы я не решил как можно тщательнее осмотреть стены.

Глаза маленького человечка сверкали – очевидно, ему было трудно сдерживать ликование, вызванное тем, что он обставил своего коллегу на одно очко.

– Подите-ка сюда, – позвал он, торопливо возвращаясь в комнату, где стало гораздо легче дышать после отбытия ее страшного обитателя. – Смотрите!

Он чиркнул о ботинок спичкой и поднес ее к стене.

– Как вам это нравится? – с триумфом вопросил он.

Я уже говорил, что обои в комнате частично отклеились от стен. В углу оторвался большой кусок, открыв желтый квадрат грубой штукатурки. На этой голой поверхности было нацарапано кроваво-красными буквами одно-единственное слово:

RACHE

– Ну, что скажете? – воскликнул сыщик, словно конферансье после эффектного номера. – Этого никто не заметил, потому что угол здесь темный и никому не пришло в голову сюда заглянуть. Убийца написал это своей собственной кровью. Видите, вот тут она стекла струйкой по стене? Во всяком случае, версия самоубийства теперь исключается. А почему был выбран именно этот угол? Я вам скажу. На каминной полке стоит свеча. Тогда она горела, а если ее зажечь, этот угол сразу превратится из самого темного в самый светлый.

– И что же означает эта ваша надпись? – с легким пренебрежением в голосе спросил Грегсон.

– Что она означает? Ясно как день, что убийца хотел – ну или хотела, если это была она, – написать женское имя «Рэчел», но кто-то его спугнул. Попомните мои слова: когда мы разгадаем эту тайну, вы увидите, что в ней замешана женщина по имени Рэчел. Смейтесь, смейтесь, мистер Шерлок Холмс. Конечно, ума вам не занимать, но в конечном счете и вы признаете, что у старой ищейки не грех кое-чему поучиться.

– Простите великодушно! – сказал мой компаньон, чей бестактный смех вывел из себя маленького человечка. – Действительно, вы первым из нас обнаружили эту улику, за что вам честь и хвала, и я совершенно согласен с вами в том, что она оставлена вторым участником ночной тра гедии. Я еще не успел как следует осмотреть комнату и с вашего позволения займусь этим сейчас.

С этими словами он выудил из кармана рулетку и большую лупу. Вооруженный таким образом, он неслышно двинулся в обход комнаты, кое-где останавливаясь, порой опускаясь на колени, а однажды и вовсе улегшись плашмя на пол. Его так поглотило это занятие, что он, похоже, совсем забыл о нашем присутствии, ибо все время бормотал что-то себе под нос, не давая иссякнуть тонкому ручейку восклицаний, огорченных вздохов, посвистываний и тихих возгласов, в которых слышались ободрение и надежда. Своим поведением он живо напомнил мне чистопородную, хорошо выдрессированную гончую на лисьей охоте – то, как она рыщет туда и сюда по лесу, повизгивая от нетерпения, покуда вновь не нападет на потерянный след. Минут двадцать, если не больше, он продолжал свои исследования, вымеряя с величайшей тщательностью расстояние между совершенно невидимыми для меня следами, а иногда прикладывая свою рулетку к стене, где я тоже не замечал ровно ничего достойного внимания. В одном месте он аккуратно собрал с половицы щепотку серой пыли и положил ее в конверт. Наконец он внимательно изучил надпись на стене, очень пристально рассмотрев в лупу каждую букву. Покончив с этим, он с удовлетворенным кивком убрал лупу и рулетку обратно в карман.

– Говорят, что гений – это бесконечное трудолюбие, – обронил он с улыбкой. – Определение не слишком удачное, но к работе детектива подходит как нельзя лучше.

Грегсон и Лестрейд наблюдали за манипуляциями своего штатского коллеги с немалым любопытством и долей презрения. Они явно были не в силах понять то, что уже начал понимать я, – что самые незначительные действия Шерлока Холмса направлены на достижение какой-то вполне конкретной практической цели.

– Так что же, сэр? – спросили оба.

– С моей стороны было бы чересчур самонадеянно лезть к вам со своей помощью, – откликнулся мой друг. – Вы так хорошо справляетесь, что лавры за раскрытие этого дела не должны достаться постороннему. – В его голосе звучал неприкрытый сарказм. – Если вы дадите мне знать, как идет расследование, – продолжал он, – я буду рад помочь чем смогу. А пока я хотел бы переговорить с констеблем, который нашел тело. Вы не назовете мне его имя и адрес?

Лестрейд заглянул в блокнот.

– Джон Ранс, – сказал он. – Сегодня у него выходной. Вы найдете его на Кеннингтон-Парк-Гейт, Одли-Корт, дом сорок шесть.

Холмс записал адрес.

– Пойдемте, доктор, – сказал он, – попробуем его отыскать. Я сообщу вам кое-какие мелочи, которые могут пригодиться в работе над делом, – продолжал он, обернувшись к двум сыщикам. – Это убийство, и убийца – мужчина во цвете лет. Он высок – больше шести футов, хотя ноги у него довольно маленькие для такого роста. Ночью на нем были грубые сапоги с квадратными носами, и он курил тричинопольскую сигару^[3]. Приехал он сюда вместе с жертвой в четырехколесном кебе, запряженном лошадью с тремя старыми подковами и одной новой, на правой передней ноге. По всей вероятности, у преступника красное лицо и нестриженые ногти на правой руке. Это лишь несколько деталей, но они могут сыграть свою роль.

Лестрейд и Грегсон переглянулись с недоверчивыми улыбками.

– Если этого человека убили, то каким способом? – спросил первый.

– Яд, – бросил Шерлок Холмс и зашагал прочь. – И еще одно, Лестрейд, – добавил он, обернувшись на пороге. – «Rache» по-немецки «месть», так что не теряйте времени на поиски мисс Рэчел.

Выпустив эту парфянскую стрелу, он ушел, а два соперника смотрели ему вслед, разинув рты.