Досадуя, что меня опять никто не понимает я привязал лошадь к дереву у Маринкиной парадной и пошёл на второй этаж. На мои звонки долго никто не реагировал. Потом за дверью послышалось еле слышное шуршанье.
–– Ты что не открываешь!? Спишь!?
Наконец дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель показался её нос. Маринка испуганно моргала.
–– Это ты мой бедный художник?
–– А ты думала сосед?
Она моргнула ещё пару раз.
–– Я думала цыган. Ты один?
–– Нет. С подругой.
–– Я её знаю?
–– Вряд ли. Недавно познакомился.
–– Ну, пусть зайдёт. – Она повернула в глубь квартиры.
Почесав в затылке, я не знал, как поступить.
–– Ладно. Пойдем, я вас представлю.
–– Подожди. Дай переодеться.
–– Не надо. Она сама одета кое-как.
Марина Полякова была высокой, худощавой женщиной. Короткая стрижка, шатенка с сединой, светло-голубые глаза и крупные губы несколько необычной формы. Кутаясь зачем-то в тёплую кофточку, она осторожно прикрыла дверь квартиры и на цыпочках будто боясь кого-то разбудить, спустилась за мной во двор.
Кобыла мирно паслась, пощипывая мягкими губами листочки дикого жасмина.
–– Где подруга?
Маринка крутила головой в поиске женщины.
–– Знакомься! Дора!
Я ткнул пальцем в кобылу. От изумления глаза её стали круглыми.
–– Ты с ума сошёл! Зачем тебе этот конь?
–– Это не конь моя радость. Это кобыла. И приехали мы к тебе выпить.
–– Она что тоже пьёт?
–– Нет. Но она хочет присутствовать.
Минут через десять мы сидели во дворе и пили вино. Дора продолжала спокойно ужинать кустарником, а мы болтать.
Вернулся я на Невский проспект только пол первого ночи. Отдать животное мне было некому. Все ушли. А я, ругая себя нецензурной бранью развернулся и поехал к Маринке вновь. У цирка на Фонтанке я познакомился с таким же беспокойным мужиком, как и я. Звали его Эдик. До восьмой Советской он вёл Дору под уздцы, постоянно заглядывая ей в пасть. Видимо очень хотел есть. Она хоть и шевелила своими большими тёплыми губами, но поживиться Эдик так и не смог. Нечем было. Проводив меня до Суворовского он как появился, так и исчез, скрывшись в тёмном подъезде, а я с кобылой поехал дальше.
«Доскакали» мы к дому только в два часа ночи. Я поднялся наверх, разбудил Марину, и мы спустились во двор.
–– Что ты собираешься с ней делать?
Вопрос был резонным. Ничего не говоря, я подошел к Доре.
–– Марин! Давай поднимем её в квартиру.
Шкура у Доры была шелковистой, и мне стало её просто жаль.
–– Ты точно ненормальный! Что соседи скажут?
Она была пьяна, а в голосе дрожала неуверенность и желание помочь. Осторожно подойдя к лошади Полякова потрепала её по гриве и молча начала отвязывать Дору от дерева. Та, мотая и тряся головой тянулась губами к кустарнику.
Я взял у Маринки поводья и повёл кобылу к парадной. К моему удивлению животное наотрез отказалась идти в дом.
–– Ну, милая давай! Иди! Не упрямься!
Но та, наклонив голову стояла, не желая даже шевельнуться.
–– Марина принеси ей какой нибудь куст. Может она сиренью соблазнится?
И действительно, за поломанным веником Дора пошла, смешно вытянув губы вперёд. Поднималось по лестнице это милое копытное неуверенно. Как пьяный мужик после получки, шатаясь и фыркая. Сказывалось отсутствие опыта. С трудом достигнув второго этажа Дора встала как вкопанная. Ни за сиренью, ни за китайской яблонею идти она не желала. Добрых пол часа мы по очереди и хором пытались объяснить этой дуре, что в квартире ей будет значительно лучше, чем на улице. После долгих размышлений покрутив здоровой башкой она видно пришла к выводу, что внутри ей действительно будет не дурно и сделала первый шаг. Мы провели её во вторую комнату. Там находилась моя импровизированная мастерская. Здесь были бумага, холсты, кисти и прочий хлам, который можно увидеть, побывав в гостях у художника. Понюхав воздух она громко заржала и подняв хвост начала срать прямо на пол. Маринка, взвизгнув как маленький поросёнок бросилась вон из комнаты. Через двадцать секунд она появилась на пороге волоча за собой здоровый эмалированный таз. Я стоял как парализованный. До меня смысл происходящего стал доходить с некоторым запозданием. Присев на венский стул стоящий в углу комнаты, я лихорадочно думал как мне быть дальше. Тем временем, четвероногое создание едва прекратив крупную акцию решило развлечь нас действием поскромней и пока моя подруга стоя на коленях детским совочком убирала помёт оно чуть согнув задние ноги в суставах стало поливать паркет мощной струёй. Отскакивая от пола брызги, обрушились на свёрнутый в рулон госзнаковский ватман двухметровой ширины и пачку классного «Торшона».
–– Ах ты скотина безмозглая, сука безрогая! Ты что же делаешь!? Я схватил стоявшую рядом деревянную швабру и хотел дать этой заразе по хребту, но задел висевшую под потолком люстру. Звон разбитого стекла и мои неадекватные действия напугали тварь и она, шарахнувшись в сторону опрокинула мою незаконченную работу.
–– Стоп!
Заорал я, и повернулся к Маринке.
–– Пойдём отсюда. Пусть успокоится. Большей подлости она уже не сделает.
–– Ей бы воды надо.
–– Слушай! Никак у тебя жалость проявилась?!
Полякова стояла посреди комнаты прямо у лошадиного хвоста. В одной руке у неё был детский совок, а в другой голландский флейц. Её лицо выражало растерянность и какую-то неизвестную для меня решимость.
–– Ладно, принеси ей попить, а я за бутылкой схожу и травы нарву.
По пути за спиртным я прикинул все последствия и возможные варианты выхода из создавшейся ситуации. Первое о чём я подумал ещё раньше, что избавиться от Доры выгнав её на улицу, я просто не мог. Мне жаль. Это было бесчеловечно и грозило большими неприятностями со стороны её хозяев. Ну и второе тоже не маловажное. Как мне дожить до утра с этой скотиной не провоцируя её на новые разрушительные действия. Лучше её оставить до утра одну, заперев в комнате. Ну а там видно будет. Как нибудь спустим. Умудрились же мы поднять её наверх.
Когда я вернулся, Марина уже всё привела в порядок. Кобыла спокойно стояла в углу комнаты и кося на меня взгляд своих тёмных, больших глаз меланхолично жевала пучок травы. Полякова подметала последние осколки. Было четыре часа ночи.
Я чертовски устал, хотел спать, а внутри где-то на уровне подсознания меня мучило чувство вины и перед Маринкой и перед этим в сущности беспомощным созданием. Любой придурок вроде меня, мог безнаказанно глумиться над бедным животным заставлять его делать то, что ему противоестественно. Ездить на нём верхом. Бить когда оно не подчиняется и вытворять чёрте знает что. Как будто это в действительности милое животное создано богом исключительно для издевательств.
Мы вышли из комнаты и не выключив свет предусмотрительно закрыли дверь на ключ. Не успев пригубить вина, Маринка поднесла палец к губам.
–– Слышишь?
Да, я слышал. Какие-то постукивания, а потом противный звук протаскиваемой металлической посудины и падения вероятно большого предмета.
–– Что это? Вроде таз.
–– Нет! Таз был вначале, сейчас мольберт грохнулся. Ну конечно он! Говорил я тебе, что надо новый купить! Неустойчивый этот!
Ругнувшись, я встал. Полякова сидела на матрасе от дивана брошенном прямо на пол, поджав ноги и плотно сдвинув в коленках. Она смотрела на меня и чуть не плакала. Губы её дрожали.
–– Сиди здесь.
Я вышел в коридор и тут же упал, задев ногой картонную коробку. На ощупь, открыв дверь в «мастерскую» я вторично чуть не брякнулся, споткнувшись о валявшийся около двери мольберт. Дора спокойно смотрела в мою сторону и жевала холст. Видимо ей пришелся по вкусу состав грунта. В полном расстройстве я вышел из комнаты, забыв закрыть дверь. Сел рядом с Мариной, сделал маленький глоток и обнял её плечё. Оно было тёплое и трепетало под моей рукой. Потом погладил её густые с проседью волосы и поцеловал в щёку.
–– Маришь, почему ты так пьёшь? Мы долго вместе. Скажи.
Она прижалась к моим губам, и некоторое время молча перебирала в тонких пальцах искрящиеся грани стакана.
–– Всё началось просто. Мне нравилось ходить в пивной бар и наблюдать, как люди на моих глазах превращаются в совсем других существ. Из умных в идиотов, из добрых в злых, из молчаливых в крикливых. Как просыпается похоть на дне их зрачков. Я любила наблюдать за их падением происходящим на моих глазах.
Она вздохнула и сделала маленький глоток вина.
–– Кажется, я сама свалилась в эту пропасть. Увлеклась.
Я обнял её и вдохнув слабый запах вина крепко поцеловал в податливые губы.
–– Мне кажется ты выберешься. Ты умная.
Она легко высвободилась из моих объятий.
–– Никакая я не умная. Глупая, я.
И громко рассмеявшись, залпом выпила остатки вина.
Мы больше не говорили на эту тему. Выпили ещё бутылку вина, а Дора постаралась изгадить и порвать всю бумагу, которая у меня была в соседней комнате. Мы были пьяны. А она, не видя помех, вышла в коридор и стащила с вешалки всю одежду которая там висела. После этого существенных потерь мы не понесли. Может быть она кое-что сообразила, а может ей ничего больше не понравилось. Вот только спать она так и не дала. Всю ночь Дора топала подкованными копытами по паркету, нарушая покой спящего дома.
Второе действие этого спектакля началось в девять утра, когда мы решили вывести её на улицу. С трудом вытянув Дору из комнаты, я при помощи всяческих ухищрений уговорил её подойти к входной двери. Громадных усилий стоило вытащить её из квартиры. Видимо тепло, уют и бесплатная кормёжка ей понравились настолько, что она упиралась всеми четырьмя копытами, не желая покидать гостеприимный дом. На этом фортуна упорхнула от нас в неизвестном направлении. Я с Маринкой остался один на один с этой осёлоподобной лошадью.
Покрутившись у толстого зада и получив по морде хвостом я зашёл в квартиру и увидел телефон. Я смотрел на него тупыми глазами, не зная кому звонить и спросить, что надо делать в вашем случае.
В дверном проёме показалось Маринкино лицо.
–– Позвони ноль один.
–– Зачем?
–– Ты что совсем глупый? Они-то уж точно знают как быть. У них там лестницы всякие, верёвки.
Ещё раз с недоверием взглянув на аппарат, я пришёл к выводу что её совет не лишён смысла и набрал номер пожарных. Через несколько мгновений ответил полный юношеского задора приятный голос.
–– Пожарная служба ноль один слушает. Что там у вас горит?
Ему видно надоело сидеть, и он жаждал приключений.
–– Ничего не горит. Помогите лошадь спустить.
–– Какую лошадь?
–– Нормальную. Большую и живую. Мы её подняли на второй этаж переночевать, а спустить не можем. Выручайте!
Несколько секунд трубка молчала, а потом разразилась троекратным матом.
–– Вы чего там совсем перепились. Идиоты! Всё шутите!?
Пожарник сделал отбой, а я посмотрел на Полякову. Она стояла рядом и таращила на меня серо-голубые глаза.
–– Ну как? Приедут?
–– Как же! Приедут! На хрен послали!
–– Как?
–– Очень просто! И очень по-русски!
-– Только через час нам повезло. По лестнице спускался молодой парень с бидоном в руке.
–– Во! Сплю ли, я!?
У него были коротенькие руки, большая стриженая голова с коротким ёжиком волос и удивительно круглые торчащие в разные стороны уши. Доброе лицо усеянное веснушками лучилось похмельным весельем. Он удивлённо улыбался.
–– Нет к сожалению.
Произнёс я тусклым голосом.
–– Я сам хочу заснуть, но никак!
Критически осмотрев место трагедии, он осторожно потрогал указательным пальцем Дору и глубокомысленно произнёс.
–– М-да! Лошадь!
–– Мы и сами знаем, что не осёл. Вот только спустить не можем. Ты как, не в курсе?
–– В курсе чего? Как спускать?
–– Ну да. Я бьюсь с ней целый час и бесполезно.
Парень посмотрел на бидон потом на Дору и опять на бидон.
–– Я вообще-то за пивом как бы. Башка трещит. Вот если позже?!
–– Может и нам принесёшь?
Я взглянул на Марину. Ей было грустно.
–– Маришь, принеси-ка бидончик.
Она ушла, а парень вдруг вспомнил, что где-то читал или слышал, что надо делать в подобных случаях.
–– Размажьте её помёт по лестнице до самого низа и она сама пойдёт. Я уверен!
Убеждал он меня.
–– Точно пойдёт! Ты попробуй, всё равно ничего не теряешь!
Я действительно ничего не терял, а в случае успеха проблема решалась сама собой.
Вышла Марина, держа в одной руке бидон, а в другой деньги.
–– Возьми и купи какой нибудь рыбки, лучше копчёной.
Его лысина скрылась из вида и я оживился.
–– Марин! Гавно ещё осталось?
–– Это ещё зачем?
–– Надо.
–– Его там навалом.
–– Тащи сколько есть!
Она опять ушла и через пять минут появилась, держа перед собой эмалированный таз полный лошадиного помёта.
–– Ставь сюда!
Я по-хозяйски распоряжался,
О проекте
О подписке