Потом немцы опять в атаку пошли. Пулеметчика и наводчика ранило, их в тыл отправили. Командир роты за пулемет лег, пострелял немного, и его тоже ранило. А впереди большой валун, немцы сбоку от валуна. Я тогда беру пулемет – и к этому валуну. Немецкий расчет положил, потом меня у пулемета сменили. Рядом сарай стоял, я там НП сделал. Стою, наблюдаю, и в это время подбросило руку. Гляжу – кровь. Санпакетов уже нет, израсходовали. Рядом борона была привязана, так ребята кусок веревки отрезали, руку мне перетянули, и я пошел в медпункт полка. Прихожу, рука вздулась, но вскоре медицинский самолет прибыл, и меня отправили в Гагаринское имение, в армейский госпиталь. Привезли, врачи говорят: «Тебе наркоз или спирт?» – «Спирт». Они мне кружку налили, и я с катушек. Мне пулю вырезали, перебинтовали. Я в себя прихожу, на руке уже повязка, и: «Все, товарищ дорогой, иди в роту».

Прибыл в роту. Стали отступать. Мы вышли к реке Царевич. И в междуречье Царевича и Оби мы целый месяц воевали, правда, там уже не роты были, а отдельные группы солдат. То немцы нас подожмут, то мы их…

Потом у нас убило связиста. А надо же наблюдать, что впереди творится, и докладывать. Я командиру группы говорю: «Давай мне шесть солдат. Мы вперед пойдем и будем передавать, что видим». Пошли. Метров на 200 отошли, а немцы успели мину поставить, мы и подорвались… Кто впереди шел, тех насмерть, а мне осколки в шею и лопатку попали. В санитарном эшелоне меня отправили в Саранск, в госпиталь. Там я лечился до декабря 1941 года, а по излечении меня направили в распоряжение политуправления Московского военного округа, оно тогда было в Горьком.

Прибыл в отдел кадров. Мне говорят: «Формируется маршевая рота. Пойдешь на фронт». – «Есть!»

Я развернулся, уже взялся за ручку двери и тут слышу: «Подожди. Ты уже и ранен был?» – «Даже три раза». – «Мы тебя направим в роту охраны штаба Московского военного округа. Эта рота только формируется, командир уже назначен, вы будете у него заместителем». Я, когда это услышал, так обрадовался… Навоевался…

Прибыл в роту, стали с капитаном ее формировать, а когда сформировали, меня в штаб вызвали и говорят: «Заместителем на роту постарше тебя пойдет, а тебя мы направим на курсы младших лейтенантов, помощником по комсомолу политотдела этих курсов».

Прибыл на курсы, они сперва в районе ВДНХ находились. Потом мы переехали в Кузьминки, в здание ветеринарной академии, которая была эвакуирована в Ташкент. До 1944 года служил там, женился (я, когда в госпитале лежал, познакомился с медсестрой, которая за мной ухаживала, потом в Москву ее привез).

В 1944 году меня вызвали в ГлавПУР, к секретарю ЦК Щербакову, хотели направить в Уральский военный округ помощником начальника политуправления. Я как это услышал, говорю: «Товарищ генерал-лейтенант, не хочу в тыл, не поеду. Направляйте в полк комсоргом полка!»

Щербаков засмеялся, говорит помощнику: «Что у нас формируется на фронт?» – «В Подольске формируется управление корпуса. Корпус идет в состав 1-го Белорусского фронта». – «Пойдешь помощником по комсомолу этого корпуса?» – «Раз на фронт – с удовольствием».

В Подольске сформировали управление корпуса и нас направили в Новозыбково, там в корпус стали приходить части – три дивизии, батальон связи, разведбатальон и прочее. Корпусом командовал Павел Федорович Батицкий. С этим корпусом воевал на 1-м Белорусском, потом на 3-м Белорусском, брал Кенигсберг. После Кенигсберга нас направили на 1-й Украинский фронт, брали Берлин, потом нас в Чехословакию направили. Войну окончил 13 мая.

– Спасибо, Василий Сергеевич. Еще несколько вопросов. Когда вас призвали в 1937 году, вы курс молодого бойца прошли?

Ничего не прошел. Меня призвали, записали в территориальный полк, и все. Никакой службы не было.

– В 1939 году в подготовку входила стрельба из пулемета с закрытых позиций?

Не входила, это уже после учили. Стрельбой с закрытых позиций хорошо наш командир роты владел. Он такую подготовку имел, что мог не одним, а, допустим, тремя пулеметами с одной точки управлять. Но это все теория была, на практике каждый взвод был придан к роте стрелкового батальона.

– Когда вы шли на передовую, присутствовала служба регулировки движения?

Нет. В первый период войны вообще никаких дорог не было, мы шли по пузо в снегу. А уж потом, когда война закончилась, дороги были, но регулировщиков я не видел.

– Глубина снега какая была?

Метра полтора.

– Когда пошли в наступление, бронещитки взяли или оставили на позициях?

Оставили. С бронещитками тяжело идти было. Они сами тяжелые, да еще полтора метра снега.

– В наступлении командиры рот где были?

Командир роты пулеметчиков двигался вместе со штабом батальона, он должен был командовать ротой, а рота была придана батальону, по пулеметному взводу на пехотную роту.

– А командиры стрелковых рот? Они где шли? Впереди?

Такого, чтобы шли впереди, – не видел.

– За командирами финны охотились?

Конечно. Они же в белых овчинных полушубках были, от нас отличались, и «кукушки» за ними охотились.

«Кукушки» сильно мешали?

Первое время да. А потом мы что стали делать – впереди идет взвод разведки и обстреливает верхушки деревьев. Прежде чем войти в рощу, мы по ней огонь вели и только потом шли вперед.

– Бывало такое, что финские минометчики охотились за пулеметчиками?

Конечно. Еще финны за санитарами охотились. Бывало, ночью с нейтральной полосы мы слышим: «Санитары, помогите». Финны это учли, стали сами на нейтралку выходить, звать санитаров. Те идут, а финны их хоп…

– Потери в расчете были большие?

Да. У меня весь расчет сменился. Последним Королев был ранен, когда мы уже на Пуннусйоки отбивались. Мы с ним тогда вдвоем остались, он был ранен в ногу и шею, раненым мне патроны подносил. Я его кое-как перевязал, а утром его в тыл отправили, и я с ним только через 30 лет встретился.

– В полку потери большие были?

Большие потери только в первой атаке были. А потом, когда вышли к реке Вуокса, на том берегу доты были, так наши столько артиллерии поставили, что шагнуть негде было. Там даже 203-мм орудия прямой наводкой били. Вообще, артиллерия нас хорошо поддерживала.

– А как вообще с дотами боролись?

Стали формировать группы по уничтожению дотов, в которые входили пехотинцы, пулеметный расчет, саперы с толовыми шашками. Группа примерно восемнадцать человек. Пулеметчики обеспечивали прикрытие на случай, если финны обнаружат и начнут атаковать. А саперы обкладывали этот дот и подрывали его.

– Василий Сергеевич, вы сказали, что вас хорошо поддерживала артиллерия, а авиация поддержку оказывала?

Да. Вообще, когда стал руководить Тимошенко – совершенно другое дело было. Мерецков сперва неправильно направление выбрал, севернее Карельского перешейка, и там их побили. Потом его и на Карельском прищучили. А когда Тимошенко пришел – все изменилось. Были сделаны дороги, налажена дисциплина. Офицеров пропустили через специальные полигончики.

– Как «максим» работал на морозе?

Плохо. У финнов немецкие МГ-34 были и немецкие минометы. Они сперва с Англией были, а потом отошли от англичан, переключились на Гитлера. Так у них нет такого охлаждения, как у «максима». У нас кожух заполняется водой или антифризом, глицериновой смесью, а если жидкость вытечет – пули падают в 5 метрах от пулемета. Это первое. Второе – очень густая смазка и гарь, в результате ствол очень туго ходил. Если командир расчета не заметит и не устранит это – все, пулемет не стреляет. Так мы через старшину просили, чтобы он нам не водку, а бензин давал, чтобы гарь устранять и смазку разбавлять.

– Василий Сергеевич, вы сказали, что офицеры были в белых полушубках, а как вы одеты были?

Хорошо. Два комплекта обмундирования. Летнее обмундирование, на него зимнее, брюки ватные, теплая фланелевая рубашка, шапка-ушанка, рукавицы, белые маскхалаты. Правда, маскхалаты не очень удобные были, комбинезоны. Мы-то, пулеметчики, в них в атаку не бегали, мы только поддерживали, а пехотинцам он немножко мешал. В Отечественную войну это учли, и там раздельные маскхалаты появились.

– Как обустраивали быт, где жили?

Раскапывали снег, у нас были небольшие плащ-палатки, так мы этой накидкой ямку накрывали и в этой норе отдыхали. Ставили наблюдателя и зарывались в снег.

– Пополнение в роту приходило?

Конечно. В Финляндии у нас много башкир было. Они такие вояки! Их ничем не выкуришь из-за пулемета! Водку не пьет, сало не ест, им только чай давай! Так мы сало забирали, а им сахар давали. В Великую Отечественную у меня в основном были московские и смоленские ребята.

– Смертные медальоны выдавали?

Всем выдавали. Но некоторые не заполняли, считали: заполнишь – тебя убьют.

– Как хоронили погибших бойцов?

В каждом полку были похоронные команды, в них в том числе и музвзвод входил. Земля мерзлая была, так ее рвали, делали могилы и хоронили.

«За Сталина!» кричали?

Это смешная история была. После войны на Карельский перешеек стали прибывать экскурсанты, и один капитан рассказывал, как штурмовали доты. И вот однажды журналистка задала этому капитану вопрос: «Товарищ капитан, что вы кричали, когда шли в атаку?» – «Мы кричали «К е… матери!» Все упали.

– Действительно так кричали?

Кричали, а как же. Не все же кричали: «Вперед За Сталина!»

– Ваше отношение к финской войне?

Его очень точно описал Сталин на апрельском совещании командного состава. Шапкозакидательство – это уже не война. Вы решили взять на ура – на ура не возьмешь, надо современной тактикой, чтобы хорошо работала разведка, артиллерия. Не жалеть снаряды, а жалеть личный состав. Война показала, что офицерский состав не готов к войне, армия не готова.

– Василий Сергеевич, в начале Великой Отечественной войны вы были политруком роты. Вам приходилось объяснять, почему мы отступаем?

Некогда объяснять было. Другой раз сам политрук за пулеметом лежал. Прежде всего доводили информацию, какая на сегодня задача перед ротой, батальоном, полком. Проводили политинформацию.

– Какое было настроение у солдат?

Надо защищаться. Пример показывали офицеры. Но были случаи дезертирства. Один раз устали на марше, легли на лесной поляне, заснули, даже наблюдатели заснули. Встаем – двух человек нет. Это смоленские места, смоленских мужиков взяли в роту, а они убежали домой.

– Как в первый период войны проходило отступление?

Это такая трагедия была… Ничего не понятно, хаос. Из бегущих, отставших солдат группы офицеров сколачивали подразделения, организовывали их. Атаку отобьем – ночью марш. Днем опять атаку отобьем – опять марш. Жутко выматывало.

А эти гады, они ж листовки с фотографией сына Сталина бросали, агитировали: «Сдавайтесь в плен, будете жить как положено».

Но комиссаров в плен не брали. У меня шансов не было. Мне надо было или – или.

– Спасибо, Василий Сергеевич.