Я немедленно освоил BASIC и начал писать программы – сразу понял, что это мое, то самое, чем я сильнее всего хочу заниматься. Программирование в целом – не самое простое занятие, но мне оно давалось легко, наверное, из-за алгоритмического склада ума. Это очень круто: ты воплощаешь в коде то, что задумал, и компьютер послушно выполняет задуманное, будь то простая текстовая игра или сложные математические расчеты, которые невозможно провести иначе. Программирование, как и дизайн, проектирование и многие другие IT-профессии – это невероятно творческая работа, результаты которой видны очень наглядно, и ими могут пользоваться тысячи, миллионы людей по всему миру. Иногда это похоже на чудо. Вообще, по моему убеждению, вся IT-сфера, интернет – одно из самых больших чудес за всю историю человечества.

После школы я поступил в Рижский Краснознаменный институт гражданской авиации, или РКИИГА, на факультет автоматики и вычислительной техники. Находился он в Риге, столице Латвии, на берегу Балтийского моря. В годы позднего СССР это был культовый вуз для айтишников: он славился высоким качеством обучения и готовил будущих программистов. Несмотря на высокий конкурс, меня зачислили сразу после первого же экзамена по математике – сказалась подготовка в физматшколе.

Пасмурная, ухоженная, старинная Рига после солнечного и пыльного Якутска казалась заграницей. Зайдя в первый раз в магазин, я увидел в залитых светом витринах сыры, сметану, творог множества разных сортов! (К тому моменту жители Якутска уже и забыли, как выглядит сыр.) Было полно других продуктов. Впервые в жизни, в 17 лет, я увидел йогурт! В якутских магазинах тогда можно было свободно купить только банки с килькой в томате, за остальным приходилось стоять в очередях. За сметаной и колбасой, несмотря на 40–50-градусные морозы, очереди выстраивались с 5 утра, и в них разворачивались битвы. Люди дрались как на ринге ММА, защищая свое место в очереди. Как ни крути, социализм или коммунизм, несмотря на внешнюю привлекательность идеи, не соответствуют эгоцентричной природе человека. Они оказались менее эффективными, чем далеко не идеальные системы, основанные на конкуренции и потребительском обществе. Проведенный 70-летний a/b тест (если можно так выразиться) это наглядно показал.

Когда я приехал в конце лета в Ригу, весь город был в афишах предстоящих концертов группы «Кино». И как нас потрясла новость о смерти Виктора Цоя в ДТП недалеко от Риги, под Тукумсом! Мы, студенты со всех концов страны, несколько дней молча лежали на кроватях в общаге, без конца слушая «Кино». «И если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день…»

В институте, кроме студентов из Советского Союза, училось много иностранцев. Было забавно смотреть на озябших темнокожих уроженцев жарких стран Африки или Азии, когда они в авиационных бушлатах, обмотанных шарфами, и ушанках, завязанных на затылке, брели по заледенелым рижским улицам, пробиваясь через снегопад. Когда я уезжал, то обменял свой бушлат на гитару у какого-то пакистанца или индийца. А летный китель с фуражкой у меня до сих пор сохранились. Я, кстати, с их помощью иногда проверяю свою физическую форму: считаю, что должен в них поместиться, как в те времена.

Зимой Латвия и вся Прибалтика забурлили, готовясь мирно или не мирно выйти из состава СССР. Баррикады в старом городе рядом с древним Домским собором, люди вокруг костров, разведенных на брусчатке, длинные тени от фигур на стенах окружающих зданий на фоне огня, военные вертолеты с пулеметами, летающие над городом… И так не самое доброжелательное отношение местных к нам, студентам из «страны-оккупанта», еще больше ухудшилось. Интересно, что сейчас в Латвии или Эстонии уже не видно и следа национализма. Отношение доброжелательное или, как минимум, нейтральное – теперь мы не оккупанты, а туристы.

Через год, на втором курсе, после объявления независимости страны, нам перестали платить стипендии. Помню, как мы питались весь день сухими бульонными кубиками или устраивали ловушку для голубей на подоконнике комнаты в общежитии, чтобы их поймать, зажарить и съесть. Попытки были безуспешны: голуби начала 90-х на территории стран бывшего СССР, видимо, хорошо понимали, что представляют собой лакомый объект, и соблюдали предельную осторожность.

Чтобы как-то выжить, я впервые попробовал заняться коммерцией: купил пару блоков сигарет, вышел вечером на главную улицу Риги и стал их продавать. Ко мне подошли фарцевавшие в квартале от меня люди и сказали, что это их территория и чтобы я немедленно убирался. После моего категорического отказа тут же приехала милицейская машина и доставила меня в ближайший участок, где у меня конфисковали все сигареты и пообещали в следующий раз сообщить в институт, после чего последовало бы немедленное отчисление. На этом моя первая попытка заняться бизнесом завершилась.

Тем временем в России команда Ельцина объявила либерализацию цен, инфляция полезла вверх, быстро приняла трехзначные значения, и мои близкие, больная мама и старая бабушка остались без средств к существованию. Как, впрочем, и я. В итоге я решил вернуться домой, в Якутск.

Кто сейчас сетует на низкий уровень жизни, попивая смузи в модных кафе и коворкингах и выражая свое недовольство в соцсетях при помощи последней модели айфона, – те не жили в начале 90-х в России. Я четко помню, как вскоре после возвращения домой сидел в прихожей и в отчаянии, обхватив голову, думал, где достать денег на продукты, чтобы накормить семью, и не знал, что предпринять. Еще помню, какой ценностью казалась американская гуманитарная помощь, которую выдали однажды для бабушки. Там были розовая консервированная ветчина, галеты, еще какой-то сухпаек.

А когда я устроился работать программистом в банк, мы шутили в курилке, что президент банка такой упитанный, потому что ему хватает денег на то, чтобы каждый день покупать сникерс, – настолько нам казался дорогим этот шоколадный батончик. Сложно представить, чтобы сегодня для самого малообеспеченного человека покупка шоколадного батончика была роскошью, да?

Итак, вернувшись из Риги, я перевелся на дневное отделение математического факультета ЯГУ, устроился работать в коммерческий банк программистом на полную ставку и еще на полставки – программистом в университетский вычислительный центр. Надо было все успевать. Но зато уже через месяц я решил основные проблемы с нехваткой средств на жизнь и все постепенно пришло в норму.

Учеба на матфаке оказалась для меня не такой интересной, как в школе или Риге: здесь было много высшей математики, вроде функционального анализа и дифференциальных уравнений, и мало программирования. Кроме того, преподаватели по программированию уже уступали мне по квалификации, и с учетом моего юношеского снобизма это приводило к проблемам в отношениях с ними. В целом математика мне мало потом пригодилась в работе и жизни, но я не жалею потраченного времени. Математика – потрясающе красивая наука, полноправная царица всех наук, как ее иногда называют. Возможно, именно учеба на матфаке помогла мне фокусировать внимание на цифрах при развитии бизнеса, легче обращаться с данными, видеть важные тенденции и корреляции.

Пара историй из периода учебы.

На третьем или четвертом курсе я делал курсовую. Суть задачи была в том, чтобы, зная суточную потребность среднестатистического солдата примерно в 20 питательных веществах и микроэлементах, зная их содержание в нескольких сотнях продуктов питания и имея представление о стоимости этих продуктов, рассчитать самую дешевую диету. На основе методов теории оптимизации я вывел алгоритмы и написал программу. В итоге вышло, что кормить солдат надо черным хлебом, фасолью и морковками. Получил за курсовую пятерку. Через несколько лет встретил преподавателя, и он сказал, что программа теперь демонстрируется студентам-математикам как эталонный пример. Самое смешное, что через неделю после сдачи курсовой я нашел ошибку в коде, буквально пару строк, и выяснил, что у солдат должна быть гораздо более гуманная и широкая диета. Хорошо, что исходники с багом не добрались до армии.

Дипломную писал по теории графов и потокам в сетях. В те годы, в середине 90-х, возникла огромная проблема – неплатежи. В стране не хватало денежной массы, предприятия не могли платить друг другу за оказанные услуги и товары, что вызывало неплатежи дальше по цепочке, в итоге экономику будто охватывал паралич, и это приводило к негативным последствиям. Люди не получали зарплату по полгода или получали в виде каких-то талонов, многие семьи буквально голодали, особенно в центральной части страны. Я решил смоделировать неплатежи в терминах высшей математики. Представив цепочки неплатежей в виде ориентированного графа, предположил, что можно находить замкнутые цепочки внутри графа и проводить взаимозачеты, убирая полностью одну из веток (с наименьшей суммой) и снижая остальные ветки-долги на сумму исчезнувшей ветки. Сформулировал теорему, доказал ее, на основе теоремы расписал алгоритм и написал прикладную компьютерную программу на языке программирования FoxPro. Дипломную защитил на отлично. Но самое прикольное, что программу у меня купил Якутский долговой центр, созданный к тому времени для уменьшения проблемы неплатежей, и несколько лет с ее помощью проводил взаимозачеты. А директор этого центра с моего разрешения даже защитил диссертацию на основе моей работы.

И снова магия IT, улучшающая жизнь!

В коммерческий банк «Сир», один из первых частных банков в Якутии, меня позвал работать Олег Яковлев, заместитель директора банка по IT. Этот умный профессионал еще в годы моей учебы в физматшколе обратился к руководству с просьбой выделить ему пару толковых ребят, чтобы вырастить из них в будущем специалистов для себя. Он брал нас на практику в «Якутгазпром», где работал начальником отдела автоматизации, и именно благодаря ему я оказался в Риге, в его собственной альма-матер.

Во время работы в банке я написал систему на скриптовом языке Quattro Pro, в популярной в те годы программе электронных таблиц, которая анализировала распределение финансов банка, строила красивые графики и давала рекомендации по оптимизации. Советы были относительно простые – например, оформлять депозиты не на 90, а на 91 день: тогда ставка резервирования в Центральном банке снижалась, что позволяло банку освобождать достаточно приличные средства. Но это происходило в начале 90-х, когда везде, в том числе и в финансах банков, царил хаос только зарождающегося капитализма, и даже простая упорядочивающая система была актуальной для банкиров. Сообразив, каким спросом может пользоваться моя система, где-то через полтора года я ушел из «Сира», где уже все было настроено и нормально работало, и в качестве частного консультанта начал продавать свои услуги другим банкам в Якутске, благо их в то время было почти тридцать на город с населением 300 000 человек.

Выглядело это так. В приемную президента банка, где сидела скучающая секретарша, входил молодой человек интеллигентного вида, в очках, одетый по последней деловой моде в ярко-зеленый пиджак. Он небрежно держал в руках невероятные для того времени мобильный телефон (размером с приличный кирпич!) и крутейший ноутбук Toshiba и, слегка заикаясь, произносил: «Я к Павлу Павловичу по вопросу оптимизации финансов банка с помощью новейших математических и компьютерных алгоритмов». Секретарша, привыкшая к необразованным и простым в манерах торгашам, мечтающим получить кредит на завоз очередной партии «вареных» джинсов, приходила в волнение и, как правило, без проблем передавала это послание своему шефу. Заинтригованный президент банка впускал дерзкого юношу и в течение нескольких минут выслушивал поток слов, состоящий из знакомых финансовых и незнакомых компьютерных терминов. Включался лэптоп (который не все банкиры видели до этого), демонстрировались ряды цифр, разноцветные графики и отчеты. Завершался разговор обещанием высвободить дополнительные ресурсы для кредитования клиентов, оздоровить финансы в целом и взять плату только за положительный результат. После этого в половине случаев юноша выставлялся за порог, а в другой половине случаев банкир решал, что перед ним компьютерный вундеркинд – и почему бы не попробовать.

В итоге я достаточно быстро набрал портфель заказов, в части из них добился хороших результатов для банков, и они щедро заплатили мне наличными. Финансовый вопрос был окончательно решен, в Якутске появился, возможно, самый обеспеченный в городе студент. Через пару лет я окончил математический факультет, к слову, став единственным на потоке, кто оплатил свое обучение. Остальные принесли договоры о трудоустройстве в разные учреждения, что освобождало от необходимости оплачивать учебу.

Программировал я не только для бизнеса, брался за все, что считал интересным. Мог сидеть буквально днями и ночами, писать код, питаясь чем попало («Доширака», гениального изобретения для программистов, тогда еще не было!). Программирование было занятием, доставлявшим мне огромное удовольствие. Десятки, сотни тысяч строк кода. Была написана, к примеру, программа, которая предсказывала результаты футбольных матчей и целых турниров, причем зачастую довольно точно. Или программа, которая на основе базы данных жителей Якутска формировала разные отчеты и графики, наподобие топа самых популярных фамилий в городе. Бессмысленно, но прикольно. До сих пор помню, что № 1 оказалась фамилия Петров. Были более осмысленные проекты, такие как утилита GAMETEST, которая, подобно знаменитому тогда антивирусу AIDSTEST, сканировала компьютеры, находила и удаляла с них компьютерные игры. Идея заключалась в том, что программа неминуемо должна была заинтересовать учебные заведения и коммерческие организации. Ирония – в том, что купил ее у меня только мой однокурсник в виде жеста дружеской поддержки. И в том, что спустя много лет я создал и возглавил Федерацию компьютерного спорта Якутии, которая популяризировала компьютерные игры.

К завершению учебы я задался вопросом: что делать дальше? С одной стороны, передо мной, как перед сильным программистом, открывался мир. К тому моменту появился отец, который перебрался жить во Францию и звал меня в Париж, обещая помочь найти работу программистом с зарплатой в валюте – совершенно космического размера по понятиям Якутска. Можно было уехать в другую страну или город – в Москву, Петербург. Когда ты крутой айтишник, весь мир для тебя открыт: везде дефицит профессионалов, многие страны конкурируют за них. С другой стороны, я четко осознавал, что буду там винтиком в большой машине, иммигрантом, чужаком. Что с моей не самой сильной коммуникабельностью, заиканием придется сложно, по крайней мере на первых порах.

Сделать выбор мне помогло уже возникшее к тому моменту стремление понять на более высоком уровне, кто я, в чем моя цель и миссия. Помню, как сижу в сумерках в темной комнате, смотрю в окно на самолет, мигающий красными фонарями и медленно делающий разворот в почти ночном небе, и чувство тревоги и неопределенности заполняет все тело, до самой последней клетки, учащая пульс. В итоге решил, что я – тот, кто будет развивать Якутию, свою родину. А именно – через развитие IT. Если все способные люди уедут, кто же это будет делать? Это была простая мысль: «Кто, если не мы?» И это было одно из важнейших решений в жизни.

У нас, народа саха, свои особые представления о мистическом. Несмотря на то что, как и везде в России, основной религией является православие и верующие люди его придерживаются, у нас сохранились сильные дохристианские убеждения и верования, пришедшие из язычества, шаманизма и тенгрианства. Мы, к примеру, верим в духа охоты и рыбалки Байаная, которого нужно обязательно покормить, поделившись с ним едой и питьем, чтобы он прислал тебе хорошую добычу. Верим в местных духов, которые обитают в каждом местечке, будь то лес, озеро или речка, – их тоже надо покормить перед тем как расположиться на отдых, ночлег или приступить к сбору ягод. Мы точно так же почитаем огонь. Мы верим в своих экстрасенсов, которых иногда продолжаем называть шаманами, разделяя их на белых и черных. По преданиям, якутские шаманы были очень сильными и творили настоящие чудеса.

Я, как рациональный и образованный человек из научной и технологической среды, всегда был далек от подобных вещей, но и мне встречались необъяснимые явления, которые впечатлили меня до такой степени, что я запомнил их на всю жизнь. Может, если ты саха, то эта метафизика является неизбежной? Расскажу один из таких случаев.

Когда мне было, наверное, лет шесть, я в солнечный и теплый день оказался в месте, которое в Якутске называется Зеленый луг. Это действительно обширные луга, прилегающие к реке Лене, покрытые травами, невысокими деревьями и кустарниками, которые каждую весну заливает. Находится Зеленый луг прямо напротив центра Якутска, где жила наша семья. Я не помню, как попал в это пустынное, малолюдное место в таком маленьком возрасте, но очень хорошо помню, что там произошло. Я стоял под деревом – кажется, это была ива – и вдруг услышал необычное пение хора, состоявшего из мужских и женских голосов. (Спустя много лет я узнал это пение – оно называется горловым и как древнее вокальное искусство встречается у многих народов мира.) Подняв голову, я увидел, как с дерева на меня падает какой-то небольшой объект. Едва коснувшись моей головы и плеч, он разлетелся мельчайшей пылью во все стороны. Пение в этот момент усилилось. Я сильно испугался непонятного явления и побежал домой. Не помню, рассказал ли об этом родителям. Но даже если рассказал, они, наверное, тогда не поняли из моего сбивчивого рассказа, что произошло.

Подобных историй у меня в жизни было несколько. После таких случаев, которые произошли непосредственно со мной, я верю, что наш мир представляет собой нечто более сложное, чем совокупность физических микрочастиц. Что есть нечто наукой необъяснимое, что есть особые, невидимые связи между людьми.