Цитаты из книги «1000 лет одиночества. Особый путь России»

1880 году некто Роберт Маккензи мог написать такое: «История человечества – это летопись прогресса, летопись накопления знания и роста мудрости, постоянное движение от низшего уровня разума и процветания к высшему. Каждое поколение передает следующему унаследованные им сокровища, измененные к лучшему его собственным опытом, обогащенные

на весь мир. Россия стала воплощением не отсталого азиатского прошлого, а прогрессивного советского будущего. На самом деле революция позволила России перепрыгнуть Запад, отличиться от остальных не потому, что «вы другие, а мы не станем как вы», как утверждали славянофилы, а потому, что «мы другие и скоро вы станете как мы», как провозглашал коммунистический интернационал

Большевистская революция ознаменовала начало третьей фазы взаимоотношений России с Западом, весьма отличной от того противоречивого периода, который продолжался в России в течение двухсот лет до этого. Во имя идеологии, созданной на Западе, была создана политико-экономическая система, которая на Западе не могла существовать. Славянофилы и западники вели споры о том, может ли Россия отличаться от Запада, не будучи при этом отсталой по сравнению с Западом. Коммунизм нашел идеальное решение проблемы: Россия отличалась от Запада и находилась в принципиальной оппозиции по отношении к нему, потому что она была более развитой, чем Запад. Она первой осуществила пролетарскую революцию, которая вскоре должна была

сталинская Россия продемонстрировала уникальный исторический опыт диктатуры

Будучи первопроходчиком, она попыталась приспособить марксистскую идеологию исключительно для себя. В секуляризованном варианте повторив метод староверов, русский коммунистический режим объявил себя единственной истинной марксистской ортодоксией, предполагая, что теория и практика марксизма могут быть выражены в понятиях только русского опыта.

изучение краха демократий постоянно показывает, что такие события никоим образом не являются неизбежным результатом культурной или экономической среды, но чаще всего вызваны конкретными неверными решениями отдельных политиков.

важность таких чисто политических факторов, как способность нового демократического руководства нейтрализовать вооруженные силы, одновременно стараясь устранить прежние несправедливости,

Демократия никогда не может войти с черного хода: в определенный момент она должна возникнуть из сознательного политического решения – установить демократию.

Если частная собственность на землю появилась в России во второй половине XVIII века, то промышленный и торговый капитал стал играть серьезную роль лишь веком позже. Хотя состояния, сколоченные вне сельского хозяйства, существовали еще в Московии, в стране не было кредитных учреждений, а, следовательно, не было и настоящего капитализма. До 1860-х годов в России не было частных банков. За исключением выдачи мелких ссуд, обычно под залог земли, и займов, предоставлявшихся немногими банковскими учреждениями, которыми управляли иностранцы, все кредитные операции составляли монополию государственных институтов, таких, как Дворянский банк, выдававший ипотечные кредиты помещикам, и Коммерческий банк, предоставлявший государственные кредиты купцам.

Вся экономическая среда, окружавшая русского крестьянина, делала его социальным радикалом и политическим консерватором. Социальным революционером он был потому, что мечтал о конфискации и передаче общинам всех частных земель. Политическим же консерватором был потому, что этой конфискации и перераспределения земель он ждал от царя, которого считал верховным собственником России. Проявляя восприимчивость к эсеровской и большевистской пропаганде, обещавшей как раз то, чего ему хотелось, политически он оказался настроенным против демократии и в пользу «твердой руки» у руля государственной власти. К либералам и демократам он относился с недоверием, подозревая в них противников общенационального перераспределения собственности. В конечном счете, он представлял собой большое препятствие на пути демократизации России.