Отошли немного от места жестокой схватки и вышли на свежий соболиный след. Норка тут же убежала по нему. Не успел немного пройти, как она завизжала. Послушал, вроде на одном месте визжит. Подошёл, а она вокруг лиственницы беснуется. Добыли этого соболя, отдохнули, попил чаю, и пошли дальше. Чаща страшная, свежий след, и Норка опять по нему пошла. Долго шёл и вот услыхал долгожданный лай. Лает далеко. Дождётся ли меня, не бросит ли? Побежал было, но долго бежать не смог, быстрым шагом иду. Хоть бы не бросила, первый раз так далеко загнала. Останавливаюсь, прислушиваюсь, вроде лает. Потом лай прекратился, сколько не прислушивался, не слышно. Долго ждал, подумал, может волки на лай прибежали и задавили её. Такие случаи встречались в охотничьей практике. Расстроился даже. Пойду по её следу и посмотрю, где они её поймали. Волки недалеко где-то сохатого гоняли. Только подумал так, а Норка скачет ко мне. Я обрадовался и накинулся на неё. Где соболь? Иди обратно, ищи его. Она виновато поглядывает на меня, хвостом виляет. Пошёл её обратным следом, где она прискакала. Обычно собаки прямиком ко мне скачут, хоть и издалека. Видимо, в первый раз так далеко соболя загнала, лаяла, лаяла, а меня нет, вот она и вернулась обратно. Шли очень долго, потом Норка убежала вперёд и вскоре залаяла. Я рванул напрямую через чащу, только лоскутки от одежды отлетали, скорей добежать, пока ещё раз не бросила. Подошёл. Она того же соболя загнала. Соболь сидит, не шевелится, а Норка вокруг бегает, не может определить, на каком дереве он сидит. Я, конечно, доволен до ушей. Накормил её мясом, похвалил и направился в избушку. Одну её водить надо. А то ей только готовое подавай. Ждёт, когда Дымок загонит, поэтому азарта никакого. Как сама загнала, не только визжать, но и лаять стала. Постепенно заработала самостоятельно, и я ей очень был доволен.

Как-то были на охоте с Михаилом, братом жены. Норку отдал Михаилу, но она убегала от него, не признавала за хозяина. Пришлось отдать ему Дымка, а самому охотиться с Норкой. Нашей задачей было найти новые охотничьи места. В вершине небольшого ручья добыли сохатого и с километр от этого места построили избушку. Как-то Норка наша потерялась. Пришли в избушку, а она повертелась немного и исчезла. Настал вечер, стемнело, её всё нет. Легли спать. Часов в двенадцать появилась. Раскрыла дверь и залезла в избушку. Поневоле пришлось встать, чтобы закрыть дверь. Зажёг свечу и увидел, что она еле поворачивается, живот набит как барабан. Догадался, что ходила, где мясо сохатого оставили, и наелась до отвала. Другие собаки до этого не додумались. Она постоянно наведывалась к мясу попировать, пока мы охотились в тех местах. Такая самостоятельная и смелая.

Норка впервые ходила со мной в качестве основной собаки, и я много о ней узнал нового. Пришлось взять её на поводок, потому что где-то бегает, на кого-то лает, потом появляется, когда я нахожу соболиный след и иду по нему. Норка тут же бежит по следу и находит соболя. Если след свежий, то считай – сейчас залает. Ведя её на поводке, больше к ней присматривался и всё больше о ней узнавал и понимал, что это незаурядная собака. Несколько дней походил с ней на поводке, и она поняла, что от неё требуется. Несколько раз забегала за деревья, поводок дёргал её за шею, прижимал к дереву, и она возвращалась обратно. Было достаточно это проделать три раза, и она поняла, что нужно держаться ближе к ноге. Потом бывали случаи, что между деревом и ногой почти нет пространства, так она протискивалась в него, с силой отталкивая мою ногу. Чуть поводок натянешь в ту сторону, куда надо идти, скажешь «сюда», и она беспрекословно идёт куда нужно. Я раньше замечал, что когда она выбегала на чистое место, то поднимала нос кверху и ловила струи воздуха, принюхивалась и мчалась напрямую, потом на кого-то лаяла. А когда стала ходить рядом на поводке, то заметил, что это её метод обнаруживать дичь. Несколько раз выводила меня то на глухарей, то на рябчиков, то на сохатиные следы или следы соболя. Видел, что из неё получилась неординарная, умная охотничья собака.

Было несколько интересных случаев, когда она удивляла меня, охотника, видавшего много чего в охотничьих странствиях. Как-то шли мы с ней. Снег валил большими хлопьями. Пришлось взять её на поводок. Идём, снег глаза слепит, затянул капюшон так, что только нос да глаза остались, скорей бы до дому добраться. А тут Норка потянула в сторону. Я её тяну за собой, но она упирается, не идёт. Я насильно её тащу. Остановился, Норка на дыбы встаёт, тянет в сторону. Я от отчаяния, что не могу с ней справиться, отпустил её. Не успел подумать, что придётся слоняться сейчас по лесу в такую погоду, как раздался её лай. Метров двадцать подошёл к ней, а она соболя в дупле нашла. У меня настроение, несмотря на непогоду, подскочило на высшую ступень. Вот так фокус выкинула.

Или такой случай. Иду по пологому склону и потерял свою Норку, что-то не показывается давно. Делаю небольшой круг, где последний раз её видел, и нахожу её большие скачки под уклон в прямом направлении. Пошёл по следам. Куда это она скачет? Засёк время на всякий случай. Я всегда так делаю, чтобы определять расстояние до места, где собаки загонят соболя. Думаю, соболя учуяла и мчится во всю прыть. Иду, иду, а она всё скачет, как по ниточке. Понять ничего не могу. По времени уже лаять должна давно, а не слышно. Несколько раз останавливался, прислушивался, тишина. Скачки же прямёхонько в одном направлении так и тянутся. Проходит полчаса, больше, и наконец слышу что-то похожее на лай. Внимательно прислушиваюсь и различаю чуть слышный лай. Иду прямо по её скачкам, тем более они тянутся в нужном направлении. В общей сложности я шёл на лай быстрым шагом чуть больше часа, и всё по скачущему её следу. Оказывается, она в речке остановила сохатых и облаивала их всё это время. Как она могла учуять их на таком расстоянии, а это около четырёх километров за час быстрой моей ходьбы, и что у неё за чутьё? Только радоваться надо её хозяину и никому не говорить об этом. Что я и делал. Сохатые мне были не нужны, поэтому я их спугнул, чтобы они убежали подальше и не мешали нам охотиться. Норка и позже выдавала такие фокусы. Если бы с ней специализироваться в охоте только на сохатых, то со временем стреляли бы мы с ней сохатых как зайцев.

Как-то охотился со мной мой шурин Михаил. Сразу невзлюбил Норку с её характером. Тем более она не захотела с ним охотиться. Всячески её ругал при любом случае. Один раз мы с ним припозднились, разделывая сохатого. В сентябре ночи тёмные, и по лесу идти невозможно. Михаил сокрушался, что придётся из-за этого ночевать в лесу, хотя до избушки меньше часа ходьбы. Я ему говорю, что не отчаивайся, дойдём до дома. Беру Норку на поводок, командую ей: «Давай, дорогая, выводи домой». Михаил думает, что я чудю, разыгрываю его. Норка же знает своё дело, потянула к избушке, как по компасу. Где плохое место, приостанавливается, ждёт, пока мы минуем его, затем опять идём дальше. Человеку, попавшему в первый раз в такой переплёт, кажется это каким-то колдовством, не укладывающимся в голове. Это всё равно, что идёшь с закрытыми глазами. Вот и у Михаила творилось что-то подобное в голове. Через час мы подошли к избушке. Михаилу не верилось в такое окончание нашей ходьбы по тёмному лесу. Для меня же это было обычным делом. Я приучал Норку с малых лет по окончании прогулки в городе или в конце охотничьего дня, направляясь к избушке, давать команду: «Домой». Она привыкла к этому, а дорогу к избушке находила кратчайшим путём. Знала, что после трудного дня дома ждёт хорошая еда и отдых. Норка не раз меня выручала в подобных ситуациях, избавляя от ночёвок в лесу. После этого отношение Михаила к Норке изменилось в лучшую сторону.

Было несколько случаев, когда она спасала меня от ненужных встреч с медведем или других непредвиденных обстоятельств. Как-то раз пришлось заночевать в лесу на большом переходе. Сильно устал и тут же крепко заснул. Разбудил меня свирепый лай. Это Норка гоняла медведя в лесу. Пришлось развести большой костёр. Норка в течение ночи иногда рычала, видимо, медведь шастал по лесу невдалеке, и если бы не она, то могло бы случиться что-нибудь похуже. Благодаря ей я не только избежал неприятностей, но и смог отдохнуть и выспаться.

Норка никогда не шла рядом со мной в лесу. Пока шёл, она редко попадалась на глаза. Путь её поиска был огромен. Бывало, идёшь одной стороной речки, посреди зарослей ерника, болотистыми кочками. Ни одна собака так просто не будет переходить её, Норке же это ничего не стоило. Смотришь, потянула на ту сторону, и, благодаря её белой окраске, то там, то там, мелькает среди кустов. Перейдёт, и видно её, что идёт той стороной, а потом нередко ещё залает в лесу на сохатого.

Был такой интересный случай. Добыли мы с ней сохатого в четырёх часах ходьбы от избушки. Несколько дней мы туда не ходили, так как до этого принесли достаточное количество мяса. Охотились на соболя в другой стороне от лабаза. Во второй половине дня вышли на ручей, на котором мы никогда не бывали. Вдруг Норка исчезла. Пошёл в то место, где видел её в последний раз, и увидел, что она большими прыжками устремилась вниз по ручью. Подумал про себя, что учуяла соболя, и быстрым шагом пошёл за ней. Как всегда в таких случаях, засёк время. Прошёл достаточное расстояние, а она всё скачет и скачет. Стал прислушиваться, но лая не слышно. Может, сохатого учуяла издалека? Но не ясно. Иду уже долго, время много прошло. Что-то тут не то. Потом вспомнил, что этот ручей впадает в основную речку, а там недалеко находится лабаз с сохатиным мясом. Значит, она догадалась и мчится туда, знает, что покушает хорошо. Так оно и вышло. Пришёл через час к лабазу, а это верных три-четыре километра, и она там мясо грызёт, уже поела порядочно, пока я шёл. Как она догадалась совсем в незнакомом месте, что можно по этому ручью прийти к лабазу?

Выручала она меня в наших охотничьих странствиях не раз, да и мне приходилось ей помогать. Как-то раз пошла через речку по льду. Посредине реки сильное течение подмывало лёд, и он там был тонок. Норка провалилась. Пытается выбраться на лёд, но у неё это не получается. Выберется наполовину, лапы соскальзывают, она срывается и с головой уходит под воду. На глазах выбивается из сил. Спасать надо свою подругу. Быстро выломал длинную палку, ложусь на лёд и, опираясь на неё, ползу к промоине. Сейчас, милая, вызволю тебя, шепчу про себя. Подползаю к ней, не думаю, что лёд может обломиться, не до этого. Дотягиваюсь до неё, хватаю за шиворот и тащу на себя. Она застревает за кромку льда между задними ногами и животом, но я не думаю, что от этого ей больно, и силой вытаскиваю её на лёд. Норка, покачиваясь, медленно идёт к берегу, и я выползаю за ней. Отсиживаюсь, переживая случившееся, она отряхивается, вылизывает вымокшую шерсть, затем поднимаемся и идём дальше, чтобы не замёрзнуть.

Не выходит из памяти, как она после изнурительного дня, когда другие собаки от усталости забиваются под нары, свернувшись клубком, а я обессиленный валюсь на нары, садится перед раскалённой печкой и закрывает глаза. Я наблюдаю за ней с интересом. Норка засыпает сидя, голова падает набок, всё её тело ведёт в сторону, она просыпается, садится, и всё повторяется вновь. Как она терпит такую жару? Мне издалека жарко, а ей хоть бы что. Так и запомнилась она мне навсегда.

От Дымка появился у неё приплод. Дымок состарился, да и у неё был значительный возраст. Пора было думать о смене, и я оставил хорошего щенка. Из него выросла отличная собака, вобрав в себя все исключительные черты родителей. В семь месяцев она без подготовки сразу же загоняла соболей, подавала большие надежды. Но так случилось, что, как и у людей, когда хорошие люди несправедливо погибают рано, собаки мои тоже погибли. Весною умер Дымок, а летом злые люди убили Норку с её дочерью. Прервалась линия моих хороших охотничьих собак, и вряд ли ещё такие будут. Остались только незабываемые воспоминания о наших совместных странствиях, и долг мой перед ними рассказать о них.