Цитаты из книг автора «Аркадий Аверченко»

Историки передают, что во время вавилонского смешения языков Австрия не сумела воспользоваться своей долей (можно ли не верить после этого злому року Габсбургского дома!) и с тех пор ходит без языка, пользуясь для необходимых случаев немецким. Можно прожить в Австрии шесть лет и не услышать австрийского языка, хотя русские еженедельные журналы и помещают иногда переводы с австрийского.

Кайзер не остался в долгу. Он дал своему народу с широтой чисто царственного размаха – три К. Киндер! Кирхе! Кюхе! Что значит: Дети. Церковь и

В университетах немецких в былые времена читались лекции профессорами. В настоящее время профессора заменены почетными профессорами. Почетные профессора получили звание сие за различные подвиги. Один за то, что обладая орудийным заводом, хорошо отливал пушки – получил кафедру богословия. Другой за то, что будучи вахмистром, показал неустрашимость, поддев на штык двухмесячного серба – получил кафедру высшей математики. Третий за то, что, будучи рядовым, первый поджег Лувенскую библиотеку – получил кафедру литературы.

Воспевать же реку целиком значило бы безвозмездно работать в пользу соседей, что совершенно с укладом немецкой души, даже самой поэтической, не согласуется. Это качество немецких рек, повторяю, тяжелая страница немецкой жизни. В утешение себе немцы соединили свои неудачные реки каналами.

Немцы, населяющие Германию, разделяются на всенемцев, прусских немцев и остальных немцев. Германские все-немцы отличаются тем, что они живут в Австрии. Прусские немцы отличаются тем, что считают всех остальных немцев дураками, а все остальные немцы – тем, что считают прусских немцев выскочками, грубиянами и невежами. Исключение составляют только саксонцы, которых прусские немцы считают и дураками и невежами, и которые сами себя считают единственными настоящими немцами. Кроме немцев, Германию населяют еще немки и немчики, известные под общим названием немчура.

В прошлой милитаристской кампании, меж тем, вострили перья – лучшие из лучших. Это сейчас, в новейшем патриотическом фарсе, ни одного сто́ящего имени не отыщешь, а в начале двадцатого века в череде дежурных пропагандистов встречались таланты совершенно недюжинные, а то и писатели, близкие к гениальности: один Аверченко чего стоит! И ведь от души было исполнено, вполне искренне…

– Ежели ты на мой королевский вопрос ответа не даешь, изволь тотчас выйти вон!

на кита ходят с гарпуном, a на пескаря достаточно примитивнейшего крохотного стального крючка. Крючка кит даже не заметит; гарпуном пескарь будет раздавлен, как букашка. Все на свете разумно, и Марья Николаевна…

Фокусы! Это колдовство! – услышал я фразу за соседним столиком. Произнес ее мрачный человек с черными обмокшими усами и стеклянным недоумевающим взглядом. Черные мокрые усы, волосы, сползшие чуть не на брови, и стеклянный взгляд непоколебимо доказывали, что обладатель перечисленных сокровищ был дурак. Был дурак в прямом и ясном смысле этого слова. Один из его собеседников налил себе пива, потер руки и сказал: – Не более как ловкость и проворство рук. – Это колдовство! – упрямо стоял на своем черный, обсасывая свой ус. Человек, стоявший за проворство рук, сатирически посмотрел на третьего из компании и воскликнул: – Хорошо! Что здесь нет колдовства, хотите, я докажу? Черный мрачно улыбнулся. – Да разве вы, как его… пре-сти-ди-жи-да-тор?[1] – Вероятно, если я это говорю! Ну, хотите, я предлагаю пари на сто рублей, что отрежу в пять минут все ваши пуговицы и пришью их? Черный подергал для чего-то жилетную пуговицу и сказал: – За пять минут? Отрезать и пришить? Это непостижимо! – Вполне постижимо! Ну, идет – сто рублей? – Нет, это много! У меня есть только пять. – Да ведь мне все равно… Можно меньше – хотите три бутылки пива? Черный ядовито подмигнул: – Да ведь проиграете! – Кто, я? Увидим!.. Он протянул руку, пожал худые пальцы черного человека, а третий из компании развел руки. – Ну, смотрите на часы и следите, чтобы не было больше пяти минут! Все мы были заинтригованы, и даже сонный лакей, которого послали за тарелкой и острым ножом, расстался со своим оцепенелым видом. – Раз, два, три! Начинаю!

«Революция хороша, когда она сбрасывает гнет. Но не революциями, а эволюцией жив мир. Стройность, порядок – вот что нужно нам, как дыхание, как пища. Внутренняя и внешняя дисциплина и сознание, что единственное понятие, которое сейчас нужно защищать всеми силами, это понятие Родины, которая выше всяких личностей и классов и всяких отдельных задач, – понятие настолько высокое и всеобъемлющее, что в нем тонет все, и нет разнствующих в нем, а только сочувствующие и слитно работающие – купец и крестьянин, рабочий и поэт, солдат и генерал».