Ответ тени благоразумен: – «Закон любви велит нам желать только то, что у нас есть, а желать большего – входить в противоречие с волей Творца». Тени здесь счастливы, стоя на своей ступени и славя Царя, чью волю они вольно вершат. «Necesse – необходимо» (латинский термин схоластической философии). «Esse – бытие» (латинский термин, как и предыдущий). В речи Пиккарды, Данте выражает своё отношение к монархии, в которой царь является помазанником Божьим и творит Его волю. Управляемый им народ должен быть счастлив, находясь в иерархии на своей ступени, вольно верша волю своего царя, которая создаёт для него мир, подобный морским водам, в которые впадает и наполняет его воля и труд подданных, труд покоренной человеком природы.

 
Тут я постиг, что всякая страна
На небе – Рай, хоть в разной мере, ибо
Неравно милостью орошена. 90
 
 
Но как, из блюд вкусив какого-либо
Мы следующих просим иногда,
За съеденное говоря спасибо, 93
 
 
Так поступил и молвил я тогда
Дабы услышать, на какой же ткани
Ее челнок не довершил труда. 96
 

Поэт из слов Пиккарды постигает, что на небесах любая обитель – Рай, хотя и неравно орошена милостью Божьей. Но желая услышать и огласить более точный ответ, он спрашивает её: – «На какой же ткани твой челнок не совершил труда?» – что же она не совершает, чтобы удостоиться более высокой славы?

 
«Жену высокой жизни и деяний, —
Она в ответ, – покоит вышний град.
Те, кто ее не бросил одеяний, 99
 
 
До самой смерти бодрствуют и спят
Близ жениха, который всем обетам,
Ему с любовью принесенным, рад. 102
 

Пиккарда отвечает: – есть только одна Жена высокой мысли и деяний – Непорочная Дева Богородица, которая непосредственно вознесена на небеса. Другие жены, облачающиеся в одеяния девственности, до самой смерти живут возле обетованного Жениха – Христа, который рад всем обетам, приносимым ему с любовью.

 
Я, вслед за ней, наскучив рано светом
В ее одежды тело облекла,
Быть верной обещав ее заветам. 105
 
 
Но люди, в жажде не добра, а зла
Меня лишили тихой сени веры,
И знает бог, чем жизнь моя была. 108
 

Она последует за Богородицей, уйдя в монастырь, принесёт обет девственности, но злые люди лишат её тихой сени Веры, принудив нарушить обет (выдадут замуж), и только Бог знает, чем станет её жизнь.

 
А этот блеск, как бы превыше меры
Что вправо от меня тебе предстал,
Пылая всем сияньем нашей сферы, 111
 
 
Внимая мне, и о себе внимал
С ее чела, как и со мной то было,
Сорвали тень священных покрывал. 114
 

Образ Богородицы всегда с Пиккардой, Данте видит блеск Его справа от её тени. Пиккарда уточняет: – с чела Богородицы также сорваны священные покрывала девственности.

Эта мысль крамольна сама по себе, она опровергает известный Христианский миф о Непорочном Зачатии и Непорочном Рождении Христа. Но, разум подсказывает простую мысль: – женщина не может зачать и родить, будучи и оставшись непорочной девственницей. Почему Данте срывает с Богородицы покров девственности – тема другой книги.

 
Когда ее вернула миру сила
В обиду ей и оскорбив алтарь, —
Она покровов сердца не сложила. 117
 
 
То свет Костанцы, столь великой встарь
Кем от второго вихря, к свевской славе,
Рожден был третий вихрь, последний царь». 120
 
 
Так молвила, потом запела «Ave
Maria», исчезая под напев,
Как тонет груз и словно тает въяве. 123
 
 
Мой взор, вослед ей пристально смотрев
Насколько можно было, с ней простился,
И, к цели больших дум его воздев, 126
 
 
Я к Беатриче снова обратился
Но мне она в глаза сверкнула так,
Что взгляд сперва, не выдержав, смутился;
И новый мой вопрос замедлил шаг. 130
 

Когда насильно Богородицу возвращают миру, выдав замуж за Иосифа Обручника, оскорбив тем самым алтарь девственности, она, неколебимая сердцем, остаётся девственницей. Её покоит самый вышний град за то, что она, не лишившись девственности, от второго вихря – Бога-Святого Духа рождает третий вихрь – Бога-Сына – Спасителя – Иисуса Христа, последнего Царя Царей. При этом Пиккарда связывает Богоматерь со светом великой Костанцы (в итальянском тексте luce de la gran Costanza) и делает дополнение, что последний Царь рожден к Свевской славе. В итальянском тексте стоит слово Soave, что следует читать, как Саваоф.

Полная формула звучит так: – «К славе Господа Саваофа – Бога-Отца – Создателя, от Бога-Святого Духа, Непорочная Дева родила Бога-Сына – Спасителя, последнего Царя Царей, Иисуса Христа – воплощение Бога-Отца».

Пиккарда поёт уместный именно здесь гимн Богородице —«Ave, Maria» и исчезает. Это – начальные слова латинской молитвы: – «Радуйся, Благодатная Мария», которая по-русски звучит так:

«Богородице, Дева, радуйся! Благодатная Мария, Господь с тобой! Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего! Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь!»

Данте, беседуя с Пиккардой, совсем забывает про Беатриче и, обернувшись, встречается с её таким испепеляющим взглядом, что смущается, забыв задать вопрос об увиденном. И понятно, почему: – Екатерина Долгорукая – нареченная невеста Петра II, а Елизавета Петровна сама страстно любит его, и желает быть его женой, поэтому она дико ревнует поэта.

Почему Пётр II Алексеевич и Елизавета Петровна не находят счастья в браке и не продолжают род императоров Российских? К этому находятся серьёзные препятствия не только со стороны Имеющего Власть.

Остаётся объяснить часто используемое Данте имя – Костанца. В разных местах Комедии, поэт присваивает это имя разным женщинам, которых объединяет одно свойство – в своё время они становятся полноправными правительницами своих стран (наследницами по прямой), например, дочь Петра Великого – полноправная императрица Российской империи – Елизавета Петровна Романова. Остаётся вопрос: – «Правомерно ли применение имени Костанца к Богородице?» но это тема другой книги.

Реконструкция событий:

Бал—маскарад начинается. В самой большой зале объявлена ярмарка невест. Одна половина огромной старинной залы императорского дворца, освещенная ярким светом тысяч свечей в канделябрах и паникадилах, наполняется девицами от 10 лет до…, лица которых скрывают маски. В другой половине, маски скрывают лица женихов всех возрастов; все в маскарадных костюмах, от прекрасных до уродливых.

Герольды трубят, двери залы распахиваются с двух сторон и в них входят двухметроворостые великаны в масках, одетые в камзолы, шальвары, ботфорты, неотличимые один от другого. На головах у них широкополые шляпы с перьями, у одного белыми, у другого – красными. Сойдясь посреди залы, они снимают шляпы и церемонно раскланиваются друг перед другом.

«Данте Алигьери» – представляется великан в шляпе с белыми перьями.

«Джанни Скикки» – откликается великан в шляпе с красными перьями голосом первого великана, как будто эхом.

«Огласи указ, Джанни» – требует первый великан.

Второй великан достаёт из-под полы просторного камзола свиток с привязанной печатью, разворачивает его и оглашает: – «Именем Его императорского Величества, повелеваю всем девицам моей империи от 10 лет, прибыть на ярмарку невест в костюмах и масках. Также повелеваю всем женихам, которым надоедает холостяцкая жизнь, прибыть тем же порядком туда же. Неявившиеся пусть пеняют на себя. Да быть по сему!».

«Исполнен ли указ, Джанни?» – спрашивает первый великан.

«Исполнен, Данте» – подтверждает второй. А коли, кто не исполнит, повинен смерти.

«Как же их смотреть, Джанни?» – спрашивает первый, оглядев толпу девиц в масках: – «Личиков-то не видно, ножек тоже».

«Нам с лица не воду пить, и с корявой можно жить» – хохочет второй: – «А смотреть будем по росту» – и машет герольдам платком.

Герольды трубят, в залу входят двенадцать палачей в красно-чёрных плащах, опоясанных верёвками, на концах которых завязаны петли. Лица их скрыты остроконечными капюшонами с прорезями для глаз. Две пары палачей несут виселицы из двух столбов с перекладинами, с которых свисают петли, две другие пары несут плахи, остальные держат на плечах огромные, остро отточенные топоры. Дойдя до средины залы, палачи устанавливают виселицы, образовав двое ворот, кладут плахи поперёк них, как пороги, с размаху вгоняют в них огромные топоры.

«Всё готово, Данте» – докладывает второй великан: – «Огласи указ».

Первый великан достаёт из-под полы такой же свиток, разворачивает его и оглашает: – «Именем Его императорского Величества, повелеваю оным невестам и оным женихам, пройти под виселицей и перешагнуть плаху, не склоняя головы, а кто не пройдёт, повинен окончить свою холостую жизнь, в том же порядке, как и не пройдёт. Да быть по сему!».

«Женихов палачи поведут» – объявляет второй великан: – «А кто же невест будет?»

«А вон, две чертовки стоят» – указывает первый на двух девиц, стоящих впереди толпы, в рыжих париках, с рожками, с чёрными хвостами сзади: – «Ну-ка, чертовки, сюда!» – и машет рукой. Те, смеясь, подбегают к великанам, ростом не доставая им до плеча.

«Как звать, чертовки?» – строго спрашивает первый великан.

«Беатриче» – отвечает первая высоким голосом.

«Мательда» – отвечает вторая низким голосом.

«А может у них не ножки, а козьи копытца?» – с сомнением произносит второй великан: – «Да может и волосатые, как у царицы Савской? Ну-ка, чертовки, сбросьте обутки, да покажите ножки».

«Сам первый сбрось!» – негодует воскликнула Мательда: – «У самого небось копыта, как у козла!»

Второй великан вскидывает одной ногой, потом другой, ботфорты разлетаются в разные стороны, вздёргивает шальвары до колен. Чертовки, весело смеясь и приплясывая, следуют его примеру, задрав подолы ещё выше, показывая белые ножки.

«Объявляю указ!» – сбрасывая ботфорты, кричит первый великан: – «Все идут под виселицу без обутки, показывая ножки. У кого сыщутся копыта, палачам – отрубать, чертей вешать! Да быть по сему!»

«Палачи!» – кричит второй великан: – «Начинать женихам от трёх аршин без трёх вершков, невестам от двух аршин с половиной. Как все пройдут, по вершку спускать, кто не пройдёт – женить. Да быть по сему» и первым идёт под виселицу. Коснувшись перекладины лбом, рыдает: – «Ах, я, несчастный, пропала вольная жизнь», кричит первому: – «Теперь ты!».

Первый великан, коснувшись лбом перекладины, хохочет, и встаёт со вторым, рядом с виселицей.

«Ну, теперь жди невесту, тебе первая, мне вторая» – смеётся второй великан и машет платком. Герольды трубят, с хоров гремит музыка. По залу вертятся два хоровода. Палачи прогоняют через виселицу женихов, срывая с них сапоги, чертовки, перескочив плаху, волокут невест, заставляя их сбрасывать туфли и показывать ножки. Женихи заканчиваются раньше, никто не встаёт рядом с великанами. Невесты, смеясь и конфузясь, одна за другой перескакивают плаху под перекладиной виселицы, не задевая её.

«Ну, видно, не судьба нынче» – только и успевает сказать второй великан, как чертовки приводят под виселицу высокую девицу в красно-розовом платье, которое она приподымает до колен, показывая стройные ножки. Перешагнув плаху, она касается перекладины лбом.

«Стой, назад!» – кричит второй великан, хватает её за руку и подводит к первому: – «Вот братец, невеста твоя! А моя ещё растёт».

«Как звать, красавица?» – спрашивает Данте, оглядывая стройную фигуру невесты.

«Пиккарда» – отвечает та высоким певучим голосом.

Чертовки волокут к виселице ещё одну высокую девицу в тёмно-зелёном платье; та отчаянно упирается. Но, сопротивляться бесполезно, и она, приподняв край платья до щиколотки, перешагивает плаху, коснувшись перекладины лбом.

«Вот и твоя судьба!» – весело кричит первый великан; схватив её за руку, подводит ко второму: – «Как звать, красавица?»

«Нэлла» – отвечает та глубоким грудным голосом, покраснев так, что видно и сквозь маску. Джанни, сам залившийся краской, берёт её за руку.

«Палачи!» – кричит первый великан: – «Спускай на вершок!» и, взяв свою невесту за руку, направляется на средину залы; вторая пара следует за ними. Музыка гремит с новой силой, хоровод женихов и невест кружится сзади них пуще и веселее прежнего. Подняв глаза, Данте вдруг наталкивается на испепеляющий взгляд Беатриче, которая, побледнев, смотрит на него; руки её дрожат.