Напущу я на вас неотвязные лозы, подумал Перец, и род ваш проклятый джунгли сметут, кровли обрушатся, балки падут, и карелою, горькой карелой дома зарастут…
И теперь ей, наверное, уже стало совершенно ясно все то, о чем раньше она только догадывалась: что никакой свободы нет, заперты перед тобой двери или открыты, что все глупость и хаос, и есть только одно одиночество…
Сделать живое мертвым. Заставить живое стать мертвым. Можешь? – Я не понимаю, – сказал Кандид.– Не понимаешь… Что же вы там делаете на этих Белых Скалах, если ты даже этого не понимаешь? Мертвое живым ты тоже не умеешь делать?– Не умею. – Что же ты умеешь? Что ты делал на Белых Скалах, пока не упал в лес?
– У вас тоже нет своей трубки? – спросил Перец. – Есть, – сказал один из механиков. – Как не быть? До этого мы еще не дошли.– А что же вы не слушаете?– А ничего не слышно, чего слушать-то.– Почему не слышно? – А мы провода перерезали.
Смысла жизни не существует и смысла поступков тоже. Мы можем чрезвычайно много, но мы до сих пор так и не поняли, что из того, что мы можем, нам действительно нужно.
Он разыгрывал все время один и тот же ферзевый гамбит, не отклоняясь ни на ход от выбранного раз и навсегда проигрышного варианта. Он словно отрабатывал поражение