Цитаты из книги «Трудно быть богом»

И в том, что потребление спиртного за два последних года выросло в четыре раза –

Вот несчастье! – сказал он. – И почему вы так много пьете? – Иногда бывает трудно удержаться, – грустно сказал брат Нанин.

отец Кин – садист-убийца, постригшийся в монахи, автор «Трактата о доносе», обратившего на себя внимание дона Рэбы.

Мальчик лил ковш за ковшом на спину, на шею, на голову и ворчал: «У всех как у людей, только у нас с выдумками. Где это видано – в двух сосудах мыться. В отхожем месте горшок какой-то придумали… Полотенце им каждый день чистое… А сами, не помолившись, голый с мечами скачут…»

Водой грехов не смоешь, – проворчал мальчик. – Что я, благородный что ли, мыться? – Я тебе про микробов что рассказывал? – сказал Румата. Мальчик положил зеленые штаны на спинку кресла и омахнулся большим пальцем, отгоняя нечистого. – Три раза за ночь молился, – сказал он. – Чего же еще?

Оказывается, что колодцы гуманизма в наших душах, казавшиеся на Земле бездонными, иссякают с пугающей быстротой. Святой Мика, мы же были настоящими гуманистами там, на Земле, гуманизм был скелетом нашей натуры, в преклонении перед Человеком, в нашей любви к Человеку мы докатывались до антропоцентризма, а здесь вдруг с ужасом ловим себя на мысли, что любили не Человека, а только коммунара, землянина, равного нам… Мы все чаще ловим себя на мысли: «Да полно, люди ли это? Неужели они способны стать людьми, хотя бы со временем?»

Стисни зубы и помни, что ты замаскированный бог, что они не ведают, что творят, и почти никто из них не виноват, и потому ты должен быть терпеливым и терпимым…»

свинцовой беспросветности, хочется пригорюниться и размышлять о том, как мы слабы и ничтожны перед обстоятельствами

Человеческий облик потерять страшно, Антон. Запачкать душу, ожесточиться. Мы здесь боги, Антон, и должны быть умнее богов из легенд, которых здешний люд творит кое-как по своему образу и подобию. А ведь ходим по краешку трясины.

Дон Кондор пристально смотрел на него, поджав губы. – Ты мне не нравишься, Антон, – сказал он по-русски. – Мне тоже многое не нравится, Александр Васильевич, – сказал Румата