Санкт-Петербург, особняк Тепловых на Фонтанке,
1765 год, март
Даша осторожно раскрыла музыкальную шкатулку, и оттуда полилась тихая прекрасная мелодия. Маленькая ажурная танцовщица, что находилась внутри, закружилась на одной ножке. Девочка заворожено смотрела на движения маленькой статуэтки-танцовщицы и на ее глазах непроизвольно выступили слезы.
Вот уже почти год она жила в доме дяди Григория Николаевича. С той поры, как ее отец тронулся рассудком, жена ее дяди, Марья Ивановна, настояла на том, чтобы маленькая Даша жила вместе с ними под ее присмотром.
Еще год назад, в том веселом декабре, когда шестилетняя Даша на святки гостила в этом помпезном особняке, она даже не представляла, что жизнь ее изменится до неузнаваемости. Тогда на святки девочка была счастлива, рада и спокойна. Ведь рядом были ее родители. Ласковая матушка и строгий, но любящий отец. Но потом, следующей весной, все изменилось. В апреле месяце у матери Даши, Екатерины Федоровны, начались схватки, и все с нетерпением ждали на свет наследника. Но случилась трагедия. Екатерина Теплова, промучившись трое суток, не смогла разрешиться от бремени и умерла от потери крови. Ко всеобщему горю умер и малыш, который задохнулся в утробе матери.
После этого отец Даши, Сергей Николаевич, который обожал свою молодую жену, лишился рассудка, превратившись в безумца. Первые дни после смерти жены Екатерины он до того вышел из себя, что его пришлось даже связать. В столицу срочно послали гонца. И уже спустя сутки, не останавливаясь ни на минуту, в Москву приехали Григорий Николаевич и его жена Марья Ивановна. Они застали Сергея Николаевича в диком помутнении рассудка. Он все время то кричал, изрыгая проклятья, то плакал, как младенец, рвал на себе волосы и корил себя за то, что не смог спаси горячо любимую Катеньку. Ни строгий разговор со старшим братом Григорием, ни задушевная беседа с доброй Марьей Ивановной не возымели никакого действия на Сергея Николаевича. Единственное, чего удалось добиться, – это некоторого облегчения, Сергей Николаевич перестал крушить мебель и начал принимать успокоительные средства, которые прописал ему от нервов лекарь-немец.
С маленькой Дашей тоже было не все в порядке. Поначалу крепостные, служащие в доме, чтобы не травмировать малышку, скрыли от девочки смерть матери. Но спустя два дня Даша тайком пробралась в спальню матери, в которую ей строго-настрого запретила заходить няня, и увидела мать в гробу. Екатерину Федоровну в тот момент обмывали, готовя к погребению. Девочка в ужасе поняла все и, залившись горькими слезами, убежала из усадьбы. После почти сутки Дашеньку искали все крепостные и крестьяне по окрестностям.
Нашли ее только утром следующего дня в ельнике у реки, замерзшую и грязную. Принеся домой, маленькую Дашу попарили в бане, чтобы девочка не заболела, а потом по велению ее няни вызвали лекаря, который также выписал девочке успокоительные капли. Даша не разговаривала ни с кем и не реагировала ни на кого. Тетушка Марья по приезде в Москву, увидев племянницу, опешила от перемен, произошедших с девочкой. Из живого, непосредственного, веселого ребенка, каким она помнила Дашеньку, девочка превратилась в печальную, отрешенную постоянно плачущую малышку. Марья Ивановна даже тайком всплакнула, жалея бедняжку. Все два дня, пока они с мужем находились в доме Сергея Николаевича, Марья Ивановна ни на шаг не отходила от девочки, лаская ее и убаюкивая словно родная мать.
Видя весь ужас, царивший в доме деверя, Теплова настояла на том, чтобы забрать малышку с собой в столицу. Ибо отец ее Сергей из-за своего невменяемого нервного состояния был не в состоянии присматривать за девочкой, а крепостным Марья Ивановна не могла доверить воспитание племянницы. Григорий Николаевич согласился с женой и уже через три дня Тепловы увезли маленькую Дашу в Петербург. Оставив Сергея Николаевича заботам лекаря и крепостных.
С той весны Дашенька поселилась в богатом особняке Тепловых на Фонтанке. Огромный дом дяди по сравнению с небольшим уютным родительским особняком в Москве поначалу казался девочке целым необъятным миром. Но спустя несколько недель, когда Даша облазила все лестницы, гостиные и потайные комнатки большого трехэтажного помпезного особняка с несколькими дюжинами барских комнат, она осознала, что дом дяди не такой уж таинственный и необычный. Девочке выделили собственную спальню рядом с комнатой Лизы. А няня Лизы и Оленьки, ее двоюродных сестер, стала приглядывать и за ней.
Тетушка Марья, как называла ее девочка, была очень ласкова с Дашей. И порой проводила с племянницей даже больше времени, чем со своей двухлетней малышкой Оленькой. Внимание и любовь Марьи Ивановны не прошли даром, и уже через месяц Даша вновь начала говорить и почти перестала плакать. Лишь нрав девочки стал более спокойным и тихим. Даша знала, что живет в чужом доме и должна вести себя хорошо. Всем своим существом девочка стремилась во всем слушаться любимую тетушку. Она постоянно крутилась возле Марьи Ивановны и ластилась, словно боялась потерять и ее. Но непосредственный бойкий страстный нрав Даши требовал выхода. Иногда девочка, выпросив позволения у тетушки, убегала гулять на двор и по нескольку часов подряд играла с дворовыми детьми.
Спустя несколько месяцев, в прошлом сентябре, от сердечных переживаний скончался в Москве ее отец, Сергей Николаевич. Тетушка Марья очень осторожно сказала об этом девочке и спросила, не хочет ли Даша поехать на похороны отца? Та на минуту нахмурилась, и Марья Ивановна вмиг обеспокоилась о том, как бы у девочки вновь не случилась болезнь. Но этого не произошло. Даша тихо ответила:
– Я не поеду, тетушка. Я хочу запомнить отца живым…
Марья Ивановна понятливо кивнула и, поцеловав племянницу в лоб, пообещала, что привезет из дома отца какую-нибудь вещицу, принадлежащую некогда Екатерине Федоровне, чтобы Даша могла хранить память о покойной матушке.
Именно эту шкатулку ее покойной матери, привезла Марья Ивановна из Москвы. Даша, часто слушала мелодию, которая звучала, стоило лишь поднять крышку. В эти моменты девочка представляла, как с небес на нее смотрит добрая матушка и видит ее. Так учила ее тетушка.
В тот день Лиза и Даша играли в детской с самого утра. Лиза занималась своей новой фарфоровой куклой, которую ей подарили на прошедшие именины. Но в какой-то момент она подошла к Даше, сидящей в стороне, на маленьком диванчике, и капризно попросила:
– Даша, дай мне посмотреть шкатулку!
Испуганно вскинув на двоюродную сестру большие глаза, Дашенька отрицательно покачала головой. Высокая бледная Лиза, которой исполнилось уже десять лет, имела внимательные серые глаза и узкие губы. Даша знала, что старшая сестра не любит ее, и старалась не раздражать ее, хотя всеми силами пыталась подружиться с Лизой. Но сейчас даже в угоду старшей сестре Даша не могла пожертвовать такой ценной вещью, как шкатулка матери.
– Я не могу тебе дать, Лизонька. А если ты сломаешь? – тихо объяснила свой отказ Дашенька. – Что мне тогда останется? – добавила уже просяще девочка, а про себя добавила: «…от покойной матушки».
Но избалованная Лиза ничего не желала понимать. Она топнула ножкой и воскликнула:
– Ну и ладно! Я тебе тоже ничего не дам!
– И не надо, – тихо ответила Даша и отвернулась от пухлой Лизы, вновь занявшись своей шкатулкой. Маленькие серые глаза Лизы сузились от злости, и она, подпрыгнув к Даше, стремительно выхватила шкатулку из тонких рук сестры. Со шкатулкой в руках Лиза побежала от Даши прочь.
– Лиза отдай! Лиза! – закричала в ужасе Даша, погнавшись за сестрой по комнате.
Лиза прямо ногами в туфельках запрыгнула на стул, а затем на резной широкий стол и подняла шкатулку как можно выше.
– Вот теперь ты точно не заберешь! – со злорадством заверещала Лиза, довольно ухмыляясь.
Дашенька замерла рядом со столом. Она осознавала, что не может, как Лиза, которой все позволялось, вот так нагло запрыгнуть в туфельках на стол. Ведь это было недозволительно. И тетушка Марья могла разгневаться. Оттого не в силах дотянуться до сестры и понимая, что не может забрать у нее драгоценную вещицу, Даша едва не расплакалась. Но тут в ее головку пришла одна мысль. Она отошла от Лизы, которая так и стояла в туфлях на ажурном столике, и приблизилась к месту, где ранее сидела сестра.
Проворно схватив дорогую фарфоровую куклу Лизы в руки, Даша громко сказала:
– Лиза, тогда я возьму твою куклу!
– Ну и бери, я уже ей наигралась! – запальчиво сказала Лиза и злорадно рассмеялась. Восьмилетняя Дашенька сильнее нахмурилась и решилась.
– А если я ее разобью об пол? – пригрозила она, осознавая, что шкатулка матери стоила того, чтобы не просто разбить куклу сестры и навсегда поссориться с ней, а если надо, она могла и подраться с этой наглой, своевольной девчонкой.
– Ах ты, гадкая мартышка! – завопила Лиза и немедля ловко спрыгнула со стола.
Дашенька попятилась от сестры к двери, держа куклу навесу, высоко задрав ручки вверх и показывая, что в любой момент может кинуть куклу на пол.
– Поставь шкатулку на стол, Лиза, а я отдам тебе куклу, – поставила ультиматум Дашенька. Она уперлась спиной в дверной косяк. В этот момент послышались приближающиеся шаги, и дверь в детскую отворилась.
– Что здесь происходит? – раздался голос юноши за спиной Даши. Увидев старшего брата, Лиза заверещала:
– Илья, она взяла мою куклу! Забери ее у нее!
– Дарья, ты зачем это сделала? – накинулся на Дашу Илья и попытался отобрать куклу из рук девочки.
Даша попыталась отбежать от него, но четырнадцатилетний Илья тут же среагировал и быстро бесцеремонно схватил двоюродную сестру за талию, притянув к себе. Худощавый Илья был гораздо выше и сильнее хрупкой Даши. Оттого ему не составило труда выхватить куклу из рук девочки. Лиза уже была рядом. Даша краем глаза увидела, что шкатулка матери стоит на столе. Илья передал одной рукой куклу Лизе, а второй все так же удерживал Дашу за талию, чтобы девочка не кинулась к сестре. Лиза же, получив куклу, заголосила и выбежала вон из детской, окликая Марью Ивановну, видимо, для того, чтобы наябедничать на Дашу.
Едва она исчезла за дверью, Даша с силой толкнула брата в грудь и сердито произнесла:
– Пусти!
– Да нужна ты больно! – выпалил юноша и отпустил девочку из капкана своих рук. Однако он не отошел от Даши и с вызовом заметил: – И больше не смей забирать игрушки у Лизы, ты поняла?
Он приблизился к Даше и как-то угрожающе навис над девочкой. Та вжалась в стенку спиной и затравлено посмотрела в недовольное красивое лицо брата. Глаза юноши невероятного аквамаринового цвета горели недовольством и вызовом, а его губы были поджаты.
– Лиза первая забрала у меня шкатулку матушки, – попыталась оправдаться Дашенька. Но Илья ухмыльнулся и цинично заметил:
– Она у себя дома, а ты всего лишь в гостях, так знай свое место! Поняла? – Он устремил на нее запугивающий взгляд, желая только одного – показать этой наглой выскочке, с которой так возилась его мать, ее место. – Ты живешь из милости в этом доме и должна понимать это!
С каждым словом двоюродного брата Даша все сильнее сжималась от боли и обиды. Только Илья мог позволить себе говорить ей подобные обидные слова. Ведь ни дядя ее, ни тетя никогда не позволяли упрекать ее ни в чем. Наоборот, и Григорий Николаевич, и Марья Ивановна делали все, чтобы Дашенька не чувствовала себя чужой в их доме. Но Илья не любил ее, и она прекрасно это знала.
Он уже не раз говорил ей гадости наедине и специально пытался задеть словами побольнее. И Даша предполагала, что юноша возненавидел ее с того дня, когда она разбила его фрегат, а Григорий Николаевич заставил Илью извиняться перед ней. Тогда она отчетливо заметила гнев и обиду в ярких глазах юноши, а теперь, когда она поселилась в их доме, Илья делал все, чтобы задеть ее словами или унизить. И сейчас поводом для нападения стала кукла Лизы. Даша безумно хотела возразить ему, но не смела. Так как однажды, еще по приезде в особняк дяди, она пыталась доказать свою правоту Илье. В тот раз во время перепалки юноша больно схватил девочку за плечо и сказал, что в следующий раз треснет ей сильнее, если она не уразумеет, где ее место в этом доме.
Потому в этот миг Дашенька молчала, глотая горькую обиду. Поджав пухлые губки, она смотрела на него немигающим напряженным взглядом, опасаясь буйного нрава Ильи.
Запал юноши начал понемногу стихать, он внимательно изучал округлое тонкое лицо девочки, и в какой-то момент взгляд его застыл на ее огромных лучезарных очах. Бездонные озера яркого синего цвета приковали взгляд юноши, и в следующий миг от его недовольства не осталось и следа. Взор Даши, трогательный, наивный, прелестный и чудный, завораживал и простил о любви и теплоте. Вдруг в душе Ильи поднялось странное желание не обидеть, а защитить девочку ото всех, укрыть ее, а в ответ увидеть в ее глазах радость. Юноша замер, не в силах отстраниться от нее, и отрицательно закачал головой, словно говоря себе, что он совсем не хочет защищать Дашу. Но его существо требовало другого: утешить девочку, ласково погладить ее по голове и сказать, что он ее старший брат и не даст ее в обиду.
От непонятного волнения, а еще более от своих неподвластных разуму желаний Илья напрягся и невольно выпрямился. Дернувшись с места, юноша почти отскочил от девочки и, громко стуча каблуками, выбежал из детской.
После стремительного ухода озлобленного брата, Даша подбежала к шкатулке и, открыв ее, с облегчением удостоверилась, что та не сломана. Девочка прижала драгоценную вещицу к своей худенькой груди и поспешила в свою комнату.
Все перепалки между детьми окончились в тот день, когда Илью отправили на учебу в Императорский сухопутный кадетский корпус, который находился в пригороде столицы. Это произошло зимой 1767 года, после нового года, когда Илье исполнилось полных шестнадцать лет. Третировать Дашу стало некому, и девочка вздохнула в доме дяди свободнее. Даже Лиза, которая при поддержке старшего брата часто доводила Дашу до слез, теперь как-то притихла и перестала яро выражать свою неприязнь к младшей сестре. Даша и Лиза держали молчаливый нейтралитет и общались только при Марье Ивановне, чтобы угодить ей. Даша чаше играла в детской с маленькой Оленькой, которая была младше ее на пять лет, или же бегала с дворовыми детьми на улице.
Тринадцатилетний Владимир, второй сын Григория Николаевича, мало времени проводил с девочками, пропадая все дни напролет в конюшне с лошадьми или со своим камердинером в фехтовальной зале. Володя бредил армией и мечтал, как и старший брат, через три года поступить на учебу в кадетский корпус. К Даше он относился спокойно, ровно, с уважением, так же, как и к другим своим сестрам. За ужином Владимир мог пошутить, пододвинуть стул за девочками и мило поддержать общую беседу. Но он никогда не играл с сестрами, считая их забавы неинтересными и скучными. Иногда, когда вся семья собиралась после ужина в гостиной, Володя читал сестрам большой атлас, подаренный ему на именины матушкой, и показывал девочкам на карте диковинные страны и моря, где бы он хотел в будущем побывать.
Жизнь Даши в доме дяди текла размеренно, спокойно и тихо. Марья Ивановна не любительница шумных увеселений редко устраивала в своем доме праздники и приемы. Лишь по круглым датам, таким, как совершеннолетие детей и годовщины их с мужем именин, в помпезном особняке Тепловых давались грандиозные балы, куда созывался весь цвет Петербургского дворянства.
Все свое время Теплова занималась детьми, уделяя повышенное внимание музыкальным и танцевальным занятиям девочек, а также наукам, которыми занимался с гувернерами Володя. Лиза и Даша тоже учились – арифметике, истории, французскому и немецкому языкам и этикету. Другие науки, по мнению Марьи Ивановны, не были нужны девочкам. Ибо по ее мнению, главная цель жизни девушек-дворянок состояла в том, чтобы удачно выйти замуж и родить мужу побольше детей, воспитав из них достойных членов изысканного общества. Володя же как будущий хозяин семейства по настоянию Марьи Ивановны дополнительно к наукам, которые изучали девочки, еще занимался риторикой, географией, астрономией, правом и геральдикой.
Каждое лето с мая месяца, едва устанавливалась хорошая погода, Марья Ивановна с детьми отправлялась в свое загородное имение, которое располагалось между Петербургом и Новгородом. И обитала там с детьми до конца сентября, пока не начинались затяжные осенние дожди. Раз в месяц в летнее время на неделю к ним «в деревню», так по-простому называла имение Марья Ивановна, приезжал Григорий Николаевич. Глава дома с удовольствием ходил на рыбалку с Володей, а с девочками ездил верхом по своим угодьям на тридцать верст, показывая и рассказывая им о быте крестьян, что жили в окрестностях усадьбы в пяти больших деревнях, принадлежащих Тепловым.
Даша не видела Илью несколько лет к ряду. Юноша не показывался в Петербурге зимой, так как с учебы в кадетском корпусе его не отпускали. А двухмесячные летние каникулы длились всего с июля по август месяц. Не любитель сельской жизни, Илья все свое свободное летнее время безвылазно проводил в Петербурге со своими друзьями по кадетскому корпусу на балах, раутах, охотах, в кабаках и шумных оргиях. Григорий Николаевич пытался влиять на поведение старшего сына, но все было бесполезно. Буйный, неспокойный, вспыльчивый нрав Ильи требовал действия. Марья Ивановна, будучи мудрой женщиной, успокаивала мужа, говоря, что Илья еще очень молод и должен нагуляться, чтобы потом в семейной жизни дорожить спокойствием дома и уединением со своими родными.
О проекте
О подписке