Глава VI. Перевал

Софья, дрожа всем телом от неприятного озноба, подползла на коленях обратно к Асатиани и села рядом с ним на траву. С благодарностью глядя в его мрачное лицо, она прошептала по-русски:

– Благодарю вас, что вы им сказали?

– Неважно, – тихо ответил Амир, напряженно смотря в ее глаза. – Главное, что больше они вас не тронут.

Софья увидела, что он не спускает напряженного взора с Рашида, который что-то тихо обсуждал с пожилым сваном. Лишь спустя минуту, когда главарь отошел к своему коню, закончив разговор, Софья тихо спросила Георгия:

– Вы поняли, о чем они говорили?

– Да, – заметил Амир по-русски тихо, переводя взор на девушку. – Они хотят заночевать здесь, а завтра отправиться в горы через большой перевал, как я и предполагал. Через три дня мы должны добраться до Сванети.

– Вы умеете читать по губам? – спросила Софья удивленно, понимая, что с такого расстояния Асатиани просто не мог расслышать слов джигитов.

– Немного, – ответил он.

– А они понимают по-русски?

– Думаю, нет.

В этот момент к ним вернулся Рашид. Его лицо, обезображенное над правым глазом жутким шрамом, было недовольно. Он сильно ударил концом плети Георгия по плечу и процедил:

– Я запрещаю тебе говорить с ней!

Софья испуганно сжалась. Когда же главарь выпрямился и отошел за Георгия, переведя свое внимание на джигитов, которые доставали поклажу, готовясь к ночлегу, девушка, не поняв, что сказал главарь, вновь обратилась к Георгию и пробормотала:

– Вы не могли бы попросить их…

– Молчите, – тихо вымолвил Амир по-русски. – Он запретил нам разговаривать.

Рашид тут же повернулся на голос Асатиани и, сделав два быстрых шага обратно, со всей силы ударил Георгия в живот ногой, сквозь зубы процедив:

– Я велел тебе замолчать, Асатиани!

Софья нервно поджала губы, видя, как от сильного удара Георгий чуть согнулся и лишь сильнее побледнел, сжав зубы. Понимая, что главарь настроен решительно и, видимо, более не допустит их речей, девушка перевела взор на свана и громко вымолвила:

– Рашид!

Главарь сванов резко обернулся и хмуро посмотрел на нее. Он понимал, что девушка не знает ни слова по-грузински. Оттого был удивлен, что она зовет его по имени. Но потом, вспомнив, что она слышала, как его звал Асатиани чуть ранее, приблизился и спросил по-грузински:

– Чего тебе, женщина?

Софья, даже не зная его языка, поняла, что он сказал. Она должна была как-то сама объяснить, что ей надо, ибо иначе он вновь будет бить Георгия. Видя, как главарь внимательно смотрит на нее сверху вниз, девушка красноречиво показала взглядом на свой живот, а затем указала головой в сторону деревьев. Рашид хмуро оскалился, поняв, что она имеет в виду, и обратил свой взор на одного из джигитов, который в этот миг подкладывал ветки в костер, и приказал ему по-грузински:

– Яго, отведи девку в кусты. Да проследи за ней. И недолго там!

В следующий миг Рашид наклонился к Софье и поднял ее на ноги. Достав короткий кинжал, он умелым движением перерезал веревки, стягивающие ее запястья сзади. Она тут же начала тереть намозоленные руки, на которых отчетливо виднелись красные пятна от жестких веревок. Рашид поднес кулак к носу девушки и, после того как ее взор понятливо прищурился, толкнул ее в сторону подошедшего Яго.

Софья лишь на миг взглянула на Асатиани и отметила его пораженный и удивленный взор, прилипший к ее лицу, он явно не ожидал, что она сможет объясниться с Рашидом без слов.

Яго оказался вполне тихим пареньком лет шестнадцати. Он даже как-то почтительно стоял на расстоянии от кустов, где находилась девушка, и, лишь только когда она вышла сама, приблизился к ней и отвел обратно на привал. Девушка, которая последние полчаса терпела нужду, уже более успокоенная вернулась на поляну. Все сваны подсели ближе к костру, чтобы согреться, ибо солнце спряталось за высокие горы и стало холодать.

Едва Софья заняла прежнее место у костра, ей выдали половину куска сухого лаваша и немного козьего сыра. То же самое ели и сваны, запивая водой из небольших кожаных мешков. Пережевывая сухой хлеб, Софья печально наблюдала за тем, как Георгия кормил сам вожак, так и не развязав ему руки. Рашид дал Асатиани лишь маленький кусок лаваша и пару глотков воды. Девушка медленно ела, понимая, что такая скудная пища явно не насытила Георгия.

Уже через час все улеглись вокруг костра. Джигиты почти все быстро захрапели, а девушка хоть и безумно устала, но все же не могла сомкнуть глаз от всего, что пережила и видела сегодня. Софья единственная лежала на небольших мешках с мягкой поклажей, накрытая плащом одного из джигитов. Остальные мужчины лежали прямо на траве вокруг костра, завернувшись в длинные плащи. Их было восемнадцать человек, как сосчитала девушка.

Асатиани так и был одет лишь в длинную черкеску, достающую своими полами до его высоких мягких сапог, без плаща. Софья видела, что он лежит на боку и иногда шевелит плечами, словно пытаясь их размять. Девушка думала, что его руки совсем онемели от неудобного связанного положения за спиной, и жалела его. Ведь ей руки более не связывали.

Она лежала напротив Георгия через горящий костер и отчетливо видела его загорелое лицо, которое наполовину было скрыто скачущими языками пламени. Верхняя часть его, а именно глаза, обрамленные темными бровями, хорошо были видны ей. Он тоже не спал и также смотрел на нее. Его взор, пронзительный, неподвижный и какой-то завораживающий, проникал в самые тайные глубины ее души и словно успокаивал. Софья вдруг осознала, что этот суровый мужчина, которого она знала всего день, в этот момент времени, здесь, в этом жутком месте, среди этих опасных людей был единственным ее другом. Единственным человеком, который мог утешить ее хотя бы взором, и это у него очень хорошо получалось. Ибо уже спустя четверть часа, все так же неотрывно смотря в глаза Асатиани, Софья невольно прикрыла веки и забылась крепким сном.

Проснулась она от резкого толчка по ногам. И в следующий миг чья-то жесткая рука схватила ее за плечо и посадила. Она испуганно распахнула глаза, пытаясь осознать, где находится.

Светало. Софья тут же вскинула глаза на Рашида, возвышающегося над ней. Он что-то сказал ей по-грузински, и она отчетливо поняла, что он велел ей вставать. Как и накануне, она отправилась с Яго в кусты, чтобы облегчиться, и по возвращении на поляну получила из рук Рашида кусок сухого лаваша и немного воды. Остальные джигиты уже седлали лошадей и привязывали поклажу. Георгий стоял недалеко от нее. Его высокая широкоплечая фигура, отличавшаяся своей величавостью от других джигитов, казалась понурой, а плечи сгорбленными. Выглядел он устало и даже замученно. Его руки по-прежнему были связаны. И она искренне пожалела Асатиани, думая, что он, наверное, совсем уже не чувствует пальцев. Отметив, что ему даже не дали воды, не говоря уже о куске хлеба, девушка озабоченно поджала губы, понимая, что если с ним и дальше будут обращаться подобным образом, то он вскоре совсем потеряет силы.

Она стояла от Георгия в десяти шагах, и ей очень хотелось подойти к нему и поговорить. Но девушка не дерзнула этого сделать, ибо знала, что главарь будет недоволен и Асатиани вновь могут ударить. Через пару минут к Георгию подошел один из сванов. Проверив жесткие вожжи, стягивающие впереди руки пленника, он толкнул Георгия вперед. Асатиани что-то резко сказал джигиту по-грузински. В ответ сван гадко ухмыльнулся и указал головой на куст, росший рядом.

Не понимая, что происходит, девушка увидела, как Асатиани, опустив голову, подошел к кусту и, повернувшись к ней спиной, остановился. В следующую минуту джигит, сопровождавший Георгия, распахнул его длинную черкеску и распустил завязки его темных штанов, спустив их до колен. Софья резко отвернулась, увидев лишь на миг обнаженные мощные покрытые темными волосами ноги Асатиани. Поняв, что прямо при всех Георгия заставили справлять нужду, Софья даже боялась думать о том, что там происходило дальше. Она видела, как некоторые из джигитов смотрят в сторону Асатиани и хмуро лыбятся в черные бороды. Ставшая пунцовой от стыда за Георгия от того унижения, которое учинили над ним сваны, девушка чуть отошла к коням, пытаясь хотя бы не смущать Асатиани своим присутствием, нервно осознавая, что ему даже не позволили уйти в кусты, чтобы облегчиться.

Уже спустя пару минут джигит подтолкнул Георгия к коням, и он невольно оказался рядом с нею. Софья бросила нервный участливый взор на Асатиани и увидела его смертельно бледное лицо и полные злости глаза. Желая хоть немного подбодрить его, девушка быстро приблизилась вплотную и тихо спросила по-русски:

– Зачем они так унижают вас?

– Боятся, что сбегу, – просто ответил Асатиани по-русски и криво оскалился, устремив в ее бледное лицо стальной взор.

– А вы можете? – тут же выпалила тихо Софья и напряжено посмотрела на него.

Яркая зелень ее прелестного пораженного взгляда тут же вызвала в существе Амира сладостную дрожь. Не в силах оторвать взора от ее огромных чудесных глаз, он лишь молчал. Заслышав приближающиеся сзади шаги, Георгий словно опомнился и очень тихо прошептал ей:

– Будьте готовы…

Он тут же отстранился от девушки и отошел, более не разговаривая.

Софья проследила за ним диким пораженным взором и ощутила, как ее сердце глухо сильно забилось. Простая фраза Асатиани, такая короткая, но емкая, вызвала в ее душе яростный неистовый трепет. И она отчетливо поняла, что он не смирился. Эта единственная его фраза вселила в нее надежду на спасение. Возможно, у них еще будет шанс, шанс сбежать. Но когда?

В то утро они направились в сторону гор.

Еще при отъезде Софья попыталась возмутиться и сказала пару недовольных фраз на русском Рашиду, протестуя, чтобы ее вновь везли, перекинув через спину коня. Долгие минуты она, почти не веря в свою удачу, гневно спорила с Рашидом, который пытался приподнять ее и перекинуть через седло, а она неистово вырвалась и требовательно заявляла по-русски, что хочет ехать верхом, всеми своими движениями и красноречивыми взглядами показывая это.

Спустя пять минут Рашид вдруг зло выругался и недовольно процедил, что девка его уже допекла. Под удивленными и опешившими взорами остальных джигитов Дешкелиани закинул Софью в седло, позволив ей сесть по-мужски, но лицом к крупу коня. Сам он проворно запрыгнул в седло впереди нее и длинным ремнем привязал девушку за талию к своему торсу. Софья же, немного опешившая оттого, что все же добилась своего, довольно улыбнулась одними уголками губ. Она схватилась руками за заднюю луку седла, когда Рашид пришпорил своего коня.

Софья победно и как-то хитро окинула взором джигитов, которые, не отрываясь, следили за всей этой сценой и теперь остолбенело смотрели на главаря и девушку, сидящую за его спиной, совершенно не понимая, отчего Дешкелиани уступил девке. Когда отряд тронулся, Софья перевела взор на Асатиани, который, как и накануне, был привязан за руки веревкой к одному из коней сванов и бежал сзади, стараясь успеть за тихой иноходью жеребца. Георгий как-то исподлобья по-доброму смотрел на нее и тихо скалился в густую короткую бороду, стараясь не показать окружающим своего приподнятого настроения.

Подножья гор они достигли спустя пять часов.

Полуденный зной уже вновь завладел долиной, и стало душно. В одном из захудалых аулов сваны вновь сделали короткий привал. Здесь же четверо джигитов из их отряда, забрав большую часть лошадей, ускакали с ними в обратном направлении. Таким образом в их отряде осталось четырнадцать сванов вместе с Рашидом. Во время остановки Софья получила козий сыр и одну из горячих лепешек, которые сваны притащили от местных. Она запила все водой и отметила, что Георгию вновь не дали еды. Рашид лишь позволил ему один раз глотнуть из своего кожаного мешка и тут же убрал от лица Асатиани воду, чтобы тот не выпил больше. Софья сильно переживала, ощущая, что сваны делали это специально, чтобы у Георгия не было сил сопротивляться.

После короткого отдыха отряд с пленниками начал пеший подъем в горы. Они следовали по неровной извилистой каменистой тропе, которая огибала высокие скалы, уходившие своими верхушками в небо. Впереди шли пятеро джигитов, ведя под уздцы двух лошадей, нагруженных немногочисленной поклажей. За ними следовал Рашид, держа под уздцы жеребца, на котором восседала Софья. Теперь девушка сидела по-мужски в седле вперед лицом, единственная из всего отряда верхом. Следом за ее конем шли еще трое сванов, один из которых также вел коня под уздцы. Затем, понукаемый одним из джигитов, шел связанный Асатиани. На его плечах был один из больших мешков с провизией. Последние четверо сванов замыкали кавалькаду, следуя так же пешком и неся на плечах, как и все остальные джигиты, ружья.

Поначалу дорога была довольно широкой, но спустя пару часов, когда девушку пересадили на другую лошадь, чтобы первое животное отдохнуло, путь стал сужаться. Еще через несколько часов тропа стала такой узкой, что Софья невольно с испугом смотрела на обрывистый край скалы, которая уходила вниз. С каждым часом извилистый путь все сильнее поднимался вверх, и высокие деревья, росшие у подножья гор, казались все меньше размером. Стало резко холодать, и девушка в своем платье и легком плаще начала мерзнуть. Софье казалось, что посреди лета наступила осень. Они все шли и шли вверх в гору по узкой плутающей вокруг скал тропе. Каждый час под девушкой меняли лошадь, и Софья поняла, что животных взяли только ради нее.

Она отчетливо видела, что Рашид, который подгонял своими глухими командами сванов, недоволен, и отчего-то думала, что он требует идти быстрее. Но мужчины, на своих плечах неся оружие и мешки с провизией, передвигались с каждым поворотом все тяжелее. Девушка отчетливо видела испарину на их лицах и упорно сжатые губы. Она постоянно оборачивалась на Георгия, который также нес тяжелую поклажу на плечах и то и дело оступался. Софья удрученно понимала, что Асатиани идет пешком уже давно, как и все. А вчера и сегодня до полудня он многие версты бежал за конем. Его совсем не кормили за сегодняшний день и дали лишь глоток воды. Она видела, что его плечи сгорблены, а высокая фигура покачивается от усталости. Он смотрел лишь под ноги, и весь его вид указывал на то, что он смертельно устал и еле держится на ногах. Софья тяжело и горестно вздыхала, отчего-то начиная подозревать, что у Георгия ничего не получится с побегом, ибо у него не было даже сил идти, не то чтобы сражаться с дюжиной сванов, которые держали их в плену.

К вечеру дорога стала еще круче и уже. Теперь Рашид был вынужден идти впереди ее лошади, так как места сбоку от коня не было. Почти касаясь одним плечом отвесной холодной скалы, Софья старалась не смотреть вниз, на жуткую бездну с другой стороны. Долины уже не было видно давно, а тучи скрывали от взора зеленую низменность у подножья гор. С каждым часом становилось все холоднее, и когда начало смеркаться, пошел снег. Последние часы Софья постоянно на поворотах косилась на Георгия, видя, что тот идет через силу и постоянно спотыкается. Он не поднимал взора и, опустив голову на грудь, брел, не обращая внимания на то, как белый снег покрывает густые вихры его темно-русых волос.

Софья куталась в плащ, накрыв голову капюшоном, но совершенно не могла согреться. Солнце стремительно село, и их окутала непроглядная тьма. Джигиты зажгли факелы, и Рашид то и дело что-то злобно кричал. Она понимала, что он торопит людей. Мужчины уже тяжело дышали и из последних сил карабкались по обрывистому пути наверх. Только через полтора часа после наступления темноты они наконец достигли довольно большой открытой пещеры. Именно к ней и вел их Рашид, осознала Софья, и оттого торопил людей, чтобы скорее сделать привал.

Сваны соорудили небольшой костер из сухого хвороста, который нес один из них на плечах всю дорогу, и развели огонь. Четверо мужчин кормили и поили лошадей, грея в руках снег и протягивая талые белые сгустки коням. Остальные заняли место вокруг костра, протягивая руки к огню и греясь. Девушку также усадили ближе к костру. Асатиани привязали к большому камню в глубине пещеры. Софья печально и с жалостью кидала взоры в его сторону, ибо Георгий совсем не получал тепла, находясь довольно далеко от огня.

Уже через полчаса, быстро подкрепившись скудным пайком, состоящим из лепешек и сыра, сваны начали занимать места у костра. Софью, как и в первую ночь, уложили на мешки с поклажей и дали еще один плащ. Девушка накрылась им сверху, предварительно с головой замотавшись в первый плащ. Было так холодно, что она, не переставая, дрожала, несмотря на то что лежала ближе всех к догорающему костру. Не заметив как, измученная, замерзшая и несчастная Софья заснула, провалившись в глубокий тревожный сон.