Глава IV. Огарёвы

Граф перевел взгляд на горящий дом, который пытались потушить многочисленные дворовые, упорно таскающие воду. Михаил понимал – особняк обречен и вряд ли удастся его спасти. Интуиция подсказывала ему, что дом Огарёва загорелся не просто так. Вопрос теперь был в другом. Куда делась Звездная капля? Вряд ли она погибла в огне, ведь она была высокоразумным существом девятых вибраций и могла себя спасти.

Ко всему этому, Огарёвы в данное время находились на прицеле у этих нелюдей. Да он уничтожил двух из них, но сколько орионцев охотились теперь за каплей было неведомо. Потому отец и дочь подвергались нынче смертельной опасности, и тому подтверждением был полыхающий особняк и два трупа под окнами. Михаил чувствовал, что не может сейчас оставить Огарёвых на произвол судьбы, а точнее на произвол тех, кто не гнушался убийствами живых существ, чтобы достичь своих темных целей.

Он перевел обратно взор на Алексея, который осторожно хлопал по щекам Наташу, и что-то причитал.

– Сама судьба послала тебя сегодня! – воскликнул в порыве Алексей Петрович. – Если бы не ты, то я не знаю, что было бы с моей Наташенькой.

– Ты бы распорядился из конюшен лошадей вывести, – дал дельный совет граф, телепатически уловив призывы животных о помощи.

– О да, конечно, я совсем не подумал! – воскликнул Огарёв и, выпрямившись, побежал в сторону конюшен, крикнув на ходу Михаилу: – Присмотри за Наташей!

Михаил вновь вытер горячий пот со лба и чуть придвинулся к девушке. Он настойчиво начал вглядываться в ее неподвижное лицо и уже через миг ощутил, что его завораживает это зрелище.

– Все-таки какое искусное творение природы, – произнес он задумчиво, чуть склонившись над нею и внимательно рассматривая каждую черточку на бледном лице девушки.

Ее щека была испачкана в саже, прическа с одной стороны развалилась, а ее густые темные локоны свободными прядями лежали на ее плече. На ее шее билась жилка, которая указывала на то, что девушка жива, а взор Михаила переместился ниже, на ложбинку между грудей. Он отметил, что ее грудь вполне сформировалась для ее юного возраста и имела нежно персиковый оттенок кожи.

Вдруг он поймал себя на том, что ведет несвойственным для себя образом. Он вел себя как обычный землянин восемнадцатого века, увидев красивую девушку и тайком рассматривая ее прелести. Но он не был им. Его вибрации были гораздо выше и он мог контролировать свои эмоции, поступки и чувства. Вмиг спалив огнем Вселенской Любви внутри себя все страстные вожделенные образы, которые непроизвольно завладели его существом, Михаил нахмурился и заставил себя думать о девушке более отстраненно.

Она так и лежала неподвижно, и это не нравилось графу. Она должна была уже прийти в себя. Оглядевшись кругом и отметив, что никого нет поблизости, он приложил два пальца на определенное место на ее лбу и, сосредоточившись, надавил на нужные точки. Уже через минуту он убрал руку, понимая, что нельзя долго воздействовать на этот энергетический пучок сознания. Он протяжно вздохнул, ожидая результата.

Через секунду Наташа пришла в себя, и ее взор вклинился прямо в его лицо. И тут же уже во второй раз за сегодня Михаил невольно прищурил глаза, поразившись насыщенному изумрудному цвету ее блестящих глаз. Она моргнула несколько раз и попыталась сесть на скамье.

– Вам лучше, Наталья Алексеевна? – поинтересовался граф, помогая ей сесть.

– Вполне, – пролепетала Наташа, озадаченно смотря на него снизу вверх. Она села прямо, но мгновенно спохватилась, начала пальцами перебирать свои распущенные волосы. – О Боже, все развалилось! Только не это! – и заметив непонимающий взор графа, быстро добавила, словно объясняя: – Я ужасно выгляжу!

– Неправда, – нахмурился он, отмечая, что из ее прически выпала лишь пара длинных прядей, основная же часть волос так и была уложена в затейливую прическу и украшена жемчугом. И это нисколько не портило ее довольно милого образа.

Ее же руки уже пробежались по голове. Отметив, что волосы еще держались в прическе шпильками и небольшим черепаховым гребнем, она уже более облегченно выдохнула:

– Ах вот же! Все вроде на месте.

– Как вы чувствуете себя?

– Скорее сносно, чем хорошо, – вымолвила она, пытаясь привести свои волосы в порядок, и перебирая темные локоны пальцами.

– Чудесно, – заметил он и, выпрямившись, добавил: – Пойду, помогу дворовым.

Пожар потушили лишь на рассвете. Удалось полностью спасти лишь нижний этаж дома, и половину второго. Облицовка и убранство левого крыла была уничтожена до кирпича. Обгоревшие остатки дома еще долго шаяли зловонным черным дымом.

На рассвете, около четырех утра, Наташа сидела на скамье в саду с графиней Неверовой и мадам Ригель. Дамы остались с девушкой для моральной поддержки. Рядом сидела и Велина Александровна. К женщинам приблизились Огарёв с Чернышевым, оба в грязных от дыма рубашках, с красными усталыми лицами. Завидев дородную фигуру отца и высокую фигуру графа, Наташа проворно поднялась со скамьи и пошла на встречу к ним.

– Как там, батюшка? – спросила она обеспокоенно, глядя на него печальным взглядом.

На плечах девушки до сих пор красовался темный довольно большой камзол Чернышева, который он оставил ей, уходя, чтобы она не замерзла.

– Весьма плачевно, сладенькая, – расстроенно ответил Алексей Петрович. – Все этажи в копоти, а второй сожжен напрочь. Первый хоть немного цел, но жить там невозможно из-за ужасной вони.

– И впрямь печально, – кивнула девушка. Обратив внимание на графа, стоящего рядом с отцом, она сказала: – Благодарю вас, граф, за спасение. Если бы не вы…, – она замялась.

– И впрямь, Михаил, все же, как ты быстро сориентировался, и в дом горящий не побоялся войти, – закивал Огарёв.

– Будет вам, – улыбнулся Чернышев отцу и дочери. – Я лишь сделал то, что должен был. Любой бы на моем месте поступил бы так же.

– Да не скажите, – вздохнула Наташа, явно сомневаясь в его словах. Она стянула со своих плеч камзол и протянула его Михаилу. – Возьмите, Михаил Владимирович, благодарствую.

Он нахмурился и остановил ее жестом.

– Я привычен к холоду, Наталья Алексеевна, – вежливо объяснил он. – А вы в слишком легком платье, застудитесь. Оденьте обратно.

– Он прав, дочка, – сказал, вздыхая Огарёв, трагично взирая на обгоревший особняк, который еще несколько часов назад был так великолепен. Не оборачиваясь к Чернышеву, он добавил: – Ты знаешь, Михаил Владимирович, дворовые все в один голос твердят, что пожар начался с крайних гостевых спален наверху. Говорят, что там полыхало с самого начала, и лишь оттуда огонь перекинулся на соседние комнаты.

– С гостевых спален? – удивленно поднял брови Михаил, бледнея.

– Да. Только не пойму отчего. Ведь там вчера даже свечи не зажигали.

– Довольно странно, ты прав, Алексей Петрович.

И только сейчас Чернышев отчетливо понял, отчего начался пожар. Видимо искры пламени, которым второй орионец пытался сжечь его во время боя, упали на ковер и разгорелись. Он так спешил, боясь быть обнаруженным, что не проверил все до конца, когда покидал ту злосчастную спальню. И пожар начался через четверть часа, после того как он вернулся в бальную залу.

– Хорошо хоть живы все, и обгорели только два мужика, – добавил тихо Михаил, размышляя.

– Что же нам теперь делать, ума не приложу? – запричитал Алексей Петрович. – Похоже придется нам, Наташа, в Рязань ехать, в имение моей покойной матушки. Здесь жить невозможно.

– Но батюшка, я не хочу туда. Это так далеко! Там такая непроглядная деревня! Как я буду выезжать в свет?

– Значит, не будешь, – мрачно ответил Огарёв.

– Но ведь можно все отремонтировать здесь и все, – заметила наивно девушка.

– Натали, на это нужны деньги и немалые. Ты посмотри, сколько всего сгорело! А у меня нет таких денег сейчас. Нужно время. Может через годик другой, я и найду средства.

– И все это время мы будем жить в Рязани? – запричитала Наташа.

– Наверное.

– А если мы к дядюшке Александру Петровичу в Саратов поедем? – предложила девушка. – Там хоть город большой, даже театр имеется.

– Ну, еще удумала, – недовольно буркнул Алексей Петрович. – Я с Александром уже пятнадцать лет в ссоре! Он и не станет нас принимать! Думаешь, я забуду, что отец ему почти все наследство оставил? А мне дулю с носом! И все из-за твоей покойной матери, что женился я без отцовского благословления. Нет уж, уволь.

– А почему бы вам с дядюшкой не примириться сейчас? – спросила заискивающе Наташа. – Как раз случай подходящий, батюшка.

– Нет. Примерюсь с ним, только если Александр половину своего состояния на меня перепишет, не раньше. А он этого никогда не сделает.

– И очень жаль, – промямлила, вздыхая девушка.

– Наверное, можно и в деревянном доме с дворовыми пока пожить и у нас в усадьбе, – размышлял вслух Огараёв. – Он совсем не пострадал. Но это уж не по чину нам с тобой, Натали. Придется в Рязань видать ехать. Там хоть дом каменный добротный, правда мал, но все же. Заберем с собой половину дворовых, остальные за домом сгоревшим присматривать будут.

– Батюшка, я не хочу в Рязань! – взмолилась Наташа, и отвернулась от отца, топнув ножкой, а затем отошла к женщинам.

Граф, отчетливо слышавший их разговор, упорно молчал, ощущая, то именно он виновен в случившемся пожаре и его ошибка навлекла беды на Огарёвых. К тому же оставлять Наташу и ее отца на произвол судьбы было опасно. Ведь орионцы могли снова появиться и вновь попытаться угрожать несчастному Алексею. Совесть Михаила отчаянно требовала теперь взять под свою защиту этих людей, к тому же они были единственными, кто хоть как то был связан с пропавшей тиарой. В его голове мгновенно появилось правильное решение, как следует поступить наилучшим образом для всех.

– Могу я предложить свою помощь? – обратился Чернышев к Огарёву.

– Да?

– Не сочти за дерзость, Алексей, но я предлагаю вам с дочерью и с Велиной Александровной пожить у меня в Петербурге, пока вы не восстановите особняк. К тому же, я могу дать тебе необходимую сумму на восстановление дома, скажем триста тысяч на первое время?

– Но я…

– Отдашь потом, – отмахнулся Чернышев. – Постепенно. Деньги у меня есть, ты же знаешь. Зато уже сейчас сможешь начать приводить в порядок дом. Что скажешь?

Огарёв опешив, остолбенело смотрел в добрые внимательные глаза Михаила и как-то невнятно промямлил:

– Неудобно мне все же…

– Отчего же? Разве друзья не познаются в беде? К тому же особняк у меня, наверное, вдвое больше твоего, места много. Так что вряд ли вы стесните меня. И по вечерам мне будет не так скучно.

– Я даже не знаю, Михаил, ты прямо огорошил меня.

– Соглашайся, – улыбнулся ему Чернышев. – К зиме вы с Наташей снова к себе переедите.

– Ну что ж, видимо и впрямь сегодня мне тебя послала судьба, друг, – заулыбался Огарёв, вытирая грязным рукавом камзола, лоб. – Извини, надо Наташу спросить – согласна ли она. Да и Велину Александровну, хотя я думаю, они противиться не будут.

На удивление Огарёва, Наташа тут же согласилась ехать в Петербург жить к графу Чернышеву, наивно заявив отцу, что столица место даже лучшее чем Москва, так как там постоянно устраиваются самые лучшие балы и приемы. В этот момент к ним подошел Михаил и девушка с детской непосредственностью выпалила:

– О, спасибо вам огромное, Михаил Владимирович, я буду так рада погостить у вас! – ее глаза так радостно блестели, а на губах заиграла лучезарная улыбка. Михаил немного смутился и улыбнулся ей в ответ.

– Я тоже буду счастлив, если вы все поживете у меня некоторое время, Наталья Алексеевна, – ответил мужчина и уже обратился к Огарёву: – Не сочти за навязчивость, Алексей, предлагаю вам троим поехать со мной в гостиницу сейчас. Помоетесь и отдохнете. Я снимаю пять комнат. Три могу вам уступить. Когда я закончу дела в Москве, направимся в Петербург.

– А могу я взять с собой свою горничную? – спросила Наташа.

– Как вам будет угодно, Наталья Алексеевна, – кивнул Чернышев.

Итак, тем же утром Огарёвы переехали в гостиницу на Большой Никитской улице, в новое двухэтажное здание, построенное по европейскому образцу. Мужчины, не видевшие друг друга довольно длительное время, провели в комнатах графа почти весь день, обсуждая последние заграничные новости и проблемы империи.

Велина Александровна и Наташа, приехавшие в гостиницу с горничной заняли две комнаты. Их уцелевший гардероб составлял всего несколько нарядов, которые оказались спасены благодаря тому, что во время жуткого пожара вещи находились в прачечной. По приезду Наташа хорошенько вымылась в горячей ванне, услужливо наполненной служащими в гостинице крепостными. А затем упав на широкую кровать мгновенно уснула до вечера. Ее бабушка немного отдохнув в своей комнате, чуть позже присоединилась к мужчинам в будуаре Чернышева. Девушка же уставшая и потрясенная неприятными событиями прошедшей ночи, до вечера отдыхала и лишь, около семи вечера, направилась на половину графа, для вечерней трапезы.

Когда Наташа вошла в просторную гостиную, с вычурными диванчиками, креслами времен Людовика XIV и гобеленами на стенах, Велина Александровна и мужчины над чем-то смеялись, уютно примостившись за столом и играя в макао. При появлении девушки Чернышев и Огарёв тут же встали. Наташа прошла в гостиную-будуар и, улыбнувшись, сказала:

– Добрый вечер.

– Как ты, душечка? – спросил заботливо Алексей Петрович. – От угара отошла?

– Батюшка, мне уже лучше, – улыбнулась Наташа.

– Ты мне скажи, сладенькая, – Огарёв вплотную, приблизился к девушке и на ушко ей прошептал, – ты уже разобрала тот сундук, что доставили с пожарища с твоими вещами?

– Да, там всего пара платьев.

– А драгоценности? Тиара матушки твоей есть?

– Нет, тиары нет, она видимо сгорела.

– Какая жалость! – воскликнул Огарёв в сердцах. – Чего же ты ее на бал не одела? Сейчас бы цела она была.

– Я побоялась, там столько народу было.

– Вот и глупость! – возмутился уже зло ее отец.

Михаил впервые видел, чтобы Огарёв так нервничал. Похоже он очень сильно боялся тех нелюдей, которые требовали у него тиару. Но пока Алексею нечего было опасаться, орионцы точно на время отстали.

– Добрый вечер, Наталья Алексеевна, – произнес глубоким тенором Михаил, вмешавшись и тем самым прервав недовольство Огарёва.

Наташа подняла на него глаза и невольно окинула его взором.

Граф был одет в изысканный темно-синий камзол без украшений, но пошитый из дорогого глазета, белоснежную рубашку, штаны, и легкие домашние удобные туфли. Пуговицы на камзоле были с бриллиантами, отчетливо подчеркивая его высокий статус и положение в обществе. Вчера он был одет гораздо скромнее и проще, как показалось девушке.

Чернышев был высок, широкоплеч, подтянут. Движения его были плавными и немного вальяжными. Его бледное с четкими чертами лицо, с высокими скулами и твердо сжатой линией губ показалось Наташе немного высокомерным. Хотя возможно виной тому была его излишняя бледность, которая придавала графу холодный и отстраненный вид. Однако его живые глаза лучились теплом и некой снисходительностью. Он был похож на большого доброго тигра, который осознает свое могущество и великолепие, но ведет себя дружелюбно и спокойно.

На вид ему было около тридцати лет. Волосы его пепельного оттенка, густые длинные до плеч, уложенные в простую прическу-хвост на шее, открывали его одухотворенное и мужественное лицо. Его внимательный взгляд, цепкий и изучающий словно проникал под кожу и явно оценивал окружающих его людей. От него исходила некая потаенная сила, и Наташа отчетливо чувствовала ее. Довольно красивый и эффектный внешне, Чернышев наверняка пользовался успехом у противоположного пола, подумалось ей.

– Вы позволите? – спросил ее граф, чуть приблизившись и протягивая руку.

Его пронзительный взор до крайности смутил ее, и девушка быстро перевела глаза на отца. Наташа, как и вчера на лестнице, замялась, ведь в обществе было принято целовать ручки только замужним дамам. По этикету мужское приветствие девушкам ограничивалось лишь вежливым наклоном головы. Она не смогла отказать ему и нехотя подала руку, смотря поверх его светловолосой головы, которую он тут же наклонил к ее ладони.

Едва Михаил прикоснулся к ее нежным пальцам губами, склонившись над ее рукой, он тут же почувствовал ее успокаивающие вибрации и некое незримое тепло, разлившиеся по его телу. Ощутив, что ему приятно целовать ее нежную руку, он нахмурился, и тут же взяв себя в руки выпрямился, улыбнувшись. Однако его сердце в эти мгновения стучало в бешеном темпе. Заминка затянулась, и он приветливо спросил:

– Вы голодны, Наталья Алексеевна? Мы как раз собирались заказать что-нибудь на ужин из ресторана.

Она радушно улыбнулась ему, потому что, он верно угадал ее мысли и искренно выпалила:

– Я так голодна, что села бы целого цыпленка или большую тарелку горячих щей.

– Натали! – тут же оборвал ее отец. – Не прилично девушке говорить о том, что голодна так открыто.

– Но я действительно голодна! – улыбнулась Наташа.

– Алексей, оставь! – попросил Чернышев, которому все больше и больше импонировала детская непосредственность девушки. – Мне всегда нравился у барышень хороший аппетит.

– Я знаю, Михаил, что ты большой оригинал! – тут же улыбнулся Огарёв.

– Возможно. Люблю искренних людей и когда говорят правду, особенно если это женщины, – пояснил граф и, переведя взор на девушку, добавил: – Что ж тогда давайте закажем ужин.