– Симочка, как ты выросла, как похорошела, – робко навела мосты бабулина гостья, Маргарита Дормидонтовна. Она стеснялась сомнительной затеи и робела в присутствии нового лица. Свекольный румянец на старческих щечках наводил на мысль о тайне, которой не хотелось делиться. Наверное, бабушка вновь затеяла аферу с потусторонними силами.

– Марго, не отвлекайся. – Анфиса Макаровна сосредоточенно водила листом бумаги перед тощенькой свечой. Огонек на верхушке истерично дергался, расплавленный воск стекал в блюдце с сушеным горохом, у соседей надрывался тяжелый рок, за окном повякивала автомобильная сигнализация, на столе перед двумя напряженно замершими бабульками белела свежая брошюра – таковы были реалии колдовства в двадцать первом веке.

На цыпочках прокравшись мимо, Сима заглянула в сковороду – пусто. Пустая тара – еще не трагедия, если ее есть чем заполнить. Например, омлетом или вчерашней вареной картошкой, которую можно разжарить на масле, покрошив лука и чеснока… Поперхнувшись слюной, Серафима тихо чавкнула дверцей холодильника.

– Александр Сергеевич, потухнет ли солнце? – медленно и трагично провыла бабушка.

«Не иначе – Пушкин в гостях», – умилилась про себя Сима и мысленно попросила у великого поэта прощения за плотское стремление к чревоугодию.

– Вот, сказал, что потухнет, – удовлетворенно и уважительно констатировала Анфиса Макаровна.

– Александр Сергеевич, солнце потухнет не скоро? – продолжала испытывать судьбу бабуля.

– Уф, – облегченно закряхтела Марго. Надо полагать, что поэт не настаивал на скором конце света.

Серафима заинтересованно уставилась на стол, пытаясь угадать, каким образом дух общается с пенсионерками.

– Спроси что-нибудь менее глобальное, – умоляюще шепнула Маргарита Дормидонтовна. – А то у меня давление подскочило.

– Александр Сергеевич, я выйду замуж? – речитативом проныла бабушка.

От неожиданности Сима выронила сковороду, и та, прогремев набатом, прокатилась по полу. Бабулины планы ужасали своей целеустремленностью и неотвратимостью.

Старухи дружно взвизгнули.

– Извиняюсь, – пробормотала Серафима. – Есть очень хочется. Устала, оголодала, не удержала. Надеюсь, Пушкина это не особо напугало.

– Почему сразу «Пушкин»? – возмутилась Анфиса Макаровна. – Может, мы с Грибоедовым общаемся или с Даргомыжским.

– Тогда я оптом извиняюсь перед всеми, – покладисто согласилась Сима, с неудовольствием глядя на натюрморт. Даже если и удастся согреть ужин, есть все равно негде. Вряд ли великие потерпят картофельно-чесночный дух, а бабушка сейчас готова тигрицей отстаивать их интересы. Тем более что столь животрепещущий матримониальный вопрос так и остался не решен.

Сима деликатно удалилась, но терпения и воспитания хватило ненадолго. Через полчаса желудок сжался от голода и начал выводить такие рулады, что пришлось еще раз нарушить спиритический сеанс. Под восторженные «охи» пенсионерок после вопросов «есть ли шанс у Марго найти приличного мужчину с домиком и участком», «уволят ли депутата, который не реагирует на жалобы», «скоро ли поднимут пенсии», «начнет ли ЖЭК менять трубы» она ворвалась в кухню и предложила сразу перейти к основному вопросу, волнующему человечество: построят ли коммунизм.

Маргарита Дормидонтовна подобострастно хихикнула, а бабушка снисходительно поморщилась:

– Дуреха ты моя. Коммунизм – это плохо продуманная теория, которую невозможно осуществить на практике. Хочешь, мы лучше спросим, скоро ли ты замуж выйдешь?

– Не хочу, – испугалась Серафима, явственно представив, как из загробного мира донесется зловещий хохот и будет выплюнуто решительное «нет». – А почему горох в тарелке? Это что, новая технология?

Бабушка купилась и отвлеклась от скользкой темы внучкиного замужества:

– Ты представляешь, мы с Марго решили сегодня сходить на лекцию в ДК про лунный календарь. Ее так интересно анонсировали…

Бабушку, как обычно, унесло в дебри лишних подробностей. Под неспешное повествование, причудливо перескакивающее с астрологических высот то на обсуждение нравов нынешней молодежи, то на размышления про взаимосвязь между хамством и зарплатой кондуктора, Серафима с вожделением посыпала картофель луком, сдабривала чесноком и возила лопаткой по шкворчащей сковороде. Острое чувство счастья и щемящее предвкушение вкуснейшего ужина переполняли Симу, как закипающее молоко, грозя с аппетитным шипением выплеснуться наружу.

– … мы с Марго решили выбрать чулки. В конце концов, женщина не перестает быть женщиной даже после смерти. И запомни: мне не все равно, в чем я буду лежать в гробу. Не халат какой-нибудь, а выходное платье. А то я на том свете буду опозорена на всю жизнь. Все будут как люди – в вечернем и парадном, а я как нищенка. Платье, чулки, туфли – все по высшему разряду.

– Так вы чулки на похороны покупали? – бестактно уточнила Серафима.

– Не дождешься! – хехекнула Анфиса Макаровна. – Мы их еще и тут поносим. Да, Марго? Кстати, Марго купила себе колготки сеточкой. Сима, тебе надо это видеть. Уверена – тебе бы пошло, ты девушка крупная.

Серафима ошарашенно уставилась на Маргариту Дормидонтовну, пугливо прятавшую сухонькие старческие ноги под стул. Увидеть удалось лишь костистые коленки, обтянутые черной паутинкой сетчатого капрона.

– В общем, его биополе вычленило нас в толпе, – торжественно объявила Анфиса Макаровна.

Переход был настолько резким, что Сима утеряла нить повествования:

– Чье биополе?

Необходимый минимум информации про биополя, карму и энергетические хвосты у Симы уже был, поэтому лишних вопросов она задавать не стала.

– Его! Нет ничего случайного, все преднамеренно и продуманно. Судьба вела нас навстречу друг другу.

Испугавшись, что в квартире поселится новый дед, Серафима печально уточнила:

– А сам он где?

Оставалась еще надежда, что у старикана есть своя жилплощадь и он не уцепится клещом за их квартиру. Как правило, обладатели собственных квадратных метров оказывались менее корыстными, врали меньше, а вели себя достойнее, поскольку им всегда было куда уйти. Остальные держались за бабулю насмерть, вызывая у Серафимы бешенство наивной стариковской хитростью и маразматическими выходками.

– Он отбыл, – односложно обронила Анфиса Макаровна.

– Ну и хорошо, – повеселела Сима. – Надеюсь, денег на дорогу он у тебя не попросил?

Бабушка обидчиво поджала губы. Пару лет назад она уже оплатила дорогу на Тибет одному юному мерзавцу, представившемуся духовной субстанцией, временно занявшей чужое тело. Субстанции срочно требовалось либо новое вместилище в виде тела пожилой мудрой женщины, либо денег на дорогу до монастыря, где ему помогут уйти в нирвану. Отдавать тело бабушка поостереглась, поэтому пожертвовала пенсией. Серафима до сих пор поминала бабуле тот печальный случай. До монастыря субстанция так и не доехала, будучи отловлена доблестной милицией во время очередного торга с доверчивой старушкой. Прыщавую юношескую физиономию показали в криминальных новостях с просьбой ко всем пострадавшим позвонить по указанному в бегущей строке номеру.

На сей раз, вероятно, схема обмана была другой. Либо старухам встретился обычный псих, намоловший ерунды и «отбывший» в неизвестном направлении.

– Великому не нужны деньги на дорогу. Ты еще слишком мала и глупа, чтобы понимать такие вещи, – снисходительно пояснила бабушка. – Он отбыл в другой мир, оставив нам, избранным, ключ к потустороннему.

Сима с жалостью посмотрела на бабулю. Анфиса Макаровна всю жизнь отдала внучке, так и не устроив личного счастья, хотя и пыталась. И теперь, на старости лет, ей страстно хотелось заполнить хоть чем-то образовавшиеся пустоты. Именно в эти пустоты и лезла нечисть со всякими аферистами и шизофрениками.

– Почем нам обошелся ключ? – сразу перешла к делу Сима. Ей было обидно за бабушку, явно в очередной раз попавшуюся на удочку к мошеннику.

Вопрос попал в точку. Анфиса Макаровна покраснела и засуетилась, бестолково перекладывая на столе атрибутику. И тут Сима четко осознала, что поторопилась с покупкой сапог. Судя по бабушкиному смущению, «ключ» обошелся недешево.

– Симочка, ты не понимаешь…

– Куда уж мне. – Даже шкворчавшая картошка перестала казаться соблазнительной. Настроение тяжелым булыжником катилось в пропасть. До зарплаты еще надо дотянуть, но вот как?

– Это истинное знание, а не псевдотеория какая-нибудь. Он дал нам книгу…

– Вот эту? – Серафима брезгливо ткнула в свеженапечатанную методичку, выглядевшую крайне несолидно и возмутительно.

Из дальнейшего сбивчивого повествования, во время которого Марго порывалась уйти, но бабуля, пугаясь остаться в меньшинстве, держала подругу за подол, выяснилась методика общения с духами.

Вызвать можно кого угодно, ибо «книгу мудрости» составлял Наивеличайший из Великих, а посему все обязаны подчиняться зову его сподвижников. Сухой горох валяется на блюдце не просто так, а вбирает в себя духов-прилипал, вырывающихся из загробной реальности за компанию с вызванным. Само же общение было довольно односложным: если огонь после вопроса продолжает гореть – ответ «да», если потухнет – «нет». Духи не любят говорить «нет», посему, после того как свеча в первый раз потухнет, следует немедленно свернуть процедуру. Во время ритуала необходимо водить перед огнем листом особой бумаги, выданной Великим.

– Мракобесие какое-то. – Серафима взяла упомянутый «специальный лист» и, резко взмахнув им, строго спросила: – Стоит ли верить Великому?

Хилый огонек погас, выдохнув тощую струйку серого дыма.

– Вот так, – удовлетворенно оповестила притихших старух Сима.

– Это совпадение, – первой отмерла Анфиса Макаровна.

– Разумеется, – кивнула Сима. Какой смысл пытаться доказать свою правоту, если деньги все равно уже не вернуть? Ссориться и убеждать логично лишь тогда, когда еще можно на что-то повлиять. А так – лишь трата нервных клеток.

Сапоги на работе не оценили. Почему-то Серафима была уверена, что обновку заметят сразу, начнут обсуждать, хвалить, но… Ничего такого не случилось. То ли люди очерствели, и всем было глубоко наплевать друг на друга, то ли это распространялось только на нее, так или иначе комплиментов Серафима не дождалась. Лишь Михаил Владленович, привычно прислонившись к объекту страсти в коридоре, в замешательстве обнаружил, что все, в том числе и бюст, находится не на привычном месте, а выше.

– Подросла, что ли? – неуверенно моргнул он и отступил.

– Или вы утоптались, – парировала Сима и в растрепанных чувствах вернулась на место. В течение дня она предприняла еще несколько попыток засветить новые сапоги, но процедура так и не увенчалась успехом.

Тем не менее себе Сима категорически и бесповоротно нравилась. С этим ничего нельзя было поделать. Старые туфли она тщательно упаковала в мешок, твердо решив более это убожество не надевать. Как алкоголик с понедельника решает завязать, так Серафима в очередной раз начинала новую жизнь.

– Разуваева, что у тебя вечно пакеты какие-то валяются, как у бабки-мешочницы? – Лиза раздраженно заглянула под стол. – Будь хоть немного женщиной, а не кошелкой. Если ты вообще понимаешь, что такое женщина.

«Ясно, – успокоила себя Сима. – Не в духе. Либо критические дни, либо проблемы личного характера. Как же она меня достала. Восстать, что ли?»

Новые сапоги и проявившаяся красота ног прибавляли уверенности в завтрашнем дне и будоражили кровь. Тем более что новую жизнь нужно начинать с кардинальных перемен и смены власти.

Серафима старалась относиться к чужим истерикам спокойно. Своих проблем полно, а тут еще посторонние люди пытаются обломать об тебя свое плохое настроение, вызывая на конфликт. Самый замечательный способ ответного удара – отсутствие реакции. Сима всегда представляла себе, как оппонент берет максимальный разбег, чтобы протаранить стену ее сопротивления, а она – раз и отходит в сторону, злорадно глядя вслед обидчику. Чем больше разбег, тем дальше улетит.

Симбирцева на сей раз «улетела» совсем далеко:

– С тобой невозможно работать, я тебя иногда боюсь. Ну чего ты так уставилась на меня, что за тупые улыбочки? Может, тебя интересуют не мужчины, а женщины? Сходи, на гормоны проверься. Корова тупая, сидит и лыбится! Просто жуть какая-то.

Обманчивое молчание со стороны Серафимы только подстегнуло Лизу к дальнейшему развитию темы.

– Слышала бы ты, что про тебя мужики говорят в курилке. Да если бы про меня хоть один процент от всех тех ужасов кто-нибудь озвучил, я бы удавилась. А как они ржут! Мерзко и похабно!

– Я смотрю, тебя тоже противоположный пол раздражает, – сочувственно кивнула Сима, болезненно пережив намек на то, что ее обсуждают. Конечно, Симбирцева могла врать, а что, если нет?

– Меня ты, ты раздражаешь! Просто бесишь! Сидишь тут, котомки, как бомжиха, разложила и дышишь! Шевелишься! Да нормальную женщину твое общество вообще компрометирует! – взвизгнула Лиза.

Серафима медленно поднялась и доброжелательно поинтересовалась:

– В глаз хочешь? Или под дых? Нет, лучше в глаз, так эффектнее будет.

Лиза, теперь казавшаяся с высоты Серафиминого роста еще мельче, обалдело моргнула. Юная начальница настолько привыкла к покорному молчанию подчиненной, что теперь изумилась так, словно телефонный аппарат на ее столе ожил и потребовал независимости, пытаясь перекусить провод.

– Ты что себе позволяешь? – ахнула Лиза. – Хамка! Совсем страх потеряла! Да я тебя сейчас уволю!

– Я вот сейчас тебе вломлю за «тупую корову», – задумчиво рассуждала Серафима, – а потом пойду и поставлю шефа перед выбором: либо я, либо ты. С кем спать, он всегда найдет и без тебя, а вот диспетчера на такую зарплату – вряд ли.

Еще вчера Лиза Симбирцева пропустила бы подобное замечание мимо ушей, но сегодня…

Сегодня все с самого утра пошло наперекосяк. Утром, по дороге на работу, она внимательнейшим образом прослушала свой гороскоп, гласивший: «Сегодня день начала важных дел. Если и закладывать крутые виражи на линии судьбы, то именно сегодня!» Вираж она заложила, едва добравшись до фирмы.

Из солидно поблескивающего джипа, словно тля из капустного кочана, выбирался Бобриков. Виктору Николаевичу с его простецко-пролетарской физиономией, плюгавым ростом и веснушчатой плешью категорически не шел столь пижонистый автомобиль. Более гармонично шеф смотрелся бы рядом с битым «Москвичом» или «Окой». Хотя если продолжить ассоциативный ряд, то и в качестве спутницы жизни ему более подходила потрепанная жизнью супруга, а вовсе не юная и свежая Лизочка. Но последняя искренне считала, что банковский счет окупает как все известные, так и еще не раскрытые ею недостатки босса.

Реакция Елизаветы была спонтанной и по-женски непредсказуемой.

– Витюша! – Она полетела наперерез Бобрикову, косолапо перебиравшемуся через слякотные лужи и отчаянно чертыхавшемуся. – Я решила!

– Погоди, – недовольно осадил ее Виктор Николаевич. – Надо бы организовать, чтобы стоянку нормально чистили. Безобразие, понимаешь. Иду, как ледокол, по колено в жиже.

– Витя, не надо больше этой глупой конспирации. Я больше не буду скрывать наши отношения. Я согласна любить тебя открыто. Жизнь дается один раз, и брать от нее надо все! Почему мы должны давить свое чувство в угоду общественной морали? Я абсолютно не стесняюсь нашего чувства, вот так!

«Хорошая была бабенка, крепенькая такая, ну да ладно…» – элегически подумал Бобриков и, скупо улыбнувшись, прошлепал мимо.

– Витя, ты оглох! – Лиза посеменила следом. – Я больше не стесняюсь нашей связи, я ею горжусь. И пусть все знают. Это не страшно, что у нас такая разница в возрасте. Если родители будут против, я готова любить тебя вопреки их воле и без их благословения.

– Ой, – лучась ехидным добродушием, шеф расплылся в язвительной улыбке. – А то никто не знал, что ты гордишься. Готова она. Эх, молодежь. Все бы вам сразу да на блюдечке.

– Витюша, я не понимаю…

– Ты не расстраивайся. – Бобриков, весело мотая ушастой головой, бодро пошагал на проходную.

– Я и не расстраиваюсь. – Лиза недоуменно перебирала ногами, стараясь не отставать. – Ты не понял, я готова связать с тобой жизнь, понимаешь?

– Чего ж не понять, – внезапно остановился Виктор Николаевич. – Очень даже понимаю. Все хотят. Тебе работать здесь нравится?

– Да, – попятилась девушка, как раз планировавшая уволиться и осесть дома, лишь изредка набегая на фирму в роли хозяйки. Но, по идее, Витюша сам должен был предложить ей этот вариант. Не к лицу жене миллионера работать. Нынешняя супруга Бобрикова в качестве соперницы не рассматривалась, потому что – смешно. Где она, а где Лизочка.

– Ну вот и работай. Или не работай, – непонятно пошутил шеф, потрепав Симбирцеву по щечке.

Никогда нельзя переоценивать свое влияние на мужчину. Конечно, излишние комплексы и заниженная самооценка еще никого до добра не доводили, но и в гордости за себя, любимую, надо знать меру. Лиза была еще слишком юна, чтобы правильно оценивать позиции и перспективы. И слишком самоуверенна, чтобы вовремя остановиться.

– Я даже не знаю, – кокетливо протянула она, в недоумении догоняя босса, который слишком быстро удалялся, даже не озаботившись тем, чтобы удостовериться: понята ли его шутка. То, что сказанное шуткой не было, Елизавете даже в голову не приходило. – Вообще-то, я бы лучше не работала.

– Тогда пиши заявление на увольнение через две недели. Раньше никак, нужно тебе замену найти.

Слово «замена» Лизе не понравилось. Оно было подозрительным и скользким, как змея за пазухой. Что-то было не так. В воздухе сгущалась фатальная необратимость негативных изменений в Лизочкиной судьбе.

Именно поэтому, вместо того чтобы вступить в конфронтацию с Серафимой, начальница внезапно притихла в углу, погрузившись в невеселые размышления о стратегии дальнейшего поведения.

– Лиза, ты сегодня очаровательно выглядишь. – В операторскую ввалился Вова Хрящиков со сникерсом в потной ладошке.

Серафима тут же злорадно представила, во что превратился шоколадный батончик, нервно сжимаемый хрящиковской лапкой.

– А я? – басовито хохотнула она, выставив в проход ногу на новом каблуке. Щуплого Вову такой ляжкой можно было только напугать, но никак не вдохновить на комплимент. Переступив через Серафимины прелести, как через бревно, Вова застенчиво протянул сникерс Лизе.

Серафиме этот кусок шоколада с орехами даром был не нужен, хотелось мужского внимания, отсутствие которого особенно остро сказывалось на фоне покупки сапог и обновленного постройневшего образа.

– Я на диете, – буркнула Симбирцева, нервно вскочив и выбежав из комнаты.