Ничего пугающего в его облике не было, но появился он столь неожиданно, что Марат смотрел на него с опаской. Молодой человек не слишком бы удивился, если бы старик у него на глазах превратился сейчас в чёрный и едкий дым и, клубясь, полетел к высокому чистому небу. Или же, наоборот, провалился сквозь землю, оставив наверху лишь портфель, а потом с досадой высунул из-под земли руку, схватил портфель и спрятался обратно. И зашипел при этом недовольно – крш-мш-мш…

Но ничего подобного старик не сделал, он спокойно ожидал ответной реплики Марата, будто экзаменатор – ответа студента. Молчание затягивалось.

– Мне нужно написать биографию Александра Тарцини, – опрометчиво брякнул Марат. Сказал – и сам испугался своих слов.

Старик холодно посмотрел ему в лицо.

– Тарцини мёртв, молодой человек. Не шутите с его памятью.

– Я не шучу.

– Мёртвый он не менее опасен, чем живой, по крайней мере, там.

Он поднял свободную руку и медленным жестом указал на Обитель.

Налетел тёплый ветер и принес с собой запах цветов с поля. Этот аромат, который Марат почувствовал только сейчас, удивительным образом казался и привлекательным, и отталкивающим одновременно.

– Я не шучу, – повторил Марат. – Мне нужно написать биографию Александра Тарцини. У меня такое задание.

– От кого?

– От отшельников, – ответил Марат.

Его собеседник смотрел на него с явным удивлением.

– Почему такое задание дали вам?

Марат рассказал про Тиберия.

– А-а… – понимающе протянул старик и несколько раз кивнул головой. – А хоть написано-то хорошо было?

– Вам это интересно?

– Пожалуй.

А лёгкий ветер то прилетал, то улетал, гоняя вокруг волны манящего цветочного запаха. Колыхались еловые лапы, по листьям лип и берез, не переставая, скакали солнечные блики. Хотелось сойти с дороги и с головой окунуться в море дурмана… Невысокие травы перешептывались, жёлтые колокольчики цветов явственно звенели. Когда он услышал этот звон?

– Это мутация, – заявил старик, проследив за направлением взгляда Марата.

– Какая мутация? – недоуменно переспросил Марат.

– Да кто её знает? Рядом с этими цветами вам стоять не стоит. Ближе подойдете – отравитесь. Пойдёмте, молодой человек.

Он двинулся в сторону Обители. Марат пошел рядом, пытаясь вспомнить название этих цветов. Оно ускользало, оно было неуловимо, а его следовало бы знать, потому что именно оно являлось ключом к происходящему…

О, Логос, о чем я думаю?

Старик снова заговорил.

– Да, похоже, не нравится вам это задание.

– Я этого не говорил, – сказал Марат.

– Говорили или нет, а всё равно не нравится. Иначе вас не было бы здесь.

– Вы много знаете, – заметил Марат. Ему не хотелось вступать в бесполезный спор.

– Да, – согласно кивнул старик, – я много знаю.

Он замолчал, искоса поглядывая на Марата. Взгляд его стал странно отрешённым. Губы задвигались, беззвучно шепча какие-то слова. Казалось, он рассчитывал что-то в уме.

– Кто вы? – спросил Марат.

– Меня зовут Григорий Штоколов, – сообщил старик. – Вряд ли это имя вам о чем-нибудь скажет.

Имя действительно было незнакомо Марату, и собеседник понял это.

– Когда-то оно было довольно известно в научных кругах, – произнес он. – Но очень давно.

– Вы что, живёте здесь?

– Да, молодой человек, можно сказать, я живу здесь. Вас это удивляет?

– Честно говоря, да.

Штоколов скупо улыбнулся, не разжимая губ.

– Вы ещё молоды, – сказал он. – Вам ещё не раз предстоит удивляться.

Марат понял, что старик не хочет обсуждать эту тему, и прекратил разговор, хотя любопытство не оставляло его, и вопросов оставалось много. Между тем Обитель была уже совсем близко. Её стены круто уходили вверх. Издали они казались абсолютно гладкими, теперь же Марат разглядел, что их украшают выпуклые барельефы. На одних распускались огромные цветы, скалили зубы фантастические хищники, вскидывали гордые головы олени, извивались змеи, орлы расправляли крылья, порхали бабочки, мчались табуны лошадей. На других барельефах можно было видеть сцены из жизни людей. Короли сидели на тронах, нищие бродили по улицам городов, армии уничтожали друг друга, матери укачивали младенцев, тонули корабли, по небу плыли самолеты, заводские трубы извергали дым, охотник убивал волка, пахарь устало тащился за плугом… Картинки переходили одна в другую, сливались в единое гармоничное целое.

– Ух ты… – восхищённо выдохнул Марат.

– Это было задумано как зеркало истории, – равнодушно заметил Штоколов, – но оно вышло, на мой взгляд, довольно искажённое. Вот главный вход.

Над высокими арчатыми дверями уверенно выступала из стены женщина с красивым, но холодным лицом, вероятно, какая-то богиня древности. В её протянутых руках поблёскивала под солнечными лучами серебряная нить. Вход пышным венком оплели мраморные листья винограда. Тут же висели и гроздья, не мраморные, а словно бы светящиеся, прозрачные, из удивительно тонкого стекла.

“Как они не побились?” – мелькнула у Марата неуместная мысль.

Двери раздвинулись сами, приглашая войти, и чёрный проем показался Марату пастью неведомого чудовища, готового поглотить его и старика.

– Вы идёте туда? – осторожно спросил он.

– Разумеется, я иду туда! – сказал старик, вдруг придя в раздражение от бестолковости Марата. – Я же объяснил, что живу здесь.

Марат нервно сглотнул. Ему страшно не хотелось следовать за стариком в эту чёрную пасть. Но Штоколов заметил его замешательство.

– Там, внутри, не опаснее, чем здесь, – проговорил он медленно. – Если Обитель захочет отпустить тебя, то отпустит, даже если ты заглянешь в здание. Если же не захочет…

Он не договорил, развел руками и со значением посмотрел на Марата…

– Боишься?

– Нет.

Старик с одобрением кивнул.

– Правильно. Глупо бояться смерти. Это всего лишь небытие. Не так уж это плохо – не быть, как ты думаешь?

Марат только сейчас заметил, что Штоколов перешел на ты.

– Не знаю, – сказал он с притворным безразличием. – Я не думал об этом.

Он лукавил, но свой страх показывать не хотелось. Он отвернулся от Штоколова, нарочито равнодушно огляделся вокруг. Солнце неспешно поднималось к зениту. Ослепительно белые облачные сферы сгрудились над холмами близко-близко друг к другу, сложились в правильный треугольник, словно невидимые духи воздуха готовились начать игру в шары.

Помедлив, он снова перевёл взгляд на Штоколова. И тут стало происходить что-то непонятное.

Старик вдруг исчез из поля зрения Марата, через долю секунды появился вновь, но весь он был какой-то расплывчатый, портфель его стоял на земле, а сам он прижимал ладонь к груди, словно клятвенно заверяя кого-то в чём-то. Потом его размытая фигура заметалась туда-сюда, оживлённо жестикулируя, то стремительно кивая головой, то вдруг указывая рукой на Марата.

Марат хотел спросить, что происходит, но у него не получалось. Он вроде бы двигался, но медленно, так медленно, а события вне его сменяли друг друга с такой скоростью, что он не успевал глазом моргнуть – в буквальном смысле этих слов.

Он шагнул к старику, но тот увернулся, был где-то рядом, но догнать его невозможно было.

Паника охватила Марата.

Странное это состояние продолжалось для него около минуты, за которую он успел передумать многое. Потом – тик! – всё мгновенно починилось. Старик стоял к нему спиной, смотрел на Обитель и не шевелился. Травы мирно покачивались потихоньку, а не метались, как волны в бурю. Марат облегчённо перевёл дыхание. Часы мира и его собственные вновь пошли с одинаковой скоростью.

Он тряхнул головой, огляделся. Всё обычно.

Показалось?

Да, наверно. От волнения, от усталости.

Но…

Он посмотрел на холмы и вздрогнул. Очертания облаков поменялись. Не было больше треугольника. Сверкающие шары рассыпались, раскатились, заняли полгоризонта, словно игра уже вовсю шла на этом лазурном поле.

Но минуту назад же всё выглядело по-другому!

Он совсем растерялся. Где я? То есть… когда я?

Старик обернулся. И Марат увидел, что тот выглядит не менее потрясённым. Лицо его дёргалось, губы шевелились, глаза смотрели в пространство.

Портфель стоял на земле.

Штоколов шагнул к Марату.

– Я могу помочь тебе, – быстро сказал он.

– С чем? – непонимающе спросил Марат.

– С жизнеописанием Тарцини, разумеется.

Марат покачал головой с недоверием.

– Как?

– Я дам тебе сведения о нём, – серьёзно произнёс старик. – У меня есть многое, очень многое…

– Да, но… – Марат замялся.

– Понимаю, понимаю. Я знаю, кому понадобилась эта биография. Заказчик требует представить его с самой выгодной стороны. Так оно и будет, не волнуйся.

– Ну начнём с того, что заказчик потребует указать, где я эти сведения взял, – заявил Марат.

– Ты это укажешь, – уверенно ответил Штоколов.

Старик вдруг очень оживился и взял Марата за плечо. Глаза его испытующе заглядывали в лицо молодого человека. В них появился торжествующий блеск, словно судьба преподнесла Штоколову дар, о котором он тайно мечтал, но на который не смел надеяться.

Это возбуждение неприятно удивило Марата. Он предположил, что старик попросит его об ответной услуге, и скорее всего, речь пойдет о чем-то неприятном или опасном.

– Зачем вы будете это делать? – настороженно спросил Марат.

– Зачем? – переспросил старик и отпустил плечо Марата. На лицо его постепенно возвращалось прежнее непроницаемое выражение. – Ты поможешь мне в одном деле.

– В каком?

Штоколов прикрыл рот рукой и откашлялся. Потом он медленно наклонился и поднял с земли свой портфель. Казалось, он тянет время для обдумывания ответа.

– Видишь ли, я провожу один эксперимент… Речь идет, хм, ну скажем так, о перемещении во времени. Для этого мне и требуется помощник.

“Странные дела тут творятся”, – подумал Марат.

– Да, звучит странно, – сказал Штоколов, прочитав мысли Марата. – Подробнее я объясню потом. Сам по себе опыт не опасен, если не считать того, что он проводится в Обители. Но она пока отнеслась к тебе благосклонно. Ты еще жив.

– Спасибо.

– Не меня благодари. – Штоколов вдруг заторопился. – Сейчас я ухожу, найду тебя через неделю. Тогда я расскажу, в чем заключается суть эксперимента, и если ты дашь согласие, мы обсудим условия… – он запнулся, – нашего договора. Можешь и отказаться.

“Надеюсь…”, – сказал про себя Марат, думая только о том, как бы отсюда выбраться. Он пожал плечами:

– Через неделю так через неделю.

– Зайдём в Обитель.

Марат последовал за Штоколовым.

Внутри царил полумрак. Окон не было, свет с улицы сюда не проникал. Под высоким потолком медленно двигались разных размеров сферы: каждая из них вращалась вокруг своей оси, и все вместе они вращались вокруг самой большой сферы. Это походило на модель Солнечной системы, но планет было всего семь, и те четыре, что перемещались по внешним орбитам, были значительно крупнее своих сестрёнок, приближенных к центральному шару, который испускал ровное холодное свечение. Только этот свет приподнимал тонкую вуаль мрака, лежавшую на всех предметах в помещении. Из темноты выступали фигуры и лица каменных статуй, смотревших на людей с угрюмой иронией.

Штоколов не озирался вокруг, все это было ему привычно.

– Я ухожу, – снова сказал он. – Пойдешь обратно – не сходи с дороги. Сгинешь.

Он пожал руку Марата, повернулся, пошел прямо на стену и вошел в неё, растворился.

Марат опешил. Сделал несколько шагов вперед и дотронулся до холодного камня. Стена как стена. Белый мрамор с синеватыми прожилками, похожими на тонкие вены.

Он провёл по стене ладонью, и вдруг рука его провалилась внутрь, исчезла. Марат отдёрнул её, как обожжённый.

Ничего себе…

Пойду-ка я отсюда…

После сумрачной прохлады Обители весеннее солнце дохнуло жаром. Марат медленно шел по чёрной дороге, повторяя имя нового знакомого… Штоколов, Штоколов… Все-таки где-то он его слышал.

В глубине души Марат был потрясён, хотя и старался отделаться от этого чувства, или, по крайней мере, загнать его вглубь, запереть в дальнем уголке души и не выпускать. Обитель Разума открыта, в неё можно войти, и можно выйти оттуда! О, Логос! Океаны закипели, закачались горные вершины, и с неба посыпались ящерицы. Основы мироздания колебались.

Тот факт, что с ним ничего до сих пор не произошло, противоречил всему, что усвоил Марат с детства.

“Если я доберусь до телепорта и попаду домой, значит, все рассказы про Обитель – ложь?”

Он не мог этому поверить. Это не укладывалось в его голове.

Марат попытался рассуждать здраво. Предположим, Обитель – безобидное старинное сооружение, и все ошибались на её счет, включая служителей Логоса. Трудно сейчас сказать, что произошло тогда, в ночь убийства Тарцини, но сегодня находиться здесь не более опасно, чем по другую сторону холмов. Это людское воображение сделало из долины заколдованное место…

Многое укладывалось в эту схему, кроме того непонятного фокуса со временем и таинственного исчезновения Штоколова. Эти детали легко опрокидывали все логические построения и восстанавливали первозданный хаос.

Кто такой Штоколов? Почему он живет здесь?

Если бы сейчас под ногами Марата разверзлась земля, открыв внизу огненную пропасть, то в последний миг он, пожалуй, испытал бы облегчение.

Но ничего не происходило. Напротив, трудно было бы представить более мирный пейзаж.

Весна изо всех сил пыталась очаровать молодого человека. Мягко, ненавязчиво она манила его к себе, прикидываясь тихой, застенчивой и непорочной. Она бродила по цветущему лугу и протягивала к солнцу тонкие руки. Свет и тень перетекали друг в друга на шелестящих кронах деревьев, образуя сложный, запутанный, невероятно красивый узор. Бездонная перевернутая чаша неба оперлась краями на гребни холмов. Казалось, стоит подняться на холм – и прикоснешься рукой к синей стене, сделанной из какого-то тёплого, прочного и упругого материала.

Марат дошел до луга с жёлтым дурманом. Воздух здесь сгустился от застывшего в нем аромата. Даже ветер застревал в этой вязкой субстанции и не пробегал мимо, как обычно, быстро и весело, а полз медленно и вяло, словно на нем повисла огромная тяжесть.

Цветы застыли в мёртвой неподвижности. Над ними вызывающе гудел одинокий, рано пробудившийся шмель. Его ровное гудение сливалось с неумолкаемым звоном, доносившимся неизвестно откуда. Можно было подумать, звенит тишина.

Шмель долго кружился, выбирая, наконец, заполз массивным мохнатым телом в один из хрупких изящных колокольчиков и затих. Потом вылетел оттуда, довольный собой, и его победное низкое жужжание стало удаляться. Он полетел в сторону холмов.

Марат резко остановился.

– Вот сейчас я и проверю, – пробормотал он вслух и сошел с дороги. Цветы покачивали жёлтыми головками.

Тяжёлый солнечный шар полыхал в чистом, побледневшем от зноя небе. Лучи стремительно обрушивались на долину, легко пронизывали молодую клейкую листву и превращали протекающую внизу реку в извилистый поток ртути.

Марат опустился на колени, протянул руку и сорвал жёлтый цветок. У цветка был плотный и длинный нежно-зелёный стебель. Марат подставил тыльную сторону ладони – с обломанного конца стебля стекла капля прозрачного сока. Внутри колокольчика дрожали чёрненькие крохотные тычинки.

Этакий миниатюрный анчар…

Впрочем, цветок выглядел самым обыкновенным, только вот названия его Марат не помнил. Он вздохнул и поднялся.

Неужели я доберусь до телепорта? чудеса…

Он добрался до телепорта, и до дома тоже, повторяя про себя номер кабины, той, что стояла в долине. За пару минут он выучил этот номер, как молитву.

Аристотеля не было. Марат бросил растение на стол. Цветок уже начинал увядать, хоть и был только что сорван.

Марат прошелся по комнате. Во всем мире был только один человек, с которым он мог говорить о сегодняшних странных событиях, но еще вчера Марат ни за что не стал бы с ним встречаться. Однако тревожные мысли одолевали его, он не знал, что с ними делать и в конце концов не выдержал.

– Проклятая кошка! – ругнулся он, взял куртку и вышел.

Антарктида и Даниель

И снова телепорт покорно впустил его.

В пункте назначения было сумрачно и холодно. Марат стоял в огромном металлическом ангаре. По ангару ползали воздушные платформы, гружёные бочкообразными контейнерами. Над головой нависали подъемные краны, похожие на диковинных животных. Они, эти животные, наклонялись к платформам, хватали бочки стальными когтями и переносили их к стенам, выставляя один ряд за другим. Освобождённые платформы выплывали из ангара и на смену прибывали новые.

В ангаре не было ни одного человека.

В сущности, этот отлаженный за десятки лет процесс и не требовал участия людей. Тарцини начал добычу полезных ископаемых в Антарктиде, где ранее никакой промышленности не было, и позже довел её до полного автоматизма. Все, что удавалось вырвать у ледяного материка, свозилось сюда, где находился крупнейший грузовой телепорт.

Грузовых телепортов, предназначенных для перемещения очень больших масс, существовало в мире всего несколько штук. Вероятно, их создание было связано с какими-то техническими сложностями. Из-за этого обстоятельства сокровища Антарктиды – металлы, а главное – уран – приходилось транспортировать сюда более традиционным способом, на платформах. Впрочем, эта перевозка опять-таки не требовала вмешательства человека… Механизмы работали без устали, краны все нагибались и нагибались, выпуская хищные когти…

Марат мельком взглянул на это бесконечное движение, зябко поежился и запрыгнул на одну из свободных платформ, которая плыла к выходу.

Снаружи стоял мороз – градусов тридцать, не меньше. Сверху сыпались острые колючие льдинки. По узкой дорожке между торосами медленно полз снегоочиститель.

Дикий холод радостно принял Марата в свои объятия. Он, видно, скучал в одиночестве.

Платформа за пару минут доплыла до жилого корпуса. Марат спрыгнул на ледяную дорожку и позвонил в дверь. Внутри было глухо.

С досадой он ударил по двери кулаком, раз, другой… Наконец, она медленно и бесшумно поехала в сторону. Марат скользнул в узкую щель, не дожидаясь, пока дверь откроется до конца.

– Привет… – с недоумением произнес человек, впустивший его. – Ты чего здесь делаешь, Марат?

Это был тот самый Даниель, которым так интересовались Инга и её отец.

Они были знакомы с самого детства, но Марат вряд ли мог когда-либо назвать его другом. Общались они очень редко. Впрочем, Даниель вообще мало с кем общался. Он не нуждался в этом, или ему казалось, что не нуждается.

Судьба жестоко обошлась с ним, дав пытливый ум исследователя. От природы он был очень талантлив и очень энергичен. В юности, когда мнилось, можно добиться всего, если пожелаешь, Даниель чувствовал своё превосходство над окружающими, поэтому пренебрегал ими. Он долго искал применения своим дарованиям, но они не были нужны в мире, где жили ожиданием Логоса. Отшельники, хозяева планеты, не поощряли тягу к научному знанию. И сейчас, когда ему было под тридцать, им овладела полная апатия.

В Даниеле скрывалась постоянная злость, вечная обида на судьбу за то, что он родился не в своё время. Эту обиду он вымещал на людях, которые сталкивались с ним, и в конечном итоге остался в одиночестве.

Их с Ингой брак был, конечно, недоразумением. Он случайно заметил её свежую красоту, не раздумывая, женился, и, так же не раздумывая, ушел от неё. Вся эта история мало для него значила. Подобное безразличие, чтобы не сказать – жестокость, претило Марату, и его отношения с Даниелем, прежде, может быть и не дружеские, но достаточно тёплые, сильно охладились после этого случая.

Впрочем, Даниелю было наплевать и на это.

Вот уже почти год он почти безвылазно сидел на полярной станции, следя за перемещением грузов. Здесь можно было, по крайней мере, видеть технические достижения прошлого, столь им обожаемые. Такая пустая жизнь не слишком удовлетворяла его, он потихоньку катился вниз, балуясь алкоголем и, порой, дурманом. Может быть, поэтому служители Логоса до сих пор не удосужились серьёзно заняться им, сочтя, что это добровольное заточение не слишком отличается от ссылки на Остров и, во всяком случае, приведет к тому же исходу…

Сейчас Даниель стоял перед Маратом, небритый, в расстегнутой рубашке. Он был невысокого роста, темноволос и черноглаз. Слегка вьющаяся спутанная прядь падала на лоб. Худое лицо с подвижными чертами было бледным и помятым.